Лето, жарко, и город Ялта, в городе море, у моря на пляже еда с диковинным именем чебуреки. Выклянчил, и губы, подбородок, руки — все чебуреки. Чего и где не едал, а помню роскошные, привольно в памяти в тишине проплывающие чебуреки. А звуки? Чистые, неосязаемые?

             Катерина. Луч. Темное царство. Заскорузлое. Непролазное. А пламя разгорится из искры. Займется, заполыхает, и луч озарит: царство света. Добролюбов? Удушливый критик в слове лит-ра (в дневнике, в расписании) проваливался вместе с дефисом.

 Дневник требовалось расписанием и домашними заданиями заполнять. Не желалось, видимо, чуял: бумагу и буквы надо беречь, и то и другое мне пригодятся. Но дневники собирали — не поверите — на проверку. Что там проверять? Всё. Дневники, и не только! Возвращалось с чернилами красными — всё заполнить! То есть: прожитое буквами оживить, возобновить! Мистика. Темное царство!

             Но был, был, прорывался! Темное царство вспарывал животрепещущий луч, сияя, вонзался!

 Свободное течение звука обтекало настойчиво, но деликатно актовый зал, по углам которого на школьном вечере (было велено, давая отпор, проводить) над юными телами разгоряченными нависали блюдущие бесполые кариатиды.

 Когда кариатиды, усыплённые сплетнями и мельтешением, отрешались — внезапно звук прорезался, животрепещущий луч, сияя, вонзался! И — первый бал Наташи Ростовой, и юный Николенька от волнения перья ломает, и — love, одно за другим, I love you — вместо серого like it из учебника...

Читать рассказ полностью