(из серии "Современные русские поэты": Вера Полозкова)

    Но надо начать с того, что к любой поэзии я отношусь очень трепетно. Я считаю, что умение писать стихи - это особенный, наиредчайший дар. Самый особенный дар. Гораздо более редкий, чем дар писать картины, танцевать или соединять разнокалиберные звуки в слаженные симфонии. Вот такое мое мнение. Например, у меня такого дара нет и в помине. Конечно же, что-то мне по плечу, и я усердно корчу из себя поэта, но... Я могу выдать, но все это не то, не стихи, а рифмованная проза, бездушная и бесцветная.
    Я очень редко читаю стихи, слушаю их и прочее, чтобы не завидовать, чтобы не терзать себя лишний раз. Особенно не люблю, когда они попадаются плохие, и даже я могу написать лучше...

    А тут эта книга! Вера со своими строками... И в тупик. И не понятно. “Непоэмание”: то ли что-то потрясающее появилось на свет, новое, живое... То ли: оригинально раскрутили литературный кал, молодцы! До этого была никудышная проза - продавалась-покупалась, теперь, наконец, в метро будем ехать и заучивать чьи-то стихи... Привет концу XIX-го, началу XX века!   

    А почему непонятно? Ведь если стихи хороши, ты их тут же чувствуешь, улавливаешь. Плохи: морщишься и хмуришься – тут же! А просто это было в новинку, давно поэзия в нашей стране не достигала таких высот, ни одного поэта так масштабно не узнавали... Все новое настораживает!
     Несмотря на то, что гражданка Полозкова скоро своими темпами затмит Донцову, т.к. строчит она не прекращая и даже, бьюсь об заклад, что ночью во время сна, пяткой на обратной стороне пододеяльника, - тем у нее только три.

    Искать в разбросанных по мировой сети стихотворениях самые хлесткие цитаты мне, честно говоря, было лень, перечитывать Веру Николаевну придирчиво и внимательно - все три тома (авангардисты со мной бы согласились) тоже, и я ограничился тем, что впивается в твою память, но не так, как будто это что-то такое, что нельзя не полюбить и не запомнить, а как какая-то приставучая песня, которую ты с утра и до конца дня себе напеваешь…     Особенную часть моих мыслей насчет Веры Николаевны занимают рифмы. Вот, знаете, есть такой сайт, куда одну рифму вбиваешь, а тебе с добрую сотню схожих слов выскакивает? Вот, я уверен, оттуда и идут "вереницею длинной, томной" музы новомодной поэтессы под руку с рифмами. Потому как понятие слова "смысл" ей, очевидно, неизвестно. И выбор смыслового заполнения базируется исключительно на подходимости четных строчек. С другой стороны, может, это тот самый сартровский подход к делу? Вот люблю я его, никуда без Сартра теперь не хожу. Сартр говорил о поэзии - она тем и отличается от прозы, что в ней не надо думать, именно поэзия и дает нам то искусство слова, красоту звучания... И не нужно ничего понимать, разбирать, и делай ты эти стилистические ошибки в каждой строке... Но слишком буквально тогда наш прекрасный поэт воспринимает заветы Сартра, это нам тогда уж и совсем каждому можно писать стихи... Приходишь в Кащенку, садишься - и записывай бормотание ее пациентов! Ритмично и быстро, временами - даже красиво... И постигнуть смысл невозможно...

Непоэмание

    Давным-давно, курсе еще на первом, когда я был еще молод да зелен, тут и там меня спрашивали, а читаю ли я сборники Веры Полозковой, а восторгаюсь ли я ее творчеством и так далее. В силу присущего дурного любопытства и чтобы уже понять, о чем вообще речь, я заглянул в «Непоэмание», поморщился, потому что взгляд мой зацепился за что-то очень странное, и подарил это дело какой-то конфетной девочке - вечному подросту, у нее как раз день рождения, она сама пишет стихи (на тот момент мне показалось, куда лучше Веры Николаевны) и ждет принца. Мало что изменилось у меня со сборником «Непоэмание».

