Пабло Саборио

Поэт и художник абстракционист Пабло Саборио родился в  Сан-Хосе, Коста-Рика, в 1982 году. С тех пор жил в нескольких странах, включая США, Германию, Швецию. В настоящее время живет в Копенгагене, Дания, где является постоянным членом «Творческого Коллективного Пространства» в Фредериксберге, вместе с 23-мя другими художниками, поэтами, мистиками, мечтателями.

Он получает вдохновение от чувства недостатка. «Есть дни, когда я просыпаюсь и ощущаю общую атмосферу пустоты в мире. Я чувствую настоятельную необходимость создать что-то новое, ввести новую форму в мире, пытаясь - как бы мгновенно заполнить пустоту каким-то нежным эхом ».

В начале своего образования он понял, что идеи и язык вообще могут идти исключительно далеко в схватывании и описании нашего существования. «Абстракция настолько близко подводит меня к бесформенному, неосязаемому, непостижимому, что в некотором смысле более реальна, чем объекты, формы и имена мира, в котором мы живем».

                                                           По материалам «Who Knows Magazine»

Мост

Гладь озера запечатлела 
оттиск
не отраженной мглы. 
Разверзлись хляби,

и сущности неявной 
бурный натиск
в синяк сложился из обычной ряби.

И было так скабрезно, 
неуместно
отображенье это гулкой бездны.

Суть обнаженный образец 
эпохи, когда 
написанные наспех строки

становятся оберткой пустоты, 
растущей со страницы 
на страницу.

И было странно, 
что мне явным мнится
стремление к исходным чувствам тонким.

И смерть тогда вошла 
в мои мечты.
Нет смысла видеть, как твой образ длится

в делах, которые сбивают с толку…


Bridge

The surface of the lake
was bruised
with a darkness
that could not have been borrowed.

It was a patch of tense
turbulent essence, 
emerging from the common ripples. 

It was a particularly indecent
display of profundity, 
being a nude example of universe.

The days where speed makes a string
uncoiling in a vacuum
enveloped by place. 

It was strange 
that no cloud
gravitated toward the opening phenomena. 

It was then that I began thinking
of death; 
to no longer locate myself 

in the affairs that confuse.

 Тяжелые шаги

Хрупкий и старый
идет одинок, руки сзади в замок,
голову свесил на грудь, плетется, земля из-под ног,
будто дряхлый плывет Итакаре
в мелодиях регги, в сезонных бризах.
Убогий старик, спотыкающийся о мысли,
умоляющий боль сковать его душу
так, чтобы та не страдала жестоко
под хлыстом сожалений. –
Отчего же унынье дает мне простить тебя, а;
подойди, старина,
сядь рядом со мной, послушай ночные светила.
Там есть еще вещи, коим боль
                 твоя не повредила б…


Heavy Steps

Old and brittle man
walking alone, hands behind back
dragging his feet, stooping his head
as the town of Itacar; swam
in melodies of reggae, seasons of breeze
Poor old man, stumbling amongst thoughts
entreating pain to numb his soul
so as to never suffer harshly
from the whip of regret —
Why does sadness allow me to forgive you;
come here old man
sit by my side, listen to the stars
there are still things your pain
                     will never mar

  Другая форма конвергенции

Если бы вы только знали
напряжение этого ожидания

у времени аномально короткий охват

Осознаю каждым корнем щетины
пронзающей щеки мои

бешеный пульс голосов 

неистовых
Слышу свое красноречие
и знаю что 
лгу

если бы только нужное слово найти
что укрощает бурную неподвижность
выстилающую мягкой травой
мое горло
молитва есть испарения форма

ее сокрушительная полнота
открывает мне 
область потери
ориентации

где одномоментно
и скважина я
и соглядатай.



Another Form of Convergence

If only you knew
the intensity of this wait

time has an abnormally short reach

I am conscious of every stub of hair
busting through my cheeks

these organs pulsating madly

fiercely
I hear my voice as a public declamation
and I know that I am
lying

if only I could find the right word
that tames the turbulent static
begin pouring soft flora
down my throat
the prayer is a form of evaporation

its crushing plenitude
opens up a region
for me to forget
my bearings

in the simultaneous act
of being keyhole and
spy.

