СЕРГЕЙ СОБАКИН. ГРИГОРИЙ-"БОГОСЛОВ" СНЕЖАНА ГАЛИМОВА. ТОНКИЙ ШЕЛК ВРЕМЕНИ ИРИНА ДМИТРИЕВСКАЯ. БАБУШКИ И ВНУКИ Комментариев: 2 МИХАИЛ ОЛЕНИН. ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНИЕ АНФИСА ТРЕТЬЯКОВА. "О РУСЬ, КОМУ ЖЕ ХОРОШО..." Комментариев: 3 АЛЕКСЕЙ ВЕСЕЛОВ. "ВЫРОСЛО ВЕСНОЙ..." МАРИЯ ЛЕОНТЬЕВА. "И ВСЁ-ТАКИ УСПЕЛИ НА МЕТРО..." ВАЛЕНТИН НЕРВИН. "КОМНАТА СМЕХА..." ДМИТРИЙ БЛИЗНЮК. "В ШКУРЕ ЛЬВА..." НИНА ИЩЕНКО. «Русский Лавкрафт»: Ледяной поход по зимнему Донбассу АЛЕКСАНДР БАЛТИН. ПОЭТИКА ДРЕВНЕЙ ЗЕМЛИ: ПРОГУЛКИ ПО КАЛУГЕ "Необычный путеводитель": Ирина Соляная о книге Александра Евсюкова СЕРГЕЙ УТКИН. "СТИХИ В ОТПЕЧАТКАХ ПРОЗЫ" «Знаки на светлой воде». О поэтической подборке Натальи Баевой в журнале «Москва» СЕРГЕЙ ПАДАЛКИН. ВЕСЁЛАЯ АЗБУКА ЕВГЕНИЙ ГОЛУБЕВ. «ЧТО ЗА ПОВЕДЕНИЕ У ЭТОГО ВИДЕНИЯ?» МАРИНА БЕРЕЖНЕВА. "САМОЛЁТИК ВОВКА" НАТА ИГНАТОВА. СТИХИ И ЗАГАДКИ ДЛЯ ДЕТЕЙ НАТАЛИЯ ВОЛКОВА. "НА ДВЕ МИНУТКИ..." Комментариев: 1 "Летать по небу – лёгкий труд…" (Из сокровищницы поэзии Азербайджана) ПАБЛО САБОРИО. "БАМБУК" (Перевод с английского Сергея Гринева) ЯНА ДЖИН. ANNO DOMINI — ГИБЛЫЕ ДНИ. Перевод Нодара Джин АЛЕНА ПОДОБЕД. «Вольно-невольные» переводы стихотворений Спайка Миллигана Комментариев: 3 ЕЛЕНА САМКОВА. СВЯТАЯ НОЧЬ. Вольные переводы с немецкого Комментариев: 2 |
Просмотров: 1963
16 ноября 2012 года
В тот летний вечер, о котором пойдёт речь, муж пришёл с работы домой поздно, уставший и сердитый. – Сама кашу заварила, сама и расхлебывай, – заявил он с порога. – Какую кашу? – спросила я скорее заинтересованная, чем встревоженная. – Тебе лучше знать. – Не понимаю. Что случилось? – Приходила на работу ко мне скандальная женщина. Её муж отдыхает в санатории. Дома в рабочем столе мужа она нашла тетрадь, а в ней рукопись любовного романа. – Ну и что? – подчеркнула я равнодушие к событию. В таких случаях обычно пожимают плечами, пожала плечами и я. – А то, что имя героини – Макдей. «Любопытно, весьма. Мак-Дей! Похоже, что приходила жена философа. Первый слог из его фамилии, второй – из моей», – отмечаю про себя, а вслух спрашиваю: – А я тут при чём? – При том, – поясняет муж. – Искать ответ на вопрос: «Кто героиня романа?» женщина отправилась на предприятие, где работает её муж. Там-то ей и разъяснили, с кем тот жарко спорит в вестибюле, остаётся после работы. Оказалось, что с тобой. Вот и разберись, ты ли героиня этого романа – «красавица с родинкой на груди». Оправдываться мне не хотелось. Я пытаюсь сменить тему разговора: – Ну, во-первых, я не красавица. – Но довольно симпатичная, – смягчает тон муж. – А во-вторых, – продолжаю я, – родинки на груди у меня нет. – Нет. – Персонаж выдуман! — заключаю я. — Возможно, — соглашается он. — Не бери ерунду в голову. Пошли ужинать, – успокаиваю я мужа, а сама мысленно оцениваю ситуацию: «Легенда «Пигмалион» да и только! Как поступить? Можно ничего не предпринимать до возвращения философа из санатория, и с точки зрения здравого смысла – самый подходящий план, а можно пойти к его жене, объясниться». Решаю подумать об этом завтра. А завтра наступила суббота. Я проснулась с ясным планом, зная, что делать. Возбуждение, вызванное событием, улеглось. Будь я постарше, отнеслась бы к визиту скандальной (по оценке моего мужа) женщины несколько иначе! Не обратила бы на него внимания