Павлу Кильницкому посвящается

- Т.е. вы утверждаете, что всё помните?..

- Как и полагается по закону правды. Всё сохранилось. Трижды delete, трижды «Господи помилуй!», даже продезинфицировала трижды, но память видимо приобрела за время моих исследований свободолюбивые качества, - она язвительно улыбалась, и в уголках её рта образовывались трещинки правды, сквозь которые просачивался гной привитой ей с детства лжи.

В зале суда присутствовали родные, близкие, друзья, коллеги, случайные встречные, все, кому она была не безразлична. Все до единого святые негодники проклятого мира. Шёл 3333 год.

- И вас абсолютно не смущает то, что датчики грехопадений по всему вашему организму даже сейчас фиксируют максимальную степень опасности? – Судья не мог смириться с этой неразумной дерзостью пользователя бесполезной жизнью. Более всего, конечно же, его огорчало то, что особа, распятая на кресте подсудимых, была женского рода.    

- Ваша не честь (нечисть)! С вашего позволения я всё же хотя бы попробую назвать людей и вещи своими именами, - ей было сложно говорить и ужасно хотелось пить. - Мне тридцать три года, тринадцать из которых я потратила на дело всей моей жизни: разоблачение корпоративной святости. С детства мне насильно привили комплекс первородного греха, от которого по достижению мною шестнадцатилетнего возраста я могла избавляться каждый раз, когда заново согрешила. Благо датчиками мы напичканы под завязку пупка. Прейскурант грехов с первого класса, как всем нам известно, мы заучивали на память, вперемешку с алфавитом и таблицей умножения. Прививки нам делали регулярно. Во избежание отклонения от норм. И к шестнадцати годам выпускали во взрослую, наполненную страстями, жизнь. С одной единственной целью: умереть во что бы то ни стало. Не важно, какими путями. Но прийти к логическому завершению жизни. Барахтаясь в этой атлантической луже дерьма, соревнуясь друг с другом в ненависти. Простите за правду, в которой вашу любовь я назвала по заслугам!.. – и кровь, текущая из её ран, заблагоухала.

В зале зависло молчание. Отец подсудимой заплакал, и бордовые воспоминания потекли у него изо рта, носа, глаз и ушей. После 33 лет он прекратил стирать из памяти грехи, перестав отказываться от их последствий...

Читать рассказ полностью...