    Посему сразу прошу извинения за мат. Выбираю не правила приличия, а точность цитирования. И ещё один вопрос поэта-неудачника к уважаемым раз и навсегда: каким местом манера Полозковой напоминает Бродского?! Анжамбеманы, когда предложение грузно-беспаузно ползёт со строки на строку, ассонансы, врывающееся в высокий штиль ветреное просторечие? Подскажите имя хоть одного современного стихотворца, у которого вышеперечисленное отсутствует. Он станет моим любимцем за оригинальность. Да гением я его назову и восхвалять буду при каждом удобном случае! Синтаксические переусложнения молодого Бродского с мудроватыми ступенями сравнений идут от абсолютно другой традиции - от той самой новой английской поэзии 37-го года, переводчики коей либо расстреляны, либо сели и - ноль переводчиков! От толстых выкрученных корней прекрасной английской недосказанности (это личное - любимое!). "Непоэмание" же стремится выговорить и объяснить всё, рискуя натолкнуться на пренебрежительное "не поэл?" Сие - вечная проблема начинающего автора, уж слишком он хочет какую-то истину до нас донести. Бродский адресует послание к Ликомеду на Скирос, на Скиросе вход в преисподнюю. Полозкова пишет письмо "Косте Бузину в соседний дом", и возможно, вход в её личный Аид располагается у Кости Бузина. Пишет двадцатилетний Иосиф Александрович:

В иных домах договорим о славе, 
и в жалости потеющую длань, 
как в этих скудных комнатах, оставим 
агностицизма северную дань.
Прости, о Господи, мою витиеватость, 
неведенье всеобщей правоты 
среди кругов, овалами чреватых, 
и столь рациональной простоты. 
Прости меня - поэта, человека - 
о, кроткий Бог убожества всего, 
как грешника или как сына века, 
всего верней - как пасынка его.

Пишет двадцатилетняя Вера Николаевна:

Я тебе очень вряд ли дочь, я скорее флюс; я из сорных плевел, а не из зерен; ухмыляюсь, ропщу охотнее, чем молюсь, все глумлюсь, насколько Ты иллюзорен; зыбок, спекулятивен, хотя в любой русской квартире – схемка Тебя, макетик; бизнес твой, поминальный и восковой – образцовый вполне маркетинг; я ношу ведь Тебя распятого на груди, а Тебе дают с Тебя пару центов, процентов, грошей? - хорошо, говорю, я дура, не уходи, посиди тут, поговори со мной, мой хороший.

    По-моему, за витиеватость просил прощения не тот человек... Бродский - весь стремление возвысить "скудные комнаты" до Бога. У Полозковой Творец - то маркетолог-рантье, то скупой кредитор, то директор интерната, то просто Босс, то биолог, накрывающий подопытного разумного зверька стеклянным колпаком, то вообще - "триединый святой спецназ подпевает мне, чуть фальшивя". Вот в этом "чуть фальшивя" бездна, бездна. Вся армия, включая Верховного Главнокомандующего, шагает не в ногу, один подпоручик шагает в ногу. Бродский: "Боже, я веку не сын". Полозкова: "Боже, я Тебе не дочь. Я твой флюс." Мало того, что Распятый распят, у него, оказывается, ещё и зубы ноют. Посиди со мной, мой хороший. Здесь проще всего процитировать Блока, "пишет как перед мужчиной, а надо как перед Богом", и получилась бы даже завуалированная похвала. Но как Вера Николаевна пишет перед мужчинами - это уже не в моей компетенции. Ибо, во-первых и в-главных, у неё не мужчины, а мальчики: "в нём мужчина не обретён ещё". Как в древнегреческой любовной лирике.

... твой мальчик, видно, неотвратим, словно рой осенний...
...брыкайся, мой мальчик, это нормальный страх... 
Мальчик, держись за поручень, мир непрочен...
Маленький мальчик, жестокий квиддич, сдохнем раньше, чем отдохнём...
... мальчики не должны длиться дольше месяца... 
Моя скоба, сдоба, моя зазноба, мальчик, продирающий до озноба...
Мальчик-билеты-в-последний-ряд, мальчик-что-за роскошный-вид...
Мальчик в лавочке "Интим". Окружён лютейшим порно и притом невозмутим.