и отправилась бы на пляж. Но тогда по молодости я ещё не научилась взвешивать обстоятельства и была уверена в необходимости объяснений с женой философа. Кстати уже представить и нашего героя. Но всё по порядку. События эти происходили в начале семидесятых. В то время я занималась научной работой, готовила к защите диссертацию. Получилось так, что мой научный руководитель отправился в длительную заграничную командировку, а я ушла в продолжительный отпуск. Моего выхода на работу с нетерпением ждал новый сотрудник нашего предприятия – отставной морской офицер. Знакомство с новой для него отраслью мужчина начал с изучения отраслевых научных журналов и сборников. Интерес вызвали у него опубликованные в них мои статьи. В день моего выхода на работу он позвонил мне в отдел и попросил встретиться с ним в вестибюле. Любопытство правит миром! Гонимая им, я примчалась к месту встречи первой. Вскоре ко мне подошёл мужчина, на взгляд лет пятидесяти, несколько странный наружности: высокий, худой, с длинными прямыми русыми волосами и военной выправкой. Узнать меня ему не представляло труда – моя фотография красовалась на «Доске Почёта» в том же вестибюле. – Маленький философ, – с вежливым поклоном представился мужчина. – Ваши научные статьи меня заинтересовали, но в них нет изюминки, – он сказал это с оттенком печальной серьёзности и глубокого убеждения. – Что вы хотите? – спросила я, чтобы хоть что-то сказать. Молчание выглядело бы невежливо. –Хочу сделать вам подарок, – с этими словами он протянул мне небольшую книгу в красном переплёте. – Норберт Винер, «Кибернетика», – прочла я на обложке. – Книга, провозгласившая рождение новой науки, – добавил мужчина, представившийся маленьким философом, чуть наклонив голову на бок, словно предлагал взглянуть на проблему моих исследований под несколько иным углом. Я поинтересовалась: – Чем буду обязана за подарок? – Перестройкой своего мышления. Недоумение заполнило мой взгляд, направленный на него. – На основе кибернетики, – с дружеской улыбкой тут же добавил он. На этом закончилась наша первая встреча. Я вернулась в свой отдел и с большим интересом принялась за чтение подаренной мне книги. Следует заметить, что кибернетика, зародившаяся в сороковых годах в США, долгое время в СССР была не признанной наукой. Как могут действовать одни и те же законы управления в машинах, в живой природе и в обществе? Тем более в нашем особом социалистическом обществе! В конце шестидесятых кибернетические идеи стали проникать в научные работы и в Советском Союзе. Самоорганизующаяся система – та изюминка, которую хотел видеть философ и в моих трудах. Мы стали часто встречаться. Философ давал мне книги, брошюры, статьи. Я перерабатывала материал. Делала свои наработки. Показывала ему. – Неубедительно, – комментировал он. Я приносила ему другие варианты. – Не то, – хладнокровно перечеркивал он мои труды. Я упорно продолжала исследования. – А теперь? Так? – Опять не так, – разочарованно вздыхал он и приносил мне новую литературу; выписывал для меня книги даже из Центральной столичной библиотеки по межбиблиотечному обмену. Я прорабатывала их и представляла на его суд очередные варианты. – Не так, – кривился он. Доводил меня до слез. – Научите, как, – просила я. – Всему можно научиться, но ничему нельзя