Марья Андревна ведет пальцем по ободку тефлоновой сковороды, обсасывает, жмурится от удовольствия:

— М-м-м! Вкусно!

— Мама!!! — гневно восклицает Мила.

— А что? — обижается Марья Андревна. — Матери пожалела, да?!

— Господи, ну при чем здесь…

Не дослушав, Марья Андревна гордо покидает кухню, громко хлопает дверью.

— Извини, — говорит Мила. — Вот вечно она… Нельзя ведь ей!

— Да ладно…

Когда они на кухне вдвоем, я сижу в своей комнате и не высовываюсь. Но сейчас не могу — картошки жалко, сгорит.

Я в их дела не вмешиваюсь. Политика нейтралитета — лучший способ выжить в условиях коммуналки. Миле что? Она приехала и уехала, а мне у Марьи Андревны еще до осени снимать. Меня Марья Андревна тоже не трогает — я плачу деньги. К тому же я чужая.

Мила уходит вслед за матерью. Я помешиваю картошку. Еще минуты три и все, можно выключать. Из коридора доносятся голоса. Они все громче, все ближе, все надсаднее. Марья Андревна начинает плакать, потом кричать. Слышно, как увещевает ее Мила: «Мама, не надо, люди услышат!» Но Марье Андревне уже не до того. Она визжит. Голос у нее делается высокий, пронзительный.

Бухает комнатная дверь, в ответ — входная.

Все, сбежала Мила. Сегодня еще ничего, а вот, помнится, под Новый год, из-за мисок… Миски у Марьи Андревны замечательные, да. Внутри исцарапанные все, выщербленные. Точно болячками покрыты. И дно горелое. Вот Мила и решила их, того, на помойку. Держите карман! Отдаст Марья Андревна миски, как же. И ведь подрались даже. До Рождества потом не разговаривали.

В кухню бочком вдвигается Марья Андревна, старательно всхлипывает. Я молчу. Марья Андревна всхлипывает снова, погромче. Потом не выдерживает, бормочет обиженно:

— Вот, воспитывай их! Матери пожалеют!

Глаза у Марьи Андревны красные, припухшие. Лицо и вовсе багровое.

— Картошки хотите? — предлагаю я. — Только что с плиты.

— Нет, спасибо, — сердито отвечает Марья Андревна.

— Горяченькая! — я протягиваю Марье Андревне исходящую паром сковороду.

Марья Андревна мнется.

— Ну, если немножечко… — двигает ко мне миску.

Я отсыпаю картошки:

— Угощайтесь! Это молодая уже.

— Вот спасибо, миленькая, — причитает растроганная Марья Андревна, давясь горячей картошкой, щедро приправленной слезами. — Не понимает она! Совсем не так жить стали, совсем не так! Матери пожалела! А я помню, в сорок третьем, в эвакуации… Пять лет мне было… Вот поголодали бы и поняли…

Слезы текут и текут по ее одутловатому лицу, и непонятно, плачет ли она от злости на Милу или от воспоминаний, а может, просто картошка слишком горячая.

***

— Голодала? — Нина Андреевна смеется. — Ну нет. Кто вам такое сказал?

Нина Андреевна старше на двенадцать лет. Ей уже семьдесят девять. Но именно она почему-то навещает сестру, не наоборот. Они совсем не похожи. Нина Андреевна — пожилая дама, у нее шляпка и помада. Марья Андревна — бабушка. У Марьи Андревны хозяйственная сумка из болоньи, сапоги «прощай молодость» и засаленный передник.

— Мы в эвакуации жили, в Ташкенте, — рассказывает Нина Андреевна. — Мне было семнадцать. А через два квартала — училище летное. Отец наш, понятное дело, на фронте, мать на работе с утра до ночи, а я как раз школу заканчивала. Ну и бегала туда на танцы по вечерам, дело молодое. Только Машку уложу, ногу за порог вынесу, а она сядет в кровати и хнычет: «Исть хочу!» Что было делать? С собой брала. Я тогда красивая была, коса вот по сю пору, — Нина Андреевна поворачивается, пытаясь показать, до какого места доходила коса, но артрит не пускает. — Курсантиков много за мной ухаживало. И вот приведу я Машку в раздевалку, на пальто посажу… а зима была, холодно, хоть и юг… Машка не хочет одна сидеть, пищит: «Исть хочу!» И кавалеры мои несут ей из офицерской столовой полный котелок каши. Пшенной. Ну, я танцевать. А Машка сидит на куче одежды, точно царица Савская, кашу ест. Ложка большая, едва во рту помещается. И ведь съедала до крошки все, честное слово! Стенки даже вылизывала.