Он до конца не вырос, что двусмысленно. Она - тигрица, обнимающая тигрёнка. Пропасть, обнимающая падающее дитя. Она - "я могу, я найду, добуду". Она - делает подарки, посвящает стихи. Он - даже, выходя покурить, надевает её джинсы. 

    Но любовь в произведениях Полозковой - это какой-то опиум для народа.  Быстро, головокружительно, опасно для физического и душевного здоровья да недёшево. Характернее всего, что порезвились, протрезвились - а расклад не меняется никак.

Особо рассчитывать не на что, лежа 
В кровати с чугунной башкою, и здесь,
Похоже, все честно: у Оли Сережа, 
У Кати Виталик, у Веры пиз…ц.

    Этот последний, в отличие от неразличимых "мальчиков", есть основа и крепость бытия. Многое в "Непоэмании" - виртуозная эквилибристика, баланс между самовосхвалением и самоуничижением. Да, да! Я не поэт! Я "рифмоплётствующая взвесь, одержимый заяц", "продавец рифмованной шаурмы", графоманка, бесновато перелагающая на вирши всё, под руку подворачивающееся... Да и иначе как объяснить торчащую горбылём рядом с великолепными "Хронофобией", "Продлёнкой" стихозу под названием "Проебол"? Подозреваю, это визитная карточка поэтессы; на всех концертах публика рефлекторно аплодирует фразе "Вот такое я говно!" Потому что это знакомо. Потому что это наше. Потому что в Боге - удравший папаша, муж и любовник, а в мимолётных мальчиках и “Встречу, сессию, тетрадь - Удивительные вещи Вера может прое..ть" узнаётся послеподростковое Величество в изгнании. Каковое Величество ничего так не ждёт и не желает, как подтверждения собственной значимости, и чтоб ничего за это не было. Возьмём поэму "Катя" и сравним её невольно с крупномасштабным, лапидарным, велеречивым "Шествием" Бродского, as our people like! Сюжет: лирическая героиня в хорошем подпитии едет из клуба. Вдруг звонок мамы: оказывается, она сломала руку. Катя, трезвея с перепугу, везёт мать в травму, наблюдает там картины горя народного («Безмолвный таджик водит грязной шваброй, мужик на каталке лежит, мечтает. Мама от боли плачет и причитает»). Гипс, ухаживать трудно, болящая ноет, финал мажорный:
«Катя просыпается, солнце комнату наполняет, она парит, как аэростат. Катя внезапно знает, что если хочется быть счастливой – пора бы стать. Катя знает, что в ней и в маме – одна и та же живая нить...»
Стоило раз в жизни принести пользу, и какие шикарные последствия! Завидую. Не всё потеряно вместе с золотым безответственным детством.

    Желаю поэту Полозковой умного редактора. Пусть прилетит в голубом вертолёте и всё-всё поправит, и подбор стихов, и оформление, и грамматику. Ведь как ни крути, а вербАтим, не вербатИм, докОнать, не докАнать, и нельзя курчавиться, как Уго Чавес, - у Чавеса гладкие индейские волосы. Писать стихи Вера Николаевна умеет, осталось научиться вычёркивать.

    Ну, понравилось, конечно, я бы слукавил, если б сказал иное.
Однако, пользуясь нежно любимыми кулинарными метафорами, десерт — он и есть десерт, и сколько не украшай его кремовыми розочками да тертым шоколадом, питательней он в данном случае не станет.

Фотосинтез

    Прошли года, и как итог - "Фотосинтез". Само издание выполнено на отлично, и звуковое сопровождение, и начитка выше всяких похвал. Что касается сути - кажется, ничего за эти годы не поменялось. Слишком для девочек, романтика слез и горечи алкоголя на губах, шум дождя у подоконника - всё не то. «Фотосинтез» надежно занимает свое место ровно посередине между музыкой, исполняемой современными русскоговорящими софт-поп-рок-исполнителями, и «ЖЖ-литературой», но в хорошем смысле, а не в том, который обычно в это понятие вкладывается.

