От редакции

Этот рассказ постоянного автора и давнего друга "Артбухты" Александра Евсюкова стал победителем Российско-болгарского литературного конкурса, посвященного 140-летию начала русско-турецкой освободительной войны. Саша, от души поздравляем и желаем дальнейшего расцвета твоего таланта и побольше благодарных читателей ! 

Александр Евсюков

«Гранатовое дерево»

Паровоз стоял под парами, когда солнце выглянуло вдруг из столичной хмари. И Всеволод вышел на платформу, уговаривая себя никого не ждать, и всё равно ожидая.

Она, его прекрасная курсистка, пробиралась краешком, выискивая кого-то глазами.

- Наденька! - не выдержал он. - Я здесь.

И заторопился, оттолкнув чей-то локоть.

- Вы? - она сделала три неуверенных шага и ещё раз быстро взглянула по сторонам.

- Я же просил не провожать. Из вагона выходить не собирался. Но тут – солнце. И вы…

 - Но я всё-таки пришла, - негромко проговорила она. - Храни вас Бог, Всеволод, особенно там, в этом кошмаре…

Потом Надя подняла левую руку, осторожно достала из волос костяной гребень и вложила в его вспотевшую ладонь. Всеволод, не помня себя, подался вперёд и неловко ткнулся губами в её щёку. И отшатнулся, испуганный собственной дерзостью.

Надя улыбнулась какой-то сострадательной улыбкой.

Заиграли сбор, и его будто волной понесло обратно к вагону. Город, Надя и вся мирная жизнь тронулись и укатили мимо. А из студента, будущего горного инженера он вдруг бесповоротно стал щуплым коротко стриженным добровольцем на далёкой войне.

В гребне запутался ее длинный каштановый волос. Всеволод украдкой разглядывал его всю дорогу.

…В день переправы через Дунай в порыве минутной откровенности он сбивчиво рассказал об этом поручику Воронову. Тот его выслушал и изрёк с видом человека, повидавшего жизнь:

- Похоже, она позволяет себя любить. Но ей нужен не трепетный робкий воздыхатель, а тот, кто возьмёт и перевернёт ей жизнь. А вы не такой и таким, увы, не станете…

1

Этот болгарин сам вышел им навстречу. Вышел и встал на повороте дороги так, чтобы его было видно за триста шагов. Ждал их, переминая что-то в руках.

- Чего это он шапку ломает? - вглядываясь из-за спин передней шеренги, произнес Всеволод.

Пять рот пехотного батальона русской армии огромной белой с чёрно-красными пятнами гусеницей ползли вверх по нескончаемому склону. Они медленно продвигались сквозь тяжёлую пыль и духоту этой задунайской глуши. Гимнастёрки под скатанными через плечо шинелями пропитывались потом, тяжёлые винтовки, сухарные мешки и сумки с патронами гнули к земле. Позади тащилась лазаретная фура, готовая подобрать упавших в обморок. Остальной обоз сливался с колышущимся маревом.

Не услышав привычного смущённого покряхтывания, Всеволод оглянулся на соседа по строю, огромного смоленского мужика Ваню. Его лицо побагровело, а глаза закатились, ноги машинально переступали, однако стоило только запнуться сапогом о самый вздорный камешек, и он мог тут же рухнуть без памяти. Всеволод протянул открытую флягу прямо ко рту Вани:

- Отхлебни-ка.

Сообразив, тот жадно припал к фляге, его крупный кадык заходил вверх-вниз. Потом фыркнул, огляделся заново и кивнул в сторону одинокой фигуры:

- Это кто там?

- Сейчас узнаем.

- Сто-о-ой! - прокатилась команда. Солдаты разом выдохнули и остановились.

У ног нестарого обросшего тёмной щетиной болгарина лежали ружьё и ятаган в ножнах. Обеими руками он то сминал, то расправлял красную турецкую феску. Крепко сжал зубы и не издавал ни звука, только торопливый затравленный взгляд перебегал по лицам.

Статный поручик Воронов шагнул к нему с револьвером наизготовку.

- Ты кто?

- Георги от юга, - глухо проговорил тот.

- Что тут делаешь?

- Хочу к вам.

- Для чего?

- Помагам бить турок.

- Ты один?

Георги мотнул головой.

- Где остальные?

- Един, един, - забормотал Георги.

- Никак не привыкну по-вашему, - усмехнулся поручик. Кивок в этой стране означает «нет». - Ружьё заряжено?

- Не.

- Яковлев, - поручик дал знак крайнему в первой шеренге. - Проверь.

Рыжий Яковлев поднял ружьё и заглянул в патронник.

- Никак нет, ваш-бродь, - буркнул он.

