Одесса времён Интервенции… запахи бриза на Приморском бульваре, летящая зола из угольных топок союзной эскадры. Красотки, метущие брусчатку подолами лёгких платьев. Пижоны в полосатых костюмах и красных бабочках. Цепляющая прохожих череда ветвистых платанов с белой корой. Но я смотрю на статую Дюка, уставившуюся перед собой, словно размышляя, не отправиться ли ей вниз по Потёмкинской лестнице, навстречу новым переселенцам – кондотьерам, купцам и контрабандистам – или дождаться их наверху, этих блудных сыновей погибшего мира. И таки да, вы знаете – Дюк однажды отправился в путешествие!

Какой чудный вид, герцог, говорю я, доставая, как свой, кошелёк из-за пояса очередного лавочника. Основатель Одессы – это вам не цаца, цаца и в карман, а монументальная живопись! Вижу, гнётся перед Дюком тощий французский шмерц, в котором легко узнать одного из старших офицеров крейсера «Эрнест Ренан». А перед офицером разводит невнятные цуцылы-муцылы длинный грек, забавный и юркий, словно из Турции засланный с контрабандным товаром. Вдруг грек снимается с якоря и летит ко мне:

– Лёнечка, выручайте! У вас такая лёгкая рука – толкните Дюка этому адмиралу Нельсону!

Размягчение мозгов ещё не признак ума, хочется мне сказать.

Да и Нельсон был, кажется, англичанином… но я сегодня кроткий, как устрица:

– Когда вы будете на Ланжероне, там чудная привычка, начинать беседу с рукопожатия. Чи дальше будем ехать на шармака?

Грек видит, что разговор не кончится, покуда правильно не начнётся:

– Вот только не надо мне царапать глаза за эту паршивую корку хлеба. Скажите, Друкер… вы Лёня Друкер, я не мог ошибиться! Послушайте, вам кент фуфла не гонит. Допустим, я Ахиллес Другораки, катала с Мясоедовки, так сейчас не об этом. Есть шанс в хорошем темпе, бикицер, сделать вон того кипучего фраера! Мсье Берренкур хочет Дюка, и он таки получит его, раз хотячка напала… вы меня понимаете? Я их кают-компанию немножко сделал на покере. В ответ мареманы споили меня шампанским, а я с шампазы дурею, как судейская дочка. Так та зараза, Берренкур, меня и подначил: или я смогу продать ему статую Дюка де Ришелье? У Берренкура поместье в Бретани, где-то по соседству с Дюковыми потомками. Ударили по рукам. Пари составлено при свидетелях, и даже очень важных. Записано по всем правилам, так что если я выиграю…

Грек склоняется ко мне, и названная шёпотом цифра вмещается в моё ухо исключительно боком.

Это уже деловой разговор, и я отвечаю, будучи слегка наслышан о Другораки:

– А просто слинять нельзя? (Грек парусит ушами). Тогда скажите вашему комику, Ахиллес: мол, встретили фраера, который гэпнул на манёврах кобылу из-под Медного всадника. Будет им Дюк, пусть Франция не скучает! Отогнать бы крейсер поглубже…

Грек, сделавший мне беременную голову, возвращается к французскому индюку.

А я пускаюсь в раздумья.

Всё преходяще, деньги вечны – с тех пор, как их придумали финикийцы.

Слов нет, цена заманчивая! Но мареману-френчу фуфель толкнуть, это вам не на хапок кишеню подрезать. В одиночку французы народ серьёзный, хоть гамузом сплошные обормоты. Через почему спалилась Антанта? Через беспорядок и чепуху… через халоймес, цурис и макес. Где мы, и где германцы! Здесь нужен план. Сию минуту, гляжу, кивает мне знакомая барышня с кружевным розовым зонтиком … ба, да это же Маня Циперович с Большой Арнаутской, ветеран хипеса. И меня бьёт, как громом – вот он, шанс! Проблема Дюка слазит с меня, как повзрослевшие дети с родительской шеи. Не сидеть же на загорбке до следующего Мессии!

– Где вы идёте, Маня? – кричу я, довольный, что твой купец с распроданным товаром. – Здравствуйте вам! Откуда эти пошлые кружева, что давали за них?

– Я иду в оперу. Дважды! – отвечает барышня.

– Шо – дважды?! И как там ваши дети?

– Давала дважды! – хохочет бравая Маня. – Если хочете знать за детей, Леонид, так их нема – удрали в Антанту. Ой, эти дети… шеб мне била такая жизнь, это же вирванные годы! И шо вы скажете за Антанту? Полно жлобов!

Она опять кивает, и мы расходимся, весьма довольные друг другом.

Грамотно передёрнуть, вот в чём здесь будет цимус.

Не Манин хипес, разумеется…  сделайте что-то вроде бы! Нужен третий, и я его скоро увижу. Ускоряя шаги, огибаю по неровной брусчатке здание оперного театра. Бывший городовой Федул Евграфович Твердыщенко, до краёв наполненный ароматами цветущих акаций, мается в ливрее швейцара у дверей ресторана «Ливадия». Сил в этой тумбе с лицом биндюжника по-прежнему залежи, ноги-брёвна, усищи веером. Бывший вражина надёжен и прям, словно александрийский маяк. Ввожу Твердыщенко в курс событий, и он кивает, блестя хмельным глазом и поддельными позументами. Теперь нас трое.

Купой и дядьку бить легче.

Зять у Твердыщенки – большая шишка в нынешней городской управе.

Поэтому укутанная тряпьём статуя Дюка со скромной надписью на дощечке «Закрыто на реставрацию» ни у кого вопросов не вызывает. Дюк так же нуждается в реставрации, как я в геморрое, но дело не в этом. Статуя должна быть надолго укрыта от постороннего взора. Ночью мы её с помощью знакомых биндюжников стаскиваем с пьедестала и приставляем к нему вплотную, после чего заново укрываем мешковиной. Мешковина – наша карточная колода… но для того, чтобы передёрнуть, в ней должны быть минимум две карты!

Почесав чёрную, как смоль, чуприну, Ахиллес приводит нас в слесарные мастерские на Ближних Мельницах. Достаёт из-за пазухи замотанную в тряпицу склянку со шмурдяком, две луковицы, краюху хлеба – и через три часа встаёт перед нами настоящее чучело! Но, если не вглядываться, тот же Дюк. Вторую карту Ахиллесова пасьянса слесаря сварили наскоро из обрезков труб и жестяного ведра. Промокшие до последней металлической нитки, замотанные в мешковину Дюк и Никталоп (так мы прозвали сваренного наспех кадавра) три четверти часа мотались в трюме рыбачьей фелюги, доставшейся мне по наследству от ушедшего с большевиками старшего брата. Доставку на крейсер мы подгадали к собачьей вахте, к четырём утра.

Грек на корме, Твердыщенкоза штурвалом, а я на стрёме, само собой.

Болтает фелюгу морская зыбь, страшное дело.

Доски бортов трещат, качается свёрнутый в трубку единственный парус, вяло тарахтит мотор да пенные вихри волн мчатся где-то под облаками… помните, у Багрицкого? По рыбам, по звёздам проносит шаланду: три грека в Одессу везут контрабанду. Грек у нас, положим, всего один, да и тот порченый, и контрабанду мы везём из Одессы – что ж, времена меняются. Стукнули, встав с крейсером на рейде, шкворнем железным в борт – сначала дважды, потом отдельно ещё раз. Сверху упала лестница… ну, это по-сухопутному. Вначале по штормтрапу, спущенному по левому борту, лёгкий, как кошка, впёрся на борт к Берренкуру Ахилл. Слышим шум на палубе, крики, выстрел… в минуту грек слетает обратно в шлюпку, глаза бешеные: ловушка! Играют в тёмную, за дуралеев держат.

Ах ты ж, думаю, памятник Дюку в славном городе Пизе!..

Но я вам не тётя Маня. Открываем трюм, тащим груз наверх, скидываем мешковину и кажем французам беднягу Дюка. Берренкур пучит сверху линзы морского бинокля, но, вижу, кивает нехотя. Возвращаем в трюм Дюка, обвёрнутого мешковиной, и подымаем так же обвёрнутого Никталопа. Берите статую, кричу я Берренкуру, только деньги вперёд – или мы сбросим его в пучину, к чертям собачьим! Полетели с палубы тали, скрипнули французские нервы. Обмотали мы, не раскрывая ткань, старика Никталопа, попрощались с ним без слёз, но подымать сигнал не даём – ждём расплату. Съехал на отдельной тали продетый в ручки саквояж, открываем: доллары, франки, фунты! Располным-полна коробочка. Правда, со дна, как выяснилось, проложенная резаной бумагой. Сволочи всё же французы, до того народ в делах ненадёжный…

Подымается Никталоп на крейсер, вот и середина борта. Толкнулись мы разом вёслами, взревел мотор, дёрнул на прощанье грек за неприметную верёвочку – ах-ах, что такое? Слетает Никталоп жестяным ведром прямо в Чёрное море: не уберегли его при подъёме, касатики… и цепляет Никталоп при падении в воду стропаля-грека, так что булькают они за борт фелюги разом, как грузила рыбачьей сети. Заорали французы, переглянулись и мы с Твердыщенко…

Вскочил на борт Федул Евграфыч, скинул робу и – шасть! Вынул-таки из пучины… нет-нет, только грека, да и то я их двоих еле на борт втянул. Отвалили в полной тишине, то и дело поджидая в спину маленькую пулемётную очередь… ничего, Бог миловал. Первым делом возвращаем Дюка на постамент. Ничего, глядим, морская прогулка герцогу на пользу пошла! Через час садимся в норе у грека, на Молдаванке, делим невеликий свой табаш. А потом Другораки вручает Твердыщенке золотой перстень с крупным жёлтым бриллиантом. Многим помог Твердыщенко, да сам вот не уберёгся. Слышал, ранили его при переходе румынской границы. Ахиллес в лагерях чекистских пропал… а я вот здесь, на Приморском бульваре. Деньги? Детям отправил, потомство моё, как и Манино, с союзниками ушло в Европу. Теперь они меня чуточку кормят. А Дюк, я погляжу, всё тот же красавец.

Хоть новое пари ему заключай!

Ирина Митрофанова Москва

Дата : Пн марта 18, 2013, 14:43:54 Эх, Одесса, жемчужина у моря.Очень колоритный текст. "Обмишурили" мошенники друг дружку: одни - статую поддельную вручили, другие - "куклу", вместо денег. Только я не поняла за этим одесским говорком, а перстень-то откуда взялся?

Борис Егоров Hof

Дата : Пн марта 18, 2013, 20:30:28 Шоб я так жил! И штоб мы все были здоровы. Спасибо, Стэн.

Лариса Ефремова Москва

Дата : Ср марта 20, 2013, 23:11:27 Отличная стилизация. Где обучают такому одесскому диалекту, уважаемый Стэн? ;) Казусная вещь, новелла, отдаленно напоминающая по колориту бабелевские "Одесские рассказы". Тем не менее, чего-то не достаёт, трудно сформулировать, чего именно. Более глубокого раскрытия характеров, наверное. Вообще, чтобы эти характеры хотя бы были, чтобы это были живые люди,разные, каждый со своими достоинствами и недостатками, а не типичные персонажи веселого контрабандисткого анекдота. Они получились все какие-то одинаковые, по моему ощущению; одинаково мыслят, одинаково говорят, даже одинаково двигаются. Возможно, именно поэтому работа заставила меня задуматься: всё-таки, а где здесь авторское, личное, где его собственный, пусть и "одесский", стиль? Чего хотел автор, создавая этот рассказ?

Стэн Голем Санкт-Петербург

Дата : Чт марта 21, 2013, 10:21:42 спасибо за прочтение! Ирина, перстень - личная собственность Другораки, выигранная в карты (он шулер). Борис, и Вам спасибо за проявленное внимание. Лариса, автор хотел сказать,что в рассказе,ведущемся от первого лица и посвящённом конкретной афёре,трудно ожидать раскрытия (самораскрытия) характеров и эмоций. скорее, впечатления от героев появятся в процессе чтения серии новелл с их участием. бабелевскими аллюзиями страдают,на мой взгляд, не тексты, а скорее, классификаторы. одесскому диалекту уже не обучают, обычная работа с источниками. если уважаемые модераторы сочтут возможным,я бы хотел,чтобы Вы ознакомились с зарисовками "Сумерки Зибен-Ахта", "Внешний долг шулера Другораки" и "Евреи города Одессы". если не сочтут, Вы легко найдете их на сайте litsovet.ru. всего Вам доброго!

Лидия Юрьевна Волкова Щёлково

Дата : Пн мая 20, 2013, 15:50:43 Стэн, это отличная работа! Имеет место быть жанр: авантюрная комедия. Жанр отработан добросовестно. А если кому-то хочется прочесть между строк Горьковскую "Песню о буревестнике" - тоже имеет право, пусть прочтёт! Кто-то писатель. Кто-то читатель... Спасибо за ссылку.

Дата : Сб августа 12, 2017, 10:57:48 Текст живой, но немного пересыщен жаргонизмами. Дюка невозможно украсть, т.к. это, наверное, единственный памятник в мире, где Фемида изображена без повязки на глазах.)) А вот одесские грифоны разворовали почти все: из 8 остался один. Последний грифон "приватизировали" где-то в период перестройки.

Вход

Логин:
Пароль:
	Запомнить
	Забыли пароль? Регистрация на сайте

Это случается с каждым...

Введите почту чтобы восстановить пароль:
Чтоб выйти нажмите Отмена.