    На слух такие стихи воспринимаются лучше, чем с листа, (хотя может у Веры все лучше на слух?) во многом потому, что автор, зная, как и где расставить паузы и акценты, несколько упорядочивает ту кучу рваных ритмов и рифм, в которых имеет обыкновение работать.
    Звук получается более структурированным, более внятным, это уже можно назвать полноценными стихотворениями (взамен стихотворений «технических», вроде «палка-селедка», которые и стихами-то именуются чисто фонетически, а не эстетически).

    Голос у Веры Полозковой странный, вот что. Не плохой, но ежели б она попыталась им петь, а не просто читать — думается, у нее не получилось бы. Я, конечно, не стал бы обращать внимания на голос, если б не относил сей мультимедиа-продукт к полумузыкальному произведению.

    Что же касается текстов, то я неоднократно ловлю себя на мысли, что вот этими словами, вот в точности этими же, с легкостью могли бы петь, например, “Земфира”, “Ночные снайперы”, или, скажем, “Сплин”. То же самое настроение и атмосфера легкого молодого рока (хотя Арбенина и ”старится” в своих текстах почему-то).
    С другой стороны, взять, к примеру, “Красоту” Земфиры или “Северо-Запад” Васильева — совершенно замечательные композиции при до абсурда нелепых текстах (впрочем, обоим им далеко до жизнерадостного идиотизма бутусовской лирики). Но... музыкантов можно понять — им приходится жертвовать долей смысла в угоду мелодичности, и чтобы песня хорошо звучала, зачастую требуется так купировать ее текст, что иногда от него остается тот самый «технический» огрызок.

    Полозкова же, не будучи обременена вопросами мелодичного звучания, позволяет своим текстам бóльшую глубину и проработку, благодаря чему говорит несколько больше, чем Сплин в ”Настройке звука”.
В общем, я не понимаю, что же это такое получилось — уже не поэтический сборник, но еще не музыкальный альбом.
Гораздо круче любого музыкального альбома по смыслу, но много слабее по звучанию.

    ...Если б зазнакомить Веру Николаевну с кем-нибудь из современных рокеров, да чтоб они сообща забацали с десяток песен на Верочкины тексты — вот то была б бомба. Правда, композиторов надо найти высококлассных, которые бы смогли наложить фарш из рваной рифмы на более-менее ритмичную музыку...
    Вот тогда это был бы мощнейший аргумент в пользу того, что рок жив, цветет и фотосинтезирует, а попса — умерла, сгнила и завонялась.

    И кстати, насчет того, что, мол, Полозкова «цепляет за живое», «искренне вещает прям в душу» и всю прочую патетику-поэтику — явное преувеличение.
Хороша, умна, правдива — но ничего гениального. Приятно слушать, но не стоит воспринимать чересчур серьезно.

    Почему-то очень непросто писать впечатления о поэзии. Может, потому что это чистые, концентрированные эмоции, эссенция чувств в первозданном состоянии, которые нельзя обыграть словами повторно, невозможно синтезировать во второй раз?
   Ты читаешь, слушаешь девушку и вечер - ваш, и тех судеб, о которых она говорит. Все ли они принадлежат ей? Какая разница, девушка рассказывает о них так, будто она создала их, а они создал её. 
    Здесь десятки чувств и сотни эмоций, вибрации в груди, и тяжелые мысли, и опрометчивые слова. И всё так, что тебе захочется слушать эту девушку вечно, решаешь ты, раствориться в звуках её голоса, и затеряться в лабиринтах живых букв и когда-то зачеркнутых строчек.
    Но этот вечер закончится; как только ты дослушаешь пластинку или перевернешь последнюю страницу, потухнет свет, станет невидимым дым, перестанет звучать джаз, и ты вернешься к своей жизни - так, будто ничего и не было. В общем, пока эта поэзия умудряется быть как-то на раз, ее не захочется заучивать, цитировать или даже вспоминать. В отличие от тех же альбомов Арбениной и Земфиры.

Осточерчение

    “Осточерчение” Веры Полозковой — это прежде всего очень и очень хороший сборник: не набор текстов, но целое, которое, как положено, больше его частей.
    Если читать “Непоэмание” было — как просеивать золотой песок, потому что стихотворений, ставших для меня по-настоящему любимыми, там немного (но зато каждое — прямое попадание: ”Хочешь любить — научишься доверяться. Фирменный отрабатывая удар”), то эту книгу мне хочется выучить наизусть, а потом часами читать вслух, заслушиваясь игрой слов и аллитерациями. 
    Да, уровень стихотворений изменился — в лучшую сторону, на мой взгляд: теперь каждый текст — предельная концентрация мысли, квинтэссенция переживания. Не исчезло и то, за что я больше всего люблю Веру Полозкову, — виртуозное владение рифмой, легкость и естественность поэтической речи; кажется, она способна рассказать в стихах всё, что угодно. Кажется, что её стихи — неоскудевающий поток строчек, управлять которым ничего не стоит.

    Только вот сама Вера — или её лирический герой — утверждает обратное:

...это только казалось, что всё звучит из тебя, ни к чему тебя не обязывая
а теперь твоя музыка — это язва, 
что грызет твое горло розовое,
ты стоишь, только рот беспомощно разевая
тишина сгущается грозовая

никакой речи, мама, кроме горечи
чья это ночь навстречу,
город чей
что ж тебе нигде не поется,
только ропщется
только тишина над тобой смеется,
как дрессировщица

    И несколькими строками ниже — горькое обращение к музыке:

всё пытаюсь напеть тебя, мышцу каждую напрягая,
но выходит другая
жуткая и другая

    И это, как мне видится, не творческий кризис, но выход на новую степень или стадию развития; тогда тяжесть и неповоротливость языка — только плата за переход. Это очередная вершина — и открывающийся с нее головокружительный вид, совсем иной, чем раньше, определяют изменение тематики стихотворений.

Не столько любовь и отчаяние преданного, сколько поиск себя, осознание ценности и цели своего труда (“производство смыслов для моей дорогой страны”). Не краткость и пронзительность переживания, но изучение более постепенного и более глубинного процесса: “кажется, мы выросли, мама, но не прекращаем длиться”. Движение одновременно внутрь и вовне, концентрация и расширение — в «Осточерчение» входит удивительный “индийский цикл” и несколько текстов о Городе, из которого всё “выплавлено и соткано”. 
И, конечно, стихотворения о счастье, неожиданные в книге с таким названием, — знак равенства, признание мира вокруг и себя самой в этом мире.
Любовь же... нет, не уходит на второй план, скорее — переходит на третье лицо, становясь объектом повествования. Всё, что в предыдущих сборниках было болезненно личным, оглушающе искренним, теперь — либо часть прошлого, на которое оглядываются, чтобы отпустить и взмахнуть рукой на прощанье, либо участь персонажей сюжетных стихотворных историй: Грейс, миссис Корстон, Джеффри Тейтума...

восемь лет назад мы шли той же дорогой, и все, лестницы ли, дома ли, -
было о красоте, о горечи, о необратимости, о финале;
каждый раз мы прощались так, будто бы друг другу пережимали
колотую рану в груди дорогая юность, тебя ещё слышно здесь, и как жаль, что больше ты не соврёшь нам. ничего не меняется, только выглядит предсказуемым и несложным;
ни правдивым, ни ложным, ни истинным, ни оплошным.
обними меня и гляди, как я становлюсь неподсудным прошлым.
рук вот только не отводи

    “Осточерчение” — это зрелые стихи одного из новых поэтов: по-новому горькие и пронзительные, по-новому жесткие. И по-прежнему — как и стоит быть русскому стихотворению — прекрасные.

Вместо вывода

  Поэзия — это чрезвычайно личное, глубоко интимное творчество, выражение своих эмоций, впечатлений и воспоминаний, как правило, начисто лишенное сколько бы то ни было сюжетного компонента. А большинству людей — признаемся себе честно — очень мало дела друг до друга, поэтому читать откровения взрослеющей поэтессы, конечно, приятно с эстетической точки зрения (ибо язык у Полозковой весьма богатый), но не то что бы очень увлекательно.