Воронов оглядел строй измождённых солдат. Многие стояли, тяжело дыша и опираясь на винтовки.

- До деревни полторы версты подъёма. Оружие сам понесёшь. А мы присмотрим.

- Ша-агом марш!! - раздалась новая команда, и батальонная гусеница снова поползла вверх.

2

На полукруглой горной террасе стояла болгарская деревушка. В отличие от многих других в этой местности, люди из неё не ушли. Дети с любопытством разглядывали, как незнакомые взмокшие и облепленные пылью дядьки всё подходили и подходили и как, сбросив с себя весь груз, падали в тень под деревьями, приваливались к крыльцу, оседали за большим валуном.

Всеволод собрал полдюжины котелков и вскоре вернулся от колодца с полными сосудами.

- Налетай! - негромко скомандовал он.

- Ты что ж, барин, двужильный что ли? – спросил Кондратьич, самый старший из всех солдат в роте, заставший три года Кавказской войны.

- Да с чего это?

- Так изморились все, что язык на плече, а тебе вон одному и горюшка мало.

Из домов опасливо выглядывали женщины и несколько парней. Наконец, одна из них первой решилась вынести кувшин кисело мляко и стала раздавать солдатам куски местного слоёного пирога с творожной начинкой – баницы.

- Бабонька, как тебя звать? - оживший Ваня отёр усы и указал на кувшин: - с таким-то приданым – женюсь!

Воронов привёл Георги в широкую тень горного вяза. Они остановились.

- Мы тут ненадолго, - сказал поручик, забирая и придирчиво оглядывая английское ружьё с затвором Пибоди. - Поэтому выкладывай – откуда это и всё остальное?

Всеволод поёжился. Ему был любопытен этот болгарин, однако он невольно сторонился Воронова после того разговора.

Георги извлёк из-за пазухи нож с коротким прочным лезвием. Бурые пятна запеклись на нём с обеих сторон.

- Видишь – кръв?..

- Положи вон туда, - приказал Воронов.

Болгарин подчинился. Окровавленный нож не произвёл на солдат большого впечатления. Зато и Кондратьич, и Ваня вслед за поручиком поочерёдно брали в руки диковинное ружьё и с завистью цокали языками – не чета нашим, крынковским.[1]

- У меня всё отняли. Нямам никого … - Георги опустил голову. - Десет дней назад я не представлявам такого. Сам я из Пиринской Македонии, это там… - и указал рукой.

Однажды рано утром, пока не припекло, он поехал на повозке в город к юго-востоку. Хотел продать зерно и разделанное косулье мясо, добытое на охоте. До города оставалось все-то полчаса, но тут сбоку вылетел разъезд черкесов, а потом появился весь турецкий табор. Сам их горбоносый бимбаши[2] ткнул пальцем в какую-то бумагу и сказал, что Георгий вместе с повозкой должен немедленно отправиться вслед за ними. Пусть становится их обозным, если хочет жить. Мясо у него забрали сразу, а зерно оставили в повозке, подходили и отсыпали к каждому обеду и ужину. Ещё навалили палатки и огромный походный чан.

Всё время он думал, как уйти, но было жаль терять мерина и телегу. За табором гнали отару баранов и нескольких коз, но туркам не хватало еды, чтобы воевать как следует, и они не шли прямой дорогой, а петляли по разным деревням и местечкам и забирали там всё, до чего могли дотянуться. Особенно не хватало еды Дохляку.

Дохляк был албанец либо муслиман, он числился в стрелках и всеми силами старался выбиться в люди, чтобы турки признали в нём хоть вполовину ровню самим себе. Как паршивая псина, что отирается у ноги того, кто её пинает. В надежде на кость – сперва обглоданную, а потом и с мясом. Он приглядывал за обозными бедолагами, готовый доложить и отличиться.

«А меня тоже могли бы прозвать дохляком, - подумал вдруг Всеволод. – Но вот не называют».

В тот день, когда из-за ближней горы вылез край тучи и всем чудилась скорая гроза, отряд доплутал до родных мест Георги. Он оглядывался – убежать сейчас было никак нельзя, слишком много винтовок со всех сторон. Дохляк шёл чуть впереди и гнусавым голосом припоминал историю про свою глупую бабку, под старость совсем потерявшую память.

И тут, у того самого поворота, за которым всегда открывалась деревня Георги, потянуло гарью. Среди ветвей показался сочный зелёный луг. А деревни за ним… деревни больше не было.

Не уцелело ни одной крыши – всего несколько обгорелых стен. На поперечной балке близко друг к дружке висели в ряд восемь повешенных разного роста. Все раздетые и потемневшие от дыма. К самому маленькому из них прилип кусок зелёной материи. И пёстрая хромая курица ковыляла по пепелищу сгоревшего насеста и надсадно квохтала, ища своих цыплят. Она могла стать лёгкой добычей, но запах был ещё таким сильным, что никто из табора не сошёл с дороги её поймать.