***

Днем Марья Андревна смотрит кулинарные шоу. Она глуховата. Когда я со смены, засыпаю, а вот в выходные… Читать под это невозможно. Работать — тем более.

Шоу заканчивается, и Марья Андревна потихоньку царапается в дверь:

— Вы работаете, да?

Сворачиваю файл.

— Ничего страшного, заходите.

— Там, знаете, сегодня такой интересный рецепт был, — делится Марья Андревна. — Пьер Нарцисс готовил!

— Здорово, — киваю я вежливо. Я понятия не имею, кто такой Пьер Нарцисс.

— Надо курочку, филе, до золотистой корочки. И соус к ней. Апельсиновый. Или вот салат еще был, с креветками и огурцом. — Марья Андревна мечтательно прикрывает глаза.

— Здорово, — опять соглашаюсь я.

— Там еще авокадо нужно.

— Да?

— Да. Авокадо, оно на грушу похожее, только зеленое.

— Я знаю.

— А оно дорогое, авокадо?

Мучительно пытаюсь вспомнить. Вспоминаю:

— Рублей, кажется, тридцать. Или сорок.

— За килограмм? — оживляется Марья Андревна.

— Нет, за штуку.

— Ох, как дорого! Ничего себе! Ну, не буду вам мешать.

***

По вечерам она себе готовит. В кухне пахнет перегоревшим маслом и кислой капустой. Спасаюсь бегством, но не тут-то было. Марья Андревна гордо тычет мне под нос кульком пожухлой моркови:

— Вот! На рынке бесплатно дали! Такой приятный молодой человек. Азербайджанец, наверное.

В знаменитой миске, в самой большой, целая гора помидоров с бочками.

— И вот это еще! — кивает Марья Андревна на миску. — Поделиться с вами?

— Нет, спасибо. Я сегодня купила.

— А, ну ладно. А то, может, возьмете? У меня много.

— Нет, мне хватит, — опять отказываюсь я и взамен предлагаю колбасы.

Колбасу Марья Андревна любит фанатично. Это для нее как наркотик.

— Мне ма-алюсенький кусочечек, вот такой, — суетится Марья Андревна. — Вот, все. Хватит.

Делает бутерброд с белой булкой, жует. Спрашивает, роняя крошки:

— До-о-га-я?

— Нет, не очень, — сразу называю минус пятьдесят за кило, иначе она застесняется, переживать будет.

Мила возит ей продукты сумками, колбасу в том числе. И помидоры. Марья Андревна суетится сначала, благодарит, говорит, мол, не стоило беспокоиться, а потом, с одного неосторожного слова, заводится, злится, начинает пихать все обратно. Они ругаются. Мила хлопает дверью и уезжает. Марья Андревна плачет. Неразобранные сумки тухнут под вешалкой.

***

Просыпаюсь, нашариваю на тумбочке мобильник. До будильника еще полчаса. В коридоре бубнят. Медсестричка, видимо. Пришла укол делать.

— Что ж вы, Мария Андреевна, диету не соблюдаете? Разве вам можно?!

— Соблюдаю. Как же не соблюдать? Соблюдаю!

Наверное, она сейчас крестится. Она всегда крестится, когда врет про диету.

С чужими Марья Андревна — мед с молоком. Так и течет. Когда по телефону уменьшительно-ласкательные суффиксы и «мое солнышко», тут и к гадалке не ходи — подруга. Если заизвинялась — в банк звонит, насчет пенсии, или в поликлинику. А если «неблагодарная» и «помру, на могилу не ходи!» — это, значит, Мила.

Иду варить кофе.

— Ой, а хлебца-то нет, кончился! — суетится Марья Андревна, выбирая из мятой кучи за плитой пакет почище.

— Может, мне сходить?

— Нет, спасибо. Сама пойду сейчас.

— А можно ли? После укола-то?

— Ничего. Я тут, рядышком. В «Пятерочку».

Ноги у Марьи Андревны больные. Суставы. Последние месяцы еле ходит. Но «Пятерочка» — это святое. У местных бабушек там что-то вроде клуба. Я туда даже не суюсь до обеда. Все равно что встретить компанию пьяных тинейджеров в ночь с пятницы на субботу — мало ли что.

***

Раз в месяц заезжает внучка, студентка. Она по вечерам в «Макдональдсе» подрабатывает. Привозит бабушке детский обед — гамбургер и маленькую картошку. Марья Андревна бережно прячет гостинец в холодильник. Суетится и сюсюкает. Приносит из заначки «на мороженое». Выспрашивает про учебу. Интересуется, есть ли «мальчик».