     Главная проблема этих стихов — это очень ломаный, буквально размолотый в труху, ритм. Вера Полозкова — это такой контуженный Маяковский, который окончательно потерял представления о ритмике и симметрии стихотворных строк, и, помня только, что слова должны иногда рифмоваться, лепит эту рифму кое-как, когда куда придется.
В более-менее традиционном четверостишии строки рифмуются либо так: «aabb» (первая со второй, третья с четвертой), либо «abab», либо «abba» («кольцевая рифма») — в общем-то, больше и не придумаю.
    Полозкова, разбивая свои творения на все те же четырехстрочные строфы, тасует рифму, как хочет: это может быть «aaab aaab», или «aaba babb» — и десятки других вариантов, в полном соответствии со всеми правилами замечательной науки комбинаторики. Очень многие тут заворчат: как? Отчего? Почему? Это нормально. Так как я новатор и считаю-таки, что все можно, если осторожно и если это служит тексту только в плюс. Не нужно держаться веками за каноны, каждый век имеет право переосмысливать и задавать свои правила... Да и, в самом деле. Вера Полозкова не страдает тем, что не умеет и не хочет рифмовать (хотя, впрочем, так ли уж и нужно это сейчас - рифма? Будто рифма - это единственное, что поэзия должна в себе содержать! Человек, жадный до поэзии, поймет ее и найдет и без указателей с банальными рифмами, ведь если они и бывают теперь - то только такие), а... каких только стихосложенческих экзерсисов не предлагает нам поэтесса! Тут нам и панторифма, и гипердактилическая рифма, и эхо-рифма с рваной строкой, и заигрывания с зиянием, переходящим в элизию, и еще не пойми какой кинханед — все это порублено на мелкие кусочки и перемешано до состояния неразличимости.
    Стихи не ”поют”, их не получается читать душой, свободно скользя по ним восприятием и вибрируя в резонанс их ритму. Каждое стихотворение приходится анатомировать скальпелем ледяной логики, чтобы обнаружить, что и с чем тут рифмуется. Хотя номинально рифма все-таки есть — просто пока ее обнаружишь, рискуешь потерять весь поэтический настрой.

    Напрасно я ожидал, что такое вольное отношение к ритму у ”Полозковой-ранней” пройдет у ”поздней”: не проходит. Буквально в каждом стихотворении спотыкаться приходится по несколько раз. И ошибки, ошибки, Вера! (Что корректоры делают в издательствах? Зачем они нужны?).

    И не будем о грустном. Будем о хорошем.

    Вера Полозкова, несомненно, очень актуальна. Ее поэзия, как идеально настроенный музыкальный инструмент, звучит в унисон мыслям ее поколения — условно говоря, людям от пятнадцати до тридцати, живущим в душных силикатных коробках, общающимся друг с другом с помощью десятка заранее заготовленных «смайликов» и дежурных фраз, и мечтающих о наступлении некоего абстрактного Завтра, в котором все будет иначе; и мы сами будем лучше — добрее, сильнее и честнее.
    Подобно, например, Земфире или Диане Арбениной, Полозкова могла бы стать «голосом» целого поколения девочек-подростков, обожающих цитировать строки песен в статусах и твиттерах.
    Жалко, что девочки-подростки не умеют читать: хоть как-то разбавили бы всю свою пошлятину в мыслях.
    Вообще, у Веры хорошо получаются две вещи. Первая — это такие вот короткие, хлесткие стихи на грани афоризмов:

”Все леди как леди, а ты как лошадь в пледе”

Или

”Либо совесть приучишь к пятнам,
Либо будешь ходить босой.
Очень хочется быть понятным
И при этом не быть попсой.”

    Емко, лаконично и глубоко, а главное, почти помещается в формат пресловутых “ста сорока символов”. Стихи-конфеточки, маленькие монпансье со вкусом взрыва. Второе — это “длинные строки”:

”В какой-то момент душа становится просто горечью в подъязычье, там, в междуречье, в секундной паузе между строф. И глаза у нее все раненые, все птичьи, не человечьи, она едет вниз по воде, как венки и свечи, и оттуда ни маяков уже, ни костров.”