- Башибузуки, - громко произнёс рослый турок, желая этим словом отделить себя от них.

А Дохляк стал ещё что-то говорить, поглубже зарываясь в историю этой своей сдуревшей бабки.

- Заткнись! - рявкнул рослый турок, и Дохляк подавился недоговоренными словами.

Всё это будто раскалённым клеймом выжглось у Георги в памяти. Руки со сжатыми вожжами одеревенели. Мысли умерли. Была дорога. Тяжёлая туча над ней. И снова голос Дохляка. А только потом Георги будто ткнули шилом в бок – зелёный кусок от платья дочки. И женщина рядом это… И возвращаться ему больше не к кому.

- …Дождя так и не было. Табор сделал пять дневных переходов. Я решил уйти, но Дохляк догадался и теперь стерёг меня. Он върти близо, то у коня упряжь потрогает, то под телегу заглянет. И вот, когда стемнело, все собрались у больших пожари, я решил его приманить и шепнул, что у меня целый фунт табаку, и он сперва шагнул в темноту, а потом дёрнулся, но я успел навалиться и перехватил ему горло. Вся рука стала лепкава и горещо. Он извивался, как змей, и так хрипел, я боялся, что проорёт насквозь моя ладонь и его услышат, а потом обмяк и затих. Я оттащил его в кусты, и тут же справил нужду – не мог удержаться. Потом забрал его винтовку, патроны и ятаган, натянул эта потную феску и пошёл через лес.

Все молча слушали рассказ Георги, стараясь разобрать каждое слово.

- А коня что не взял? - спросил Воронов.

Георги горько усмехнулся.

- Стар кон. Не е добър.

Болгарин пошёл дальше с их ротой. Трофейное ружьё решили оставить ему.

3

Рота входила в настоящий бой. Пули жужжали всё ближе. Цепь из крохотных разноцветных фигурок показалась вдалеке.

- Вон он турка, - процедил Ваня.

- Наши крынки туда не добьют, - сетовал рядом Кондратьич. - А они вон как палят.

Георги снял с плеча английское ружьё. Все смотрели, как он выцеливает и как мягко спускает крючок.

- Эх, мимо, - Кондратьич сжал кулаки. Разноцветная цепь продолжала идти. Георги, ни на кого не глядя, перезарядил, вскинул ружьё и снова выстрелил. Одна из фигурок в середине цепи упала навзничь. Другие остановились и залегли.

- Вземи![3] – сказал Георги.

- Вперёд! Пошли ближе! - скомандовал Воронов и рванулся первым.

Раздалось жидкое «Ура!», но тут же смолкло.

Всеволод, который залёг чуть в стороне за крупным камнем в густых колючих кустах, видел, что пуля подсекла поручика на бегу. Он мучительно повернулся и, замерев на мгновение, рухнул на спину, а растерянные солдаты остались одни.

Пытаясь укрыться на плоской, как сковорода, площадке, они все сбились в кучу под большим деревом с толстым стволом и выпирающими буграми корней. Заметив их, яростно забила турецкая батарея. Первые гранаты упали, перелетев дерево. Следующий залп рассыпался с недолётом. Столбы камней, травы и глиняной пыли взметали всё ближе. Но ни команды, ни решительного движения не было – и все солдаты сидели, парализованные неизбежностью скорой гибели и жались друг к дружке, не решаясь сдвинуться ни на метр.

- На-зад! На-за-а-ад! Ухо-диии-те! - Всеволод махал им рукой и орал со всей мочи. Его не слышали.

Выждав короткое затишье, он припустил через всю площадку. Пули торопливо зажужжали вокруг.

- За мной! Все – туда!

И солдаты, задыхаясь, понеслись к кустам. Едва залегли, как новый залп гранат ударил рядом с деревом. Открылась глубокая круглая яма с толстыми обрубками бурых корней.

- Все скажем, чтоб орден дали, - побледневший Яковлев повернулся к остальным. - Без него никто б не уцелел…

Все дружно закивали.

- А это, барин… - начал Ванька.

- Какой из меня барин!

- Как фамилия твоя?

- Горошин, - выдохнул Всеволод.

- Я теперь на всю жисть запомню…

Всеволод кивнул и дотронулся до нагрудного кармана. Подарка Наденьки не было.

Кровь гулко застучала в висках. Без раздумий он выскользнул из-за кустов и рванулся обратно к израненному осколками гранат дереву. Пули шлёпались вдалеке. Обострённым опасностью взглядом он заметил костяной гребень, упавший в глину зубьями вверх, когда с шипящим свистом снаряд разрезал воздух.