— Ну ба!!! — сердится внучка.

— Да я ничего, это я так просто. Ты вот ешь лучше, ешь!

Марья Андревна пытается накормить внучку борщом. И пряниками. И котлетами. Внучка есть отказывается — она худеет. Марья Андревна расстраивается и причитает.

— Ба, я и так толстая!

— Ты посмотри, ведь кожа да кости!

Внучка уезжает, Марья Андревна достает гостинец. С величайшей аккуратностью разворачивает промасленный пакет, вынимает гамбургер, потом картошку.

— Марья Андревна, вы бы погрели. Невкусно же.

— Ничего, миленькая, я так.

Откусывает от бутерброда, тщательно жует, уставившись в одну точку. Котлета внутри просевшей булки белесая от проступившего жира, картошка вся скукожилась.

***

— А с чего ей быть спокойной-то? Сама посуди. Отца как выгнала, мне года два было, так и жила без мужика. Думаю, ты понимаешь. Как женщина. Сублимация. Типичный случай. Я в журнале читала. И ведь говорю ей — ну не ешь ты столько, ведь нельзя же тебе! И врачи вот… А, все без толку. Я бы забрала ее, хоть завтра. Не надо бы ей одной. Так они же с мужем моим поубивают друг друга… Да и не поедет она. Характер.

Мила курит в вытяжку. Красивая. Только глаза усталые. Марья Андревна вытяжку никогда не включает, электричество экономит.

— Я там, в шкафчике, лекарство ей положила. И денег. На верхней полочке. Ты проследи тогда. А то она, сама знаешь…

— Конечно, не беспокойся.

— Ну и звони, если что. Мало ли. Давление там, сердце. Только ты потихоньку, чтобы мать не слышала.

— Хорошо.

Мила тушит сигарету в раковине. Я смотрю в окно. Через двор семенит Марья Андревна — маленькая, сгорбленная, целеустремленная. Платок сбился. Худенькие ножки, большой круглый живот, красное лицо. В руках по огромному полиэтиленовому пакету. Тяжелые.

Она поспешает, стоически несет свою трудную ношу, и пакеты почти касаются земли.

Фото Анастасии Перлухиной

Галина Мальцева-Маркус Москва

Дата : Вт октября 30, 2012, 09:38:41 Просто и жизненно. Настолько, что будто знаю я эту бабушку, ее дочку и внучку... Помню, как своей бабушке привозила продукты - сначала целый спектакль с запихиванием обратно, потом - чуть ли не в слезы: зачем столько денег потратила, потом, наконец, все уложено в холодильник. В котором тухнут продукты, привезенные в прошлый выходной. Делай, что хочешь, но она сначала доест их. И только потом возьмется за свеже (т.е. уже не свеже) привезенное...

Саша Резина Москва

Дата : Вт октября 30, 2012, 11:45:06 Очень узнаваемо. Их - бабушек этих - видимо, клонируют :( И ага, я тоже до обеда а "Пятерку" никогда не суюсь!))) Как-то зашла в 9, после того как сына в садик отвела, чуть не обалдела, и чего им всем не спится)) А еще грустно оттого, что у них, у совковых тетек, действительно менталитет такой хреновый, что с чужим надо сюсю разводить, а с близкими как угодно, хоть матом(( И посуду хорошую- гостям. А сами из кружек-из мисок. И всё в этом духе... Хотя логичнее было бы наоборот. Близким самое лучшее, а чужим что придется (у них свои близкие есть) Спасибо, рассказ очень понравился, это настоящая жизнь, ее описывать надо иметь незаурядный талант.

Лариса Ефремова Москва

Дата : Ср октября 31, 2012, 18:35:11 Мне всё-таки кажется, что дело не в "совковых" тётках и их "хреновом" менталитете: было бы слишком плоско. Хочется глубже копнуть и задаться вопросом, почему этим конкретным человеком управляет только один-единственный (самый мощный, следует признать) инстинкт: самосохранения. Это сбой "программы" или сама "программа" специально зачем-то упрощена до такой степени? И ведь как многоуровнево раскрывается этот "объект": это и образ живого человека, и социальный тип, и, в какой-то мере, даже аллегория! Есть в этом простом с виду рассказе что-то загадочное, ведь на невольно возникающий вопрос, почему же бабушка живёт только ради того, чтобы есть, что же и когда с ней произошло, что она стала такой, - нет ответа. Объёмность этому рассказу придаёт не только сторонняя "рассказчица" со своей параллельной историей, но также "версии" и дочери, и внучки главной героини; ненавязчиво раскрытое их отношение к старушке. Автора хочется поблагодарить за "несуждение" ни о ком из своих героев, за объективное к ним отношение, я думаю, это признак не только хорошей литературы, но и зрелости литератора.