    И так, не поэзия вовсе, а случайные вроде бы фразы, как гости незваные с улицы — а то, что тут что-то рифмуется, понимаешь как-то не сразу.

    И именно такие вот “длинные строки” получаются у Веры Николаевны, как мне кажется, лучше всего. Они читаются как проза, ощущаются очень легко и текуче, а рифмы, то и дело в них попадающиеся, воспринимаются как приятные сюрпризы. Словом, я бы читал Полозкову только ради такой “полустихотворной” прозы.

   В общем, трудно сказать, понравилось ли мне творчество Полозковой или нет. Некоторые стихи бьют разрывной пулей “в десятку” навылет: четкие, мелодичные и очень-очень про... Их хочется выучить наизусть и цитировать.
Но основная масса стихов — это густой бульон из эмоций, мыслей и переживаний. Бульон, несомненно, очень поэтичный, но чертовски неудобоваримый из-за поструганной кое-как рифмы.

    Без особой оценки. Без особого вывода. Актуально и поэтично. Примечательно. Броско. И опять же: редактора Вере Николаевне потрясающего. Как и Пелевину. И вообще современной русской прозе-поэзии, которая бы не бабла по быстрому на творческой личности пыталась срубить, а помогала ей, выбирала то, что готово предстать перед читателем, а из чего еще только стих растет. Растет - как из чего там у Ахматовой?

Борис Дунаев

Дата : Пт марта 20, 2015, 21:53:10 В 2009 году я отозвался на первый сборник "Веро4ки Полозковой". Вот выдержки из моего блога: "НОВОЕ СВЕТИЛО Я тут проезжал мимо форума «Новой газеты» и обратил внимание на ажиотаж вокруг новоявленного «солнца русской поэзии»… Заглянул на соответствующий сайт ЖЖ… Прочитанные мною тексты, если и имеют какое-то отношение к поэзии, то весьма отдаленное. Объясняю… Что такое стихотворение? Это законченное поэтическое произведение, в котором есть все необходимое и нет ничего лишнего. Как говорится, из песни слова не выкинешь. В текстах «нового светила» нет ни начала, ни конца. В них можно убрать не слова, а целые фразы – и никто этого не заметит… Есть великолепные словосочетания – возразят мне. А почему бы им не быть? Известно, что если на длительный срок посадить обезьяну за клавиатуру и позволить ей стучать круглосуточно, то среди всяческой абракадабры нет-нет да и сверкнут подлинные жемчужины. Вывод. Прочитанные мною тексты представляют собой поток сознания конкретного человека и в этом смысле интересны не столько для литературного критика, сколько для психолога. И в смысле их возникновения, и в смысле воздействия на окружающих. И, прежде всего, на целевую аудиторию, то есть на пятнадцатилетних девочек обоего пола и разного возраста". Пожалуй, точно так же можно сказать и сейчас.

Наталья Баева Москва

Дата : Вс марта 22, 2015, 20:59:05 Да, Борис, не любите Вы Веро4ку Полозкову)) Но - нельзя же так категорично! Как я поняла, автор эссе тоже не поклонник этой поэтессы, однако, сумел найти и что-то хорошее. Я на его стороне (из вас двоих):)

Борис Дунаев

Дата : Вс марта 22, 2015, 21:41:55 Уважаемая Наталья, обратите внимание: мой текст написан в 2009 году по поводу первой книги В. Полозковой. С тех пор она, конечно, набила руку. Чаще стали встречаться удачные места. Но "родовые травмы" остались. В первую очередь, это отмеченная мною "захламленность" текстов необязательными строчками. Что касается "люблю - не люблю"... Я бы с этим не согласился. Точнее сказать, что она мне безразлична.

Вход

Логин:
Пароль:
	Запомнить
	Забыли пароль? Регистрация на сайте

Это случается с каждым...

Введите почту чтобы восстановить пароль:
Чтоб выйти нажмите Отмена.