Моросит. Вечереет. Кажется — и деревья зябнут. Опять в чужом городе зазимуешь. Ярок и жёлт на набережной укус фонаря.

 И припомнилось вдруг ему, то есть тебе вдруг припомнилось — яркое, желтое всё было на кухне — будто забрезжило перед тобой  что-то из-за дождя.

 Посреди кухни, на табурете, стоит жестяная ванна, и подливают из чайника в неё кипяток. Тебя принесли купаться, а дверь приоткрыта на черный ход, и оттуда тянет землей и холодом, и твоим детским страхом, потому что оттуда кто-то на тебя всё смотрит.

  Черный ход вел во двор, к деревьям, ты  называл их большой тайгой, деревья шептались, как заговорщики, где-то высоко, у самого неба шептались, и когда тебя приводили туда, на воздух, как говорила бабушка, ты стоял под ними и слушал.

 А одно дерево было другое, оно было голым, совсем, с ног до головы, если оно и шептало что-то, то тихо, тише всех, оно больше молчало, а бабушка сказала тебе, что оно не живое, еще с войны. А когда ты, то есть я,  когда я спросил у нее, что такое война, она сказала — это когда уходят и больше не возвращаются, а потом помолчала немножко, и сказала — а если наш дедушка и пришел, это потому что его хранил Бог. А я еще спрашивал, и бабушка даже начала сердиться, и сказала, что хранит — это, значит,  смотрит, и думает, и жалеет, а когда кто-то отчаивается, Бог у него за спиной, и еще сказала, что Бога нужно обрести.

 То голое дерево пахло так же, как черный ход. И смотрело на тебя так, будто глаза у них были те же — у черного хода и у него,  и ты смотрел в эти глаза как завороженный — и страшно, и нельзя отвернуться, и хочется заглянуть глубже.

 Проходишь по набережной. Плавно и медленно река проносит мимо тебя глубокие темные воды свои. Ты перегибаешься через парапет, и смотришь на себя, только там, внизу,  ты маленький, далекий и дрожишь мелкой рябью. Наверное, это от ветра, — думаешь ты, пытаясь разглядеть свое отражение, и зябнешь.

После прогулки Оля позвала меня на чай, и я пошел, чтобы только отчаяться и увидеть  за спиной Бога, я пил чай с баранками и выпил несколько чашек, и подумал, что уже очень сильно отчаялся, и  я тогда оглянулся, но кроме Оли в комнате никого не было, и я стал смотреть на нее, а  она показала мне язык и засмеялась. А потом  она сказала, что смотрела на меня из окошка и думала обо мне, и спросила, зачем я хожу к тому лысому дереву и долго около него стою. Она не была похожа ни на черный ход, ни на то мое дерево, но мне так же хотелось всё время на неё смотреть,  и было совсем не страшно, она была красивая,  и я сказал ей, что в ней живёт Бог, а она рассердилась и сказала, чтобы я выбросил это из головы, потому что ей папа сказал, что Бога давно уже нет, а если кто и говорит, что есть, то это они только делают вид. А я ничего не сказал, но подумал, что когда сильно отчаешься, Бог не где-то там, а вот тут.  А ещё, что выбросить из головы ничего нельзя, голова — это не мусорное ведро.

Можно пройти по Волхонке, и за храмом, что когда-то был храмом, а потом бассейном, а потом снова храмом, повернуть в Обыденские  переулки, ты идёшь по ним машинально, как жил вчера, как будешь жить завтра, и это завтра — давно уже прошедший день, он кончился, он давно забыт, его унесла река, как тот город, где жил он, то есть ты, может быть, это был я.

На стол, после обеда, передо мной ставили круглый из мельхиора поднос и два железных стаканчика — пустой и полный воды. Я забирался с ногами на стул и играл в свою любимую игру. — Переливаем, — говорил я и выливал воду в пустой стаканчик из другого. Теперь другой стаканчик становился пустым. Стаканчики были совсем одинаковыми — железные, потемневшие оба, но только один из них был полный, а другой пустым, и они все время менялись местами. А воде было все равно, где быть, может,  ей было всегда хорошо, даже когда она вся оказывалась на подносе и игра заканчивалась, и меня сажали писать письмо родителям. — Здравствуйте мама и папа, — медленно выводил я чернилами, — я живу хорошо.

А потом дедушка ушел и долго-долго не приходил, и как-то вечером бабушка мне сказала, что завтра я останусь с Олиной мамой, потому что ей нужно хоронить дедушку. У бабушки глаза были красные и мокрые. А я тогда вспомнил, что дедушку на войне хранил Бог,  и всё ждал, когда же он придет, но он не приходил, а пришел Олин папа, Аркадий Аркадьевич, и принес нам красных яблок, красных-красных, и сказал, чтобы мы их съели, а то они не хранятся. Я надкусил одно и сильно расстроился, потому что на вкус оно было противным, а Оля сказала, что это не яблоки, а помидоры. А я подумал тогда, что есть яблоки настоящие — яблоки-яблоки, а есть яблоки-помидоры, они только делают вид, и за это их Бог не хранит — не смотрит на них, и о них не думает, и их совсем не жалеет. А о ком думает и на кого смотрит — те живут как вода. Им  всегда хорошо. Я сказал об этом Олиной маме, и еще сказал, что когда стану большой, хочу их  хоронить, как Бог — и ее, и Олю, и даже Аркадия Аркадиевича, чтобы им было всегда хорошо, как воде. А Олина мама посмотрела на меня очень странно  и сказала, чтобы я этого больше никому не говорил. 