 Поэтическое исследование

Визуализировать
первый акт
насилия
что дал смысл
слову
«насилие»
первую собаку
что символизировала
род всех собак –
момент
когда слово
было уже не
абстракцией
но всей историей
мира

Представить
безвременье
прежде чем мы дали
ему имя
или счастье
перед тем как оно
стало целью
или истину
с пока еще
вложенным в нее
невыразимым
сознанием

предполагать
что смысл
был крепким 
скелетом
а вечные истины
живым 
покровом

постигать
материю, как
засушенный дух
или дух
как сон
атомов

принять 
лишь раз
что все сущее
только миг жизни
а смерть – 
это вся сущность
поэзии.

Poetical investigation


Visualize
the first act
of violence
that gave meaning
to the word
‘violence’
the first dog
that symbolized the
genus of all dogs –
the moment
when abstract
was no longer
a word
but the whole history
of the world
 
 
Imagine
the timeless
before we gave
it a name
or happiness
before it
became a goal
or truth
when consciousness
was still ineffable
and nesting
 
 
Suppose
meaning
was the hardest
bone
and eternity
a living
cloud
 
 
Conceive
matter as the
drying spirit
or spirit
as the sleep
of atoms
 
 
Assume
if only once
that essence
is the entire
instant of life –
and death
is the entire
essence of poetry.

 Наброски в маскировке

разбор ответов, поиски решений
лишь океаны в зоне тишины

могильный грозный постук черных клавиш 
стекание окровавленной души

пожатье рук с ветров каскадной цепью
от нот безмерных прошлых рождено

и кое-что однажды достигает 
заоблачных глубин что мел в руке 

художника рисующий оттенки
и завитки как сонм пустопорожних
названий бытия.



Sketches in disguise


the analysis of answers
only oceans in the pocket of silence

the tapping of grave thunderous black keys
being nothing but drips of red soul

to hold hands with a concatenation of winds
born from the music of immeasurable pasts

something has reached high and deep
like the chalk of an artist

drawing shades and swirls
like empty names of
existence.

Бамбук

Пусть даже это все необъяснимо,
пока моя тюрьма тесна, как кожа,
мой окоем безбрежен, как молчание

Хоть это вовсе и непостижимо,
мгновенье очевидно, словно боль, но
душа на пике мертвенна, как прах

Наверно мне известно лишь одно:
так много крови вылилось в бою,
а хлипкое все это межеванье
окончилось висячею строкой

И все ж я был любитель скучных тем:
подсчитывать преграды из ошибок
глотать скрижали, будто белый шум

Поэтому, от автора в сторонку,
по-матерински заставляют думать
те облака, но мнится их движенье
настолько же спокойным, как бамбук…

Bamboo

Even though it is immeasurable
       My prison is still tight as skin
but my horizons wide as silences

Although it is incomprehensible
       The moment is clear as pain
but the mountain inside cold as ash

Since I have known only one
       Many drops fall as from bloodshed
but the fragile division was born as orphan

Nonetheless I was lover of the loneliest desert
       Counting the walls that serve as mistakes
but swallowed all the scriptures that read as noise

Thus, metaphorical speaking aside
       The clouds raised thoughts as mothers
but motion now seems so still as bamboo

 Моя философия

Я больше не погружен,
отчасти затоплен или похоронен,
но тесно завязан и даже флотирую
в том непосредственном скарбе, что мы называем словами.
Такой я, какой я и есть.
Весьма неуместная нынче моя философия –
похожа на лампочку,
пар из ноздрей –
на намеренье и упованье.
Я просто рассеян здесь
вкупе с простым содержимым обычной реальности,
поскольку мне нет, что сказать.
Смотрю прямо в центр объектов.
Да, они там,
но что-то конкретное я не могу пока вымолвить,
как ни был бы близок
к интеллектуальному переложению чувства. 
Привычней для нас это прозвище – мир. 
Слова мои, кажется, брошены,
точно тот камень, что некто
пнул в сторону, прямо в колючий кустарник
туманного нечто...



My Philosofy

I am no longer immersed
somewhat buried or submerged
but closely tied or floating
with those immediate things we call by words
I am that I am
my most irrelevant philosophy
closest to the light bulb
the breath on my nostril
to the plan and the hope
I am abstractedly here
together with the contents of plain reality
since I have nothing to say
I stare directly at the center of objects
yes, they are there
and I haven’t yet said anything in particular,
however close I feel
to the intellectual assumption
we like to nickname
the world
my words seem abandoned
like the stone someone else
kicked aside
down the thorny bushes
of something else.