К ИСТОРИИ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ МОЕГО ПРАДЕДА И ГРАФА ЛЬВА НИКОЛАЕВИЧА ТОЛСТОГО

 Я – человек простой, из провинции… На этих словах мой друг и соавтор П., как правило, машет руками и начинает ерничать:

- Ну да, простой. Это Литинститут и полторы тысячи книг в шкафу так теперь называются? А провинция – это 50 километров от Москвы. Ну-ну.

Согласен, кокетливо сгущаю краски. Но продолжим. Итак, я, простой человек из провинции, недавно зашел в банк. Много раз был там до этого, но тут… Раньше это было обычное отделение «для всех». Теперь это отделение преобразилось и стало отделением «для избранных».

Я заметил. Всегда, когда оказываюсь в местах «для избранных», я впадаю в ступор. В банке дорогая мебель и радушные улыбки сотрудниц тоже вогнали меня в анабиоз. Я сел в малиновое кресло, от спинки которого так и веяло величием («Цени, что ты пристроил свою заднюю часть на меня!») и стал слушать монолог менеджера, предлагавший мне все возможные райские блага в обмен на сущий пустяк, приобретение платиновой карты.

В такие минуты в моей голове что-то щелкает. Мозг переключается в режим «классовая ненависть». Организм в спешном порядке начинает вырабатывать элементы, отвечающие за агрессию, желание навредить, испортить, что-нибудь разрушить. Хорошо, что у меня все эти элементы слабые. Максимум, что я могу сделать, так это вступить на скользкую дорожку юродства.

Не в силах ничего с собой поделать, я начинаю всячески демонстрировать, что я простой, бедный человек, только что из деревни. В духе «Куда уж нам до вас?». Где-то на заднем плане крутится мысль: «Дурак, сиди спокойно, вежливо улыбайся и будь самим собой», но инерция режима «классовая ненависть» гнет свое.

Я – разумеется, случайно – выставляю вперед ногу. Пусть все видят – у меня стоптанные ботинки, на них следы дорожной пыли. У меня нет машины, я много хожу. Здесь-то, конечно, не бывает простых смертных в такой обуви. Вы привыкли видеть дорогие костюмы, а вот я развернусь в кресле, и вы сможете полюбоваться моей толстовкой, купленной на распродаже в секонд-хенде. И телефончик, телефончик посмотрите: видите, какой весь поцарапанный, с отбитыми углами старичок, каких уже много лет не производят? Смотрите, смотрите – когда еще такое увидите?! Будет что и внукам рассказать.

Из банка в тот раз я вышел с упоительным чувством победы. Никакой платиновой карты не приобрел, зато свой след оставил – пыльными ботинками на красном ковре. Я, простой человек из рабоче-крестьянской семьи…

Здесь снова обычно вмешивается друг и соавтор П.:

- И что же в тебе, позволь спросить, крестьянского?

- Как что? – возмущаюсь я. – А мой прадед? Он же из крестьянской семьи. Из Тульской губернии.

Кстати, с П. у нас была история. Занесло в дорогой ресторан. В качестве бедных родственников отправились туда вместе с успешным режиссером – обсуждать, так сказать, сценарий. Подвохи начались сразу. А я ведь чувствовал, что в таких местах публика опасная. И пожалуйста, едва вошли, в гардеробе на нас тут же набросились двое мужчин в форме. Жестко, профессионально стали отбирать вещи, вырывать одежду. Мы еле отбились, спрятались от них в зале – там-то, у всех на виду, они не посмели нас преследовать.

Но дальше – более трудные испытания. Принесли заказанную нашим режиссером рыбу – стерлядь. К ней столовые приборы. Все хорошо, наверное, даже вкусно, но… как эту рыбу есть? Откуда же нам знать? Мы стерлядь только на дореволюционных картинках видели – из жизни, знаете, русских царей. Начнешь орудовать вилкой – засмеют. Возьмёшься за нож – выставят вон. А ведь нам с режиссером еще работать.

Алгоритм поведения у меня в таких случаях один: подсмотреть, скопировать. Но, как назло, и режиссер одну минералку пил, отходил от напряженного творчества, и другие столики далеко.

И здесь мой мозг вновь переключился в режим «классовая ненависть». Врешь, не возьмешь! Руками есть буду! Ем и официанту улыбаюсь: вкусно, давай еще неси, я съем. Будешь потом всем рассказывать: видел, дескать, такого клиента, и откуда он взялся?..

Читать далее...