Саша Резина Москва

Дата : Ср октября 31, 2012, 19:55:49 Лариса, можно конечно копать как угодно глубоко, но невозможно не заметить, как много "одинаковых" бабушек нынче на руси, и родом они, как ни верти, именно из совка. Система стремилась вытравить всё живое из жизни человека. Если помните, поначалу хотели даже расправиться с институтом брака! (положение, если не путаю, спасла Коллонтай) У людей и у женщин в частности не было красивой одежды, вкусной еды, возможности путешествовать по миру, громко заявлять о своем мнении на разные предметы, если мнение не совпадало с гос.линией. По сути им оставили только самое необходимое, без чего они бы умерли: немного денег, чтобы хоть как поесть, тряпки, чтобы прикрыть наготу и пропагандистские фильмы, чтобы скоротать досуг. Естественно, я преувеличиваю, но суть такова. И всё это не могло не искалечить целые поколения. Еще Гитлер говорил, что управлять можно только массами, отдельными личностями нельзя, поэтому с ними надо бороться. Итогом явилась пресловутая "уравниловка", а потом спустя десятилетия- и появления армии таких вот старушек... Я знаю много бабушек, и соседок и родственников, и просто на улице, в той же Пятёрорчке, вижу. И все они похожи на героиню рассказа, как родные сестры :( Нюансы меняются, главное остается. Я называю это "совковостью", потому что не будешь же каждый раз писать трактат со всеми качествами, присущими времени.

Лариса Ефремова Москва

Дата : Ср октября 31, 2012, 20:18:38 Сашенька, боюсь, что и на пресловутом Западе проблема человека, который живёт только для того, чтобы есть, тоже весьма актуальна. У них всё есть, и почти всегда было. И это совершенно не отменяет ни массового "жора", ни увеличивающегося множества людей, чувствующих себя глубоко несчастными, несмотря на полную возможность удовлетворить все свои желания. И именно их социологи и психологи всё чаще заявляют, что главной эпидмией 21 и последующих веков станет депрессия и суицид. Мне кажется, вы описываете зарубежную жизнь несколько идеалистически. У меня нет к этому претензий, я лишь хочу попытаться убедить вас, что постоянное упрощение до схем и слоганов лишает нас каких-то особых и очень нужных рецепторов,благодаря которым можно ощутить полный, подлинный вкус жизни. Жизнь не чёрно-белая, не плохая и хорошая, она и то и другое одновременно вне зависимости от места и времени действия. Я совершенно согласна, что бабушка в этом рассказе является "типичным представителем" "армии старушек". Но не только, иначе это было бы пошлая до невозможности сатира или бытовая-характерная зарисовка из "критического реализма", и - зачем?

Саша Резина Москва

Дата : Ср октября 31, 2012, 20:23:06 А разве я хоть что-то сказала о западе? У них свои проблемы. Проблемы существуют везде. Увы, мы не в раю. Просто для кого-то хуже одно, для кого-то другое. Все мы ищем "меньшее зло", о добре не помышляя и на него не рассчитывая на самом-то деле.))) В плане строя уж точно. Для меня меньшее зло- запад, для бабушки- советский союз:))

Саша Резина Москва

Дата : Ср октября 31, 2012, 20:28:57 А вообще, Ларис, конечно, свобода выбора рождает чудовищ. Человек может взять и выбрать быть педиком, или геронтофилом, или обжорой, или воинствующим вегетарианцем, мечтающим отправить на бойню всех мясоедов:)) Человек таков! И на выходе мы получим проклятую толерастию:) Но с ней со свободой выбора все равно как-то теплее и уютнее жить:) Я самую плохую свободу уверенно предпочитаю самому хорошему и справедливому диктату.:-)

Ирина Митрофанова Москва

Дата : Ср октября 31, 2012, 22:01:54 Рассказ хороший, профессиональный, но восторга у меня не вызывает. Объясню почему. Для меня этот рассказ натуралистический. Сила натурализма в том, что жизнь показывается действительно такой, какая она есть, с фотографической точностью, но при этом отсутствует и авторская позиция, и авторское эмоциональное отношение к явлению. Автор никак не выражает своё отношение к тому или иному явлению. Просто показывает явление, ситуацию, каких-то людей. В результате мы обсуждаем само явление в зависимости от опыта. Да, узнаваемо - ну и что... