«Реве  та стогне…»

Давно тебе не гладил волосы,

прости и не гляди с укором!

Проходит время гладиолусов,

зазимок в дверь ударит скоро.

Неласковым я вырос

        сызмала,

брал всё терпением, -

         не голосом,

не поддавался ложным

         вызовам,

в хор не ходил, пел песню

         соло сам.

В краю не пуганых неясытей,

где небылицы об отчизне

моей вбивают деткам ясельным,

не знающим о жизни-тризне…

«Реве та стогне…» не допели мы,

примёрзла в горле песнь Тарасова,

и сгусток крови вишней спелою,

застыл в краю, в котором здравствуем.

Язык от Вильнюса до Киева

не доведёт без переводчика,

ликует шустро нечисть Виева

русскоязычного наводчика.

Давай с тобой уйдём мы

               во поле

изъятые из обращения

средой, где мозг загажен

                воплями

о покаянии-отмщении…

Давно пора на воздух выйти нам.

Смахни горючую-горячую:

моя неласковость чувствительна,

нежнее темечка дитячьего.

Толпа и митинг – знак

                безлюдия,

оно стозевно, обло, лайя…

И в нём шепчу, что я

                люблю тебя,

и ты люби, не умирая…

08.10.2014

Зеркало                                               

Вышли Зане и Паче,

каждый и штырь, и мачо,

к зерцалу:

что они значат?

Вотще друг друга

фуячат.

Заранее, значит,

задача маячит,

загнанная удача?

Кто по ним плачем                        

путь обозначит?

Время – цирюльник бреющий,

я же в полёте бреющем

над фиглями

и над миглями,

и раскалёнными

тиглями.

Втуне старело зеркало,

подслеповато зыркало

зёрнышками-зеницами

зоренькою-денницею.

Раму не моет мама,

в раме темна амальгама,

в горле – ни грамма,

ма-а-а-ма…

У храма:

-  Где твоя дама?!

-  Тама…

-  Где ж твоя Марфута?

- Тута, тута…

Крякает в луже утка:

- Я ли не президентутка?!

В зеркале – тусклый блик,

это пикирует МиГ.

Можно писать и так,

если ты не дурак.

16.08.2015. Льеж, Бельгия

Ангел  в сирени

Выйдешь, закуришь, дымком проникающим сыт,

глянешь вокруг, и навалится скука:

город немее, чем брошенный памятью скит,

и тишина надрывается в уши без звука:

не по тебе ещё колокол молча звонит,

не по тебе скорбно воет на кладбище сука.

Чу! Вот откуда-то сбоку шмыгливо возник

скользкий старик, притворившийся интеллигентом,

по театральному он маскирует свой лик,

вечный агент зашифрован тройною легендой.

Вывернет слово, поверившего улестит,

скос подбородка смягчая улыбкою кроткой,

прикус гадючий ползучей учтивостью скрыт,

загримирован по-мастерски шерсткой-бородкой.

…в мусорном баке копается ветхий старик,

тусклая радость слезится с бомжиного века,

корку нашёл! Исторгает утробою вскрик:

- Без справедливости нетути прав человека!

Тихо кругом. Лишь ворона перо распахнёт

над не единожды раз поругаемым храмом

чёрным лохмотьем, над свежестью пушкинских нот

и над лоснящимся по-европейскому хамом.

Всё суета. Вот над Вильнюсом Ангел плывёт,

крылья его в лепестках белоснежной сирени,

это Господь нам надежду в Спасенье даёт,

в то, что услышим мы голос нежнейшей свирели.

Жизни докука уже не берёт в оборот,

есть милость-прелесть в таком её многообразье

даже, когда лжой пятнает тебя косорот,

Ангел в сирени цветущей над Вильной плывёт,

и потому расточаются беси и врази…

21.05.2013- 21.05.2015

Марш прощальный,

вышибальный*

Лирики у меня кот наплакал

потому, что не плачут коты.

В этом с другом-котом одинаков:

кровь пьянит крутизной высоты.

Попружиню на самой кромке,

сбалансирую: не сорвусь!

Я один из твоих осколков,

дорогой Советский Союз,

от побед, от бед твоих стольких

(жил да был ты!) не отрекусь.

Не примкну ни к стаду, ни к стае,

я к твоей причастен судьбе.

Жизнь свою сам перелистаю,

сам сыграю марш по себе…

09.06.2015

__________________________________________________________________

*Танцы на балах в офицерских собраниях заканчивались маршем. Вальс, полька, кадриль,

мазурка, краковяк, снова вальс. Потом раз – и марш. Прощальный, вышибальный.

Заложник

                                 Ехидный голос из зала:

                            «Это о ком, о Литве или любимой?»

Свыше, ох, сорока лет терплю в плену,

я уже заражён стокгольмским синдромом

и железную цепь я свычно тяну

от аэропорта, вокзала к дому.

В истеричный вернувшись свой неуют,

что до нервов искусан бешеной лаской,

где в углы закатилась сверкучая ртуть

я вхожу, улыбаясь: «Каторга, здравствуй!».

Я вдохнул отравленный воздух-дым,

да, конечно, и сладок он, и приятен,

как тогда, когда был сам молодым,

всякий встречный, когда

                         твой друг- обниматель.

Авангардная рифма кровь и любовь   

новизною пронзала душу и тело,

и хрустела в зубах забавно морковь,

и сластил языки поцелуй неумелый.

Да, полвека почти что в плену терплю,

где в любую секунду жахнет шахидка.

Но успею ли выдохнуть ей: люблю

до разрыва двоих связующей нитки? 

16.08.2015. Бельгия

Рай в Таррагоне

Я устрицу ем запивая

холодным испанским вином,

креветка хрустит золотая…

Зачем мы сидим здесь вдвоём?

А помнишь, мне горло вспороли,

чтоб выжечь вслед скальпелю рак,

готовя к покойника роли,

так что же, скажи мне, не так?

Ни капли во мне нету бродскства

и рыженького волоска,

надмедного превосходства,

прищура зрачка свысока.

Осколки зеркал отражают

нас вместе и адскую жуть

дрейфующей в волнах державы,

смывающей скользкую муть.

Ну, что от меня ещё хочешь?

Я выжил себе вопреки,

а ты, словно надфилем точишь,

и в полдень не вижу ни зги!

Вот правнук уже скоро пискнет,

а я, что мальчишка во ржи…

Напильник не высечет искру

живую. Его отложи.

Жуй устрицу, рябчика тоже,

брюле с ахинеей смешай.

Сидим. Друг на друга похожи.

И это по-твоему рай?!

Но всё же тебе благодарен

за вечный в душе неуют,

за то, что и в пьяном угаре,

я верил, что сядем мы тут.

21.05.2013

Пока

Пока голова не отрезана,

Европа блудит языком,

и иглы ИГИЛА не брезгует

лизнуть, пригрозив кулачком.

Ей мнится, что слюбится-стерпится,

пощады не жди, не проси…

Успеет взмолиться ль на вертеле:

«Россия, прости и спаси…».

17.08.2015. Брюссель