Зима. Окна заклеены, черный ход почти все время закрыт, но когда его все-таки открывают, он кажется еще страшней и чернее, а деревья в большой тайге тоже черные и холодные, ты хочешь услышать их шепот, но они только постукивают, как дедушка постукивал палочкой, когда ходил, ты ходишь кругами вокруг голого-голого дерева, чтобы Его обрести, как бабушка говорила, но оно стоит, повернувшись к тебе спиной; напрасно ты обходишь его, засыпая в валенки снег, снег тает  больно, будто кто-то иголками колет в пятку, и все  деревья так и стоят, отвернувшись, постукивая, и на тебя не смотрят.

А дома топится печка, и ты, дождавшись, когда в комнате никого нет, открываешь дверцу — вот оно где, — думаешь, — вот куда лето на зиму прячется, ты берешь кочергу и суешь ее в самую середину лета. Загнутый конец кочерги скоро краснеет и становится похож на закат, и искорки от него отскакивают, вспыхивая, и ты думаешь, что если выйти сейчас с этой вот кочергой во двор, в большую тайгу, снег начнёт таять, и придет весна, и приедут в отпуск родители, а в подворотню въедет большая машина с брезентовым верхом, чтобы везти вас на дачу, а деревья будут смотреть на тебя и шептаться, и то, молчаливее всех, дерево скажет что-то важное о тебе самом. Но тут  в комнату входит бабушка и шлепает тебя, ты плачешь, не потому что больно,  а потому что хотел сделать весну, а мама с папой в Харькове, и от тебя Бог отвернулся.

Слезы горячие, как искорки, отскакивавшие от кочерги.

Засыпая, ты долго думал о том, что когда вырастешь, выйдешь на кухню и пойдешь один туда, где железная ванна и велосипед Аркадия Аркадиевича, где пока еще страшно, но ведь это пройдет, когда вырастешь; ты пройдешь по нему  и выйдешь во двор, и то дерево расскажет тебе — куда родители однажды отвели вашу собаку, и почему вдруг перестал приходить к тебе дедушка, и ты поймешь всё, о, конечно же, ты ведь будешь уже большой, и после купания тебя не унесут спать, а разрешат сидеть на кухне вместе со всеми, пить чай с мятными пряниками, и мама будет на тебя улыбаться, а ты будешь сидеть рядом с папой, и вы с ним будете читать большую книжку, в которой, ты видел, нарисованы странные линии, похожие на те, что на столе на клеенке, а клеенка, если лизнуть, соленая.

Моросит. Вечереет. Сворачиваешь на Всехсвятский. Твое отражение, невидимое уже тебе, смешивается с темной водой и уплывает. Кажется, давно пора возвращаться домой, но что такое — домой, и что такое — возвращаться, и не война ли сейчас —  никак не можешь понять.

А река лежит как черный ход, и всё вокруг, весь воздух кажется большим черным куда-то ходом, и оттуда откуда-то, откуда не знаю, но кто-то, кажется, всё смотрит на тебя, смотрит, и, может быть,  думает о тебе, может быть, даже жалеет, а значит — хранит. И я достаю из рюкзака тетрадку, вырываю листок, и медленно вывожу — Здравствуйте мама и папа, я живу хорошо.

Ирина Митрофанова Москва

Дата : Ср сентября 07, 2011, 16:52:33 Этот рассказ Сергея показался мне более жестко сконструированным, чем другие его рассказы, более классическим. А приём "я,он,тебе - и всё это обращение к себе же" в наше время уже стал реалистическим, а не приёмом постмодернизма. Если при чтении некоторых вещей Сергея нужен определенный настрой, готовность к глубокому погружению в текст, что для некоторых с непривычки кажется сложным, то этот рассказ воспримет любой, без подготовки и настроя.

Ирина Макарова Москва

Дата : Вс сентября 11, 2011, 10:32:23 чудесный рассказ, с превращениями, которые хорошо подходят пешей прогулке. земля-огнь-металл-вода-дерево: все элементы, необходимые в пути к обретению...

Екатерина Злобина Cевастополь

Дата : Пн сентября 12, 2011, 15:23:15 Прогулка, скорее, метафизическая, "по волнам моей памяти"... Наверное, Сережа удивится такой ассоциации - с наличием в этой Вещи 5 элементов для обретения бессмертия :) Но мне понравилось, что можно и так прочесть.

Ирина Макарова Москва

Дата : Пн сентября 12, 2011, 20:16:09 "А я еще спрашивал, и бабушка даже начала сердиться, и сказала, что хранит — это, значит, смотрит, и думает, и жалеет, а когда кто-то отчаивается, Бог у него за спиной, и еще сказала, что Бога нужно обрести"

Екатерина Злобина Cевастополь

Дата : Вт сентября 13, 2011, 23:29:30 И еще я подумала, что это, наверное, самая... "просто устроенная" (с виду) вещь Сергея. Она очень... естественная. На одном дыхании выговорена. И о том, что каждому очень близко и важно, и усмехнуться никто не сможет ни одному слову здесь. Говоря о "жёсткой конструкции", Ирина Митрофанова имела в виду, конечно же, то, что этот рассказ Кромина можно пересказать, в нём есть устойчивые и распознаваемые всеми "точки опоры" :) А вообще кроминские вещи (и такие, и "иные") вызывают у меня неизменное желание реветь от того, что все - прекрасны, и жизнь - трагична и прекрасна, и всех жалко, и Бог - "не где-то там, а вот тут"...

Ирина Макарова Москва

Дата : Ср сентября 14, 2011, 00:20:15 Мне понравилась драматургия:очень ясная сцена - черное (страх) и белое (Бог) и герои - их трое (я, ты и он), которые являются в терминах Соловьева "нераздельным и неслиянным".

Вход

Логин:
Пароль:
	Запомнить
	Забыли пароль? Регистрация на сайте

Это случается с каждым...

Введите почту чтобы восстановить пароль:
Чтоб выйти нажмите Отмена.