Завершился восьмой международный литературный фестиваль "Чеховская осень-2017". Масштабный: более двухсот участников в 11 конкурсных номинациях. Представительный: члены жюри и конкурсанты приехали в Ялту из Иваново и со Ставрополья, из Москвы и Петербурга, из Палестины и Афганистана. 

Устроители фестиваля, оргкомитет и руководство одного из крымских писательских союзов, сделали всё, чтобы на фестиваль прибыли и выступили в Ялте делегации из Донецкой и Луганской народных республик.

Поэты и барды сражающихся республик не подвели: собрали на фестивальных конкурсах множество призов.

"Артбухта" поздравляет с присуждением Гран-При "Чеховской осени-2017" донецкую поэтессу Анну Ревякину, нашего автора. На фестивале она читала отрывки из поэмы "Шахтёрская дочь". В руках - книжка из допечатанного тиража. Расходится стремительно: эти тексты изучают на уроках литературы в школах Донецка.

Мы – подвальные, мы – опальные,

кандалы наши тяжелы.

Мы – идея национальная,

мы – форпост затяжной войны.

Чёрной совести боль фантомная,

боль, что мучает по ночам,

эта домна внутри огромная,

наша ненависть к палачам.

Мы священные, мы убогие,

мы у боженьки в рукаве.

И глаза Его слишком строгие.

И следы Его на траве.

Утром встанем, пересчитаемся,

похоронимся, поревём.

Эх, война-война – девка та ещё!

Частоколы да бурелом,

заминированы окраины,

человеческий страшный суд.

Авель помнит, что всюду Каины,

только высунешься – убьют.

- Я до сих пор не могу в это поверить, - говорит Анна, - но самый-самый главный приз международного фестиваля отправляется в город-герой Донецк. Это прорыв для донецкой литературы, прецедент, огромная честь для меня, для всех нас. Тот самый мост, который соединяет и объединяет.

Как это было? Утром читки. Три члена жюри, я помню всё наизусть, но волнуюсь дичайше, поэтому выхожу с книгой, в которую ни разу не глянула. Мой голос, как стая юрких крымских рыб, проплывает над головами жюри и гостей. Потоком воздуха голос выносит за пределы аудитории. Голос плывёт по коридору четвёртого этажа, голос этот принадлежит мне и мне не принадлежит вовсе, это голос моей Марии, это голос моего Донецка. Кто-то заплакал, кто-то покрылся мурашками...

Потом было длинное воскресенье. Волновалась ли я? Нет.  И вот этот момент: объявили всех-всех, а после называют мою фамилию. Были ли мои ноги ватными и свинцовыми одновременно? Да! Я шла в тумане, который словно бы спустился с гор Ялты на излёте октября и проник в зал, где проходило награждение. Этот туман укутал меня с ног до головы! Спа-си-бо... И это ещё не всё. Я везу в Город До и диплом победителя в конкурсе одного стихотворения про Крым.

Рельсы режут на две неравные половины
полуостров, что когда-то был территорией Украины.
Моё Чёрное море с волнорезами и буями,
за тебя теперь надо расплачиваться рублями.
Кроме смены валюты, власти, символики
всё осталось прежним, белые колченогие столики,
торговка самсой, чебуреками, пиццей
смотрит в наши незагорелые лица,
улыбается золотом: «Приехали наконец-то!»
А после хмурится, вспоминая, что мы из Донецка.
Отмеряет порцию теста, кричит в приоткрытые двери:
«Отец, они всё же приехали! А ты не верил…»
И откуда-то из глубин их крошечного киоска
появляется дядя Эльдар в красной мастерке Bosco.
Обнимаемся так, что побаливают суставы:
«Вы к нам как? Самолётом или через паромную переплаву?»
Это всё не важно, дядя Эльдар, это всё вторично.
Я смотрю на него, и глаза его татарские ежевичные
наполняются солёной водой, как на пирсе бетонном впадины.
А глаза его огромные почти чёрные виноградины
на меня глядят сквозь слёзы и не могут насытиться-наглядеться:
«Здравствуй! Здравствуй, моя смелая девочка из Донецка!»

Ялта осенью гениальна. Мало-мало пришлых. У торговки цветами дела идут из рук вон плохо, город залит неоном и дождём. Счастье - это ещё и что-то про отсутствие комендантского часа. Ходить улицами, впадающими в набережную, смотреть, как сквозь разлапистые живые копии той самой пальмы Мерцалова из рельса мерцают близкие и способные исполнить любое желанье звёзды...