Было холодно. Так холодно, что казалось, воздух сгустился и стал свинцовым, и каждое его прикосновение к лицу казалось ледяной дверью, которую надо было открывать, напирая всем телом. Некоторое время я стоял у входа в кассовый зал и размышлял, не вернуться ли назад, но затем пересилил себя, вошел и встал в хвосте очереди. Купив билет, я посмотрел на электронное табло – сразу несколько электричек уходили в нужном направлении, и одна из них отправлялась через три минуты. Выйдя из кассового зала, я всунул в щель пропускного турникета билет и вышел на перрон. Как только я опустился на холодное вагонное сиденье у окна, поезд тронулся.

Впереди, и тоже у окна, сидел спиной ко мне парень. Больше в вагоне не было никого. Но как только я поглубже засунул руки в карманы куртки и повернул голову к окну, передо мной возникло движение и на сиденье напротив опустился человек.

- Простите, - сказал он, смотря на меня с какой-то ждущей улыбкой, - вы только не подумайте, что я хочу отвлечь вас. У меня к вам совсем маленькая просьба.

Мужчина был не бомж, но выглядел все же несколько потасканно: лет сорока, в поношенном немодном пальто, с рыжими и растрепанными, чуть тронутыми сединой волосами.

«Начинается…» - подумал я, поневоле кривя лицо. Конечно, я старался сделать это незаметно, но он заметил.

- Это не то, что вы подумали, нет, - торопливо заговорил он, почему-то крутя при этом головой, словно оглядывался. Я заметил, что слева у него нет одного зуба.

- Не то? А что же тогда? – спросил я с плохо скрываемым вызовом.

- Я хочу вам дать немного денег.

- Вы – мне?

- Да, я, – закивал рыжеволосый в ржавом пальто, - именно вам.

- Зачем?

-  Ну так… Так, просто, чтобы помочь. Ведь всем же нужны деньги. Вот когда просят у вас другие, на улице, вы же даете?

- Я… да, иногда. Но…

- Понимаю, понимаю, - с жалостливой радостью мелко закивал он, - вы у меня не просите, а я вам даю. Это, конечно же, странно. Но позвольте же все-таки вручить вам… - и он полез в карман.

- Ну, хорошо, - вздохнул я.

Он вытащил руку из кармана и протянул мне мятые, с рыжим пятном, десять рублей.

«Сумасшедший», - подумал я.

Он увидел, что я замешкался и посмотрел мне в глаза с каким-то снисходительным вызовом.

- Берите. Не смотрите, что мало так, не смотрите, ладно? У меня и нет больше, - сказал он. - То есть нет, это не последние, я вам не последние, конечно же, отдаю. Но больше дать не могу. А вы что, подумали, что я много вам дам, да? Ну, конечно, подумали…

Захотев вспылить и резко возразить ему, я через секунду передумал и только пожал плечами. Он не такой уж безобидный. Может, пересесть?

- Да вы возьмите, возьмите. Я ведь просто от чистого сердца даю, не на милость, а так, на… будущую милость… Понимаете? Вдруг вам когда-то именно эти деньги понадобятся, кто знает? Вы вот двадцатый или тридцатый уже, кому я предлагал, и никто не берет… один раз даже побить хотели, представляете? – рыжеволосый мелко засмеялся, - еле убежал. Ну почему так, почему не берут, принимают за издевательство? А если на милость – то берут…

- Так там ведь… - в каком-то окутавшем меня тумане стал зачем-то пояснять я, - там ведь из расчета берут, если за день, пока милостыню просишь, тебе дадут сто человек по десять рублей, вот и наберется много…

- Не-ет, - дернул человек лохматой грязной головой, - не надо по расчету, слышишь, не надо, – и он неприятно заглянул мне в глаза так, словно видел и находил во мне что-то неведомое мне.

Может быть то, что он перешел со мной на «ты» (и это показалось мне до фантастичности реально), и сыграло свою роль. Я взял его замызганную десятку и положил в карман куртки.

- Спасибо, - почти вежливо сказал я.

-  Ну, вот и хорошо, вот и ладно, - улыбнулся этот человек. Он уже смотрел не в меня, а куда-то мимо с задумчивым блеском глаз, словно мы с ним стали повязаны какой-то по-детски глубокой тайной. – Вот и хорошо… - с удовольствием повторил он, встал, с улыбкой кивнул, повернулся, и быстро, ссутулившись, ушел вперед, вошел в тамбур и прошел через двери между вагонами.

Читать далее...