научить, – философствовал он. – Знания – это то, что достигается собственным пониманием, – его серо-голубые глаза улыбались снисходительно. Однако эта улыбка действовала на меня успокаивающе и вызывала доверие. Сменялись времена года, а захвативший нас поединок продолжался. – Не могу! – отчаивалась я. – Можете! – ободрял он меня терпеливо и доброжелательно. Что можно сказать о философе? Вообще-то, человек он неординарный, сочетающий в своём характере холодный практический ум с поразительной эксцентричностью. Любил бросить вызов общественному мнению какой-нибудь необыкновенной выходкой. Это подчеркивал и своей внешностью. Отпустил волосы до плеч в то строгое советское время, словно хотел выделиться из общей массы. Призывал быть личностью, а не единицей толпы. Имел свое обоснованное мнение по всем вопросам, высказывал его прямо и откровенно, но не навязывал другим. Его отвлечённый, рассеянный, блуждающий взгляд как бы подчёркивал, что в нём кроются мистические знания того, что другим недоступно, но не кичился этим. По мнению многих – он был чудак, а мне с ним было интересно. Что я знала о его семье? Немногое. Меня это мало интересовало. Что такое семейная история? Та, где нет дела третьему. Просто я относилась к философу с пониманием, а он вознаграждал меня порой необычайной откровенностью и кое-что успел мне поведать. Родился в Ленинграде. Его отец – историк, имел богатую домашнюю библиотеку. Мальчик с детства зачитывался книгами. Когда началась война, был уже школьником. Отец ушел добровольцем на фронт и вскоре погиб. Пережили с матерью блокаду. От дома и библиотеки не осталось ничего… Война наложила свой отпечаток, разбудив в мальчике упрямство, страстную тягу к познанию мира, в то же время, сделав его замкнутым, одиноким. Высшее военно-морское училище, служба на флоте… В память об отце создавал свою библиотеку. Страсть к чтению заставляла набирать в морские походы уйму книг. Когда возраст его перевалил за третий десяток, он всё ещё оставался целомудренным. Над ним подшучивали: «Спать надо не с книгой, а с женщиной». Рекомендовали прислушаться к совету древнего Философа своему Ученику: Жениться нужно – или будешь счастливым, или станешь философом. Человеку, столь увлечённо познающему устройство мира, действительно пора бы уже постичь и что такое страсть, супружество, тот особый таинственный мир, скрытый от него, непознанный. Поддался он на глупый спор. Мол, после возвращения из похода выберет на танцплощадке самую красивую девушку, и она, не успев глазом моргнуть, выйдет за него замуж. Спор выиграл. Девушку-красавицу выбирали всей компанией. Совсем юная. Едва окончив школу, она согласилась выйти замуж за высокого стройного офицера приятной наружности с благородными чертами лица, светлыми глазами и ясным взором. Так одной семейной парой стало больше на свете, богатом разными парами, но весьма бедном любовью и уважением. Началась совместная жизнь. Родился сын. Жена посвятила себя уходу за ребёнком, ожиданию мужа из походов, учений. А муж оказался типичным Водолеем, который не любит, когда его стесняют определёнными обязательствами. Женившись, он тут же загрустил по установленному ранее образу жизни. Ведь он свободолюбив и любит всё, что ещё не познано, что заключено за семью замками. Такому нужна жена, с которой можно говорить не только