И последним звуком, перед ватной тьмой, окутавшей его голову на трое суток, пока слабый болезненный свет ни забрезжит снова, был протяжный вопль:

- С-е-в-а!

4

- Страйк!

Третий подряд. Володя вскинул руки, затем повернулся и замер в стойке, как бодибилдер. Щёлкнула фотовспышка.

Они здесь уже третий день. В этом маленьком запылённом городишке без моря и весёлой компании. Даже без хороших магазинов. Только некрологи, развешанные прямо на деревьях, были чем-то необычным. Но и это тоже ни разу не весело. Полина готова была повеситься от скуки, а конца Володиным переговорам всё не было. Точнее, не было даже их внятного начала. Вежливо встретили, расположили в гостиной. Но Цветан, генеральный директор местной компании, появился лишь на пять минут и срочно отбыл по другому делу. И не вернулся ни вчера, ни сегодня. Можно было съездить в Софию или прокатиться вниз по Дунаю. Но Володя не соглашался ни на какие дальние прогулки, в последний раз молча замотал головой и надолго уставился в одну точку – это случалось, когда он «загонялся», не понимая, почему всё происходит именно так.

 Оба дня за ними заезжал Станимир – помощник Цветана. Он украдкой заглядывался на стройную шатенку Полину, может, поэтому и не мог как следует совладать с шаром.

Володя залпом отхлебнул полкружки пива и уже потирал руки, готовясь к личному рекорду. Между этими тремя страйками он не взглянул на Полину ни разу.

Она вытянула сигарету из Володиной пачки и вышла на крыльцо. Но не закурила, наслаждаясь прохладным ветром. Вдалеке в просвете между домами разглядела зелёное поле и большое одинокое дерево на нём.

Полина спустилась на улицу. Возле машины стоял пожилой таксист.

- Добър вечер, госпожице!

Она поздоровалась в ответ и спросила его про то большое дерево.

- Его называют гранатовым.

- А на нём растут гранаты?

- Не, - таксист улыбнулся, - нар не растет.

- А почему тогда?

- Это с давние времена. Шла война и здесь были бои. Очень давно, когда мы опять становились Болгарией, - таксист подбирал слова. - Там погибли русские. И турки. И болгары.

- Вы не подвезёте меня? – Полина сама удивилась этому вопросу.

Таксист кивнул. А она вдруг вспомнила, что кивку здесь не стоит радоваться.

- Не могу, - он, извиняясь, развел руками. - Мои клиенты вот-вот выйдут. Надо везти их в Софию.

- Ничего, - сказала она. - Доброго вам пути!

От окраины городка Полина пошла через поле, то находя узкую тропку, то сбиваясь с неё. Ноги запутывались в густой траве. Она сняла туфли и зашагала босиком.

 И вот оно – дерево, освещённое закатом. С шершавой, как загрубелая кожа, корой. Прохладное с теневой стороны и горячее на солнце. Полина коснулась большого, с ладонь, сгустка смолы. Под ним мог засесть осколок с той самой войны.

Шагнула вбок и, споткнувшись, поморщилась от боли. Это был не корень, а что-то острое рядом с ним. Разведя траву в стороны, она различила среди глинистых комочков светлые костяные зубцы.

Чуть прихрамывая, Полина шла через поле с туфлями в одной руке и со своей находкой в другой. Володя торопился навстречу.

- Куда ты пропала? – он окликнул издалека. - Когда понял, что тебя нет, я всё проиграл, ни одного страйка. И на звонки ты не отвечала. Взял машину Станимира и стал тебя искать.

Полина подождала, когда он подойдет ближе.

- Я хотела сделать селфи у того дерева.

- И всё?

- Нет, нашла вот это. Красивый, правда?

- Возьмём с собой?

- Возьмём.

- Завтра точно будут переговоры, - убеждённо сказал Володя. – И, обещаю, сразу свалим отсюда.

- Ага. Или мы станем как тот полковник в Макондо.

- О ком ты?

- Об одном знакомом, - она улыбнулась.

- А-а…

Закат догорал. Цветы с последним вечерним ароматом склонялись ко сну. Из открытого окна пахло творогом и жареным мясом. Очень низко над городом показалась стая уток. Две из них летели совсем рядом, казалось, они несут кого-то на прутике, как в детской сказке.

Проводив уток взглядом, Полина прильнула к его плечу.

- Не торопись… никуда не торопись. Здесь прекрасно.

[1] Винтовка Крнка («переделочная») - однозарядная 6-линейная винтовка системы чешского оружейника Сильвестра Крнка

[2] Бимбаши – командир табора (батальона)

[3] Получите!