о любви, но и (предпочтительнее) обо всех мировых проблемах. Его жена подобные разговоры не поддерживала; он увлёкся философией… Так шло и прошло двадцать лет. Вырос сын. Тоже поступил в Высшее военно-морское училище, но чтением не увлекся. Философ вышел в отставку. В домашнем уюте он томился. Возможно, встреча со мной и стала для него отдушиной. Наконец-то он мог излить всю широту своих нестандартных взглядов и непопулярных идей. Был он почти на два десятилетия старше меня. Обращались мы друг к другу уважительно на «вы», называя по имени и отчеству. Никакой фамильярности в отношениях друг к другу не допускали. Мы работали! Постепенно ко мне пришло прозрение. Я знаю как! Я могу моделировать поведение исследуемой мной сложной самоорганизующейся системы! В научных сборниках появились мои новые статьи. Специалисты, прибывшие с Дальнего Востока ознакомиться с работами, удивлены: «Автор – женщина?». Наконец, похвала от философа: – Мо-ло-дец! Дом построен на прочном фундаменте!!! Подарок – фолиант с надписью: «Сцеволе!». – Почему «Сцеволе»? – интересуюсь я. – Несгибаемой, – поясняет он и тут же добавляет: – подробности – в истории древнего Рима. Пришлось пополнить свои знания и по этому вопросу. Сцевола – прозвище «левша», а почему римский патриций получил его – есть легенда. Конец VI века до н.э. Этрусский царь Порсена готовит нападение на Рим. Из Рима в лагерь противника направлен патриций Гай Муций. Он долго отговаривает Порсену от намерения. Тот непреклонен: «Рим должен пасть!» Исчерпав все доводы, Муций протянул правую руку в огонь, разведённый на алтаре, и держал её там, пока она не обуглилась. Несгибаемость Муция так поразила этрусского царя, что тот отпустил патриция, а с Римом заключил мир. Гай Муций стал легендарным Сцеволой. Итак, довольный результатом философ отправился в санаторий, а мне предстояла встреча с его разгневанной женой… Описывать, как я разыскивала адрес философа, нужный мне дом, – считаю излишним. Всё начинается с того момента, когда я позвонила в его квартиру. На мой звонок дверь открыла ухоженная женщина. Роскошный антураж... Мы молча уставились друг на друга. Любопытство неистребимо! Секунды две длилось молчание, но показалось длинным, как зимняя ночь. Передо мной стояла располневшая женщина с недовольным выражением лица. Я невольно задалась вопросом: «Где же былая красота?», затем, несколько оправившись, торопливо улыбнулась, давая понять, что не враг стоит, поздоровалась, представилась и начала объяснение прямо у порога: – Выслушайте меня, пожалуйста. У меня с вашим мужем только умственные отношения, – звучало нелепо, но ничего лучшего я не смогла придумать. Мои доводы слушать женщина не желала, и они разбились о каменную стену её миропонимания. – Красавица! С родинкой на груди,– обиженно процедила она, явно считая меня красавицей в кавычках. – Да нет у меня никакой родинки! Это же фантазия! Поймите… Она прервала меня голосом холодного презрения и усталого разочарования: – Вернётся муж, я ему устрою фантазию! – Разве же вы не понимаете?.. – Куда уж мне понять! – передо мной захлопнулась дверь. Женщина уже не могла себя сдерживать. Просто не могла себя сдерживать. Взгляд, подобный пощёчине, и срыв в хлопнувшую дверь… – Уф-ф-ф! – перевела я дух, тоскуя от бессмысленности своего визита. Вздыхать – единственное, что оставалось в моей ситуации. Ничего хорошего не вышло; для семейного скандала женщине надо сохранить воинственный настрой. Может, это и не так, но мне так хотелось думать! «С таким мужем следует постоянно быть готовой ко всяким неожиданностям, но семье он никогда не изменит, и это факт», – заключила я и пошла прочь. Мне стало жаль и философа, и его жену. Оба они не приняли друг друга такими, как они есть, не поняты и одиноки. За его мыслями ей не угнаться, но она и не стремится к этому. А он не оценил по достоинству доставшуюся ему природную красоту, и та увяла со временем, не принеся счастья... Не знаю, как встретила жена отдохнувшего философа. Мы с ним больше не общались. По его просьбе. Без объяснений. Что касается наших отношений? Философ пробудил во мне творческий потенциал (за что я ему благодарна), а сам, как оказалось, считая меня своим творением, сочинил фантастический любовный роман с героиней, имя которой соединило обе наши фамилии без моего на то согласия. Я не держу на него обиду. «Лучшее средство от обиды – прощение», – советовал философ Cенека ещё во времена древнего Рима. И это верно! Сожалею я лишь о том (отчасти из любопытства, а более из любви ко всему таинственному), что мне не удалось ознакомиться с романом, сочинённым философом. Что же он там накрутил? У него такое богатое воображение, что придумать что-нибудь, тем более невероятное, пожалуй, не составило особого труда. Фантазер! илл. рисунок Ирины Чеботарёвой |
Ингвар Коротков. "А вы пишите, пишите..." (о Книжном салоне "Русской литературы" в Париже) СЕРГЕЙ ФЕДЯКИН. "ОТ МУДРОСТИ – К ЮНОСТИ" (ИГОРЬ ЧИННОВ) «Глиняная книга» Олжаса Сулейменова в Луганске Павел Банников. Преодоление отчуждения (о "казахской русской поэзии") Прощание с писателем Олесем Бузиной. Билет в бессмертие... Комментариев: 4 НИКОЛАЙ ИОДЛОВСКИЙ. "СЕБЯ Я ЧУВСТВОВАЛ ПОЭТОМ..." МИХАИЛ КОВСАН. "ЧТО В ИМЕНИ..." ЕВГЕНИЙ ИМИШ. "БАЛЕТ. МЕЧЕТЬ. ВЕРА ИВАНОВНА" СЕРГЕЙ ФОМИН. "АПОЛОГИЯ ДЕРЖИМОРДЫ..." НИКОЛАЙ ИОДЛОВСКИЙ. "ПОСЛАНИЯ" Владимир Спектор. "День с Михаилом Жванецким в Луганске" "Тутовое дерево, король Лир и кот Фил..." Памяти Армена Джигарханяна. Наталья Баева. "Прощай, Эхнатон!" Объявлен лонг-лист международной литературной премии «Антоновка. 40+» Николай Антропов. Театрализованный концерт «Гранд-Каньон» "МЕЖДУ ЖИВОПИСЬЮ И МУЗЫКОЙ". "Кристаллы" Чюрлёниса ФАТУМ "ЗОЛОТОГО СЕЧЕНИЯ". К 140-летию музыковеда Леонида Сабанеева "Я УМРУ В КРЕЩЕНСКИЕ МОРОЗЫ..." К 50-летию со дня смерти Николая Рубцова «ФИЛОСОФСКИЕ ТЕТРАДИ» И ЗАГАДКИ ЧЕРНОВИКА (Ленинские «нотабены») "ИЗ НАРИСОВАННОГО ОСТРОВА...." (К 170-летию Роберта Луиса Стивенсона) «Атака - молчаливое дело». К 95-летию Леонида Аринштейна Александр Евсюков: "Прием заявок первого сезона премии "Антоновка 40+" завершен" Гран-При фестиваля "Чеховская осень-2017" присужден донецкой поэтессе Анне Ревякиной Валентин Курбатов о Валентине Распутине: "Люди бежали к нему, как к собственному сердцу" Комментариев: 1 Эскиз на мамином пианино. Беседа с художником Еленой Юшиной Комментариев: 2 "ТАК ЖИЛИ ПОЭТЫ..." ВАЛЕРИЙ АВДЕЕВ ТАТЬЯНА ПАРСАНОВА. "КОГДА ЗАКОНЧИЛОСЬ ДЕТСТВО" ОКСАНА СИЛАЕВА. РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ИСТОРИЯ Сергей Уткин. "Повернувшийся к памяти" (многословие о шарьинском поэте Викторе Смирнове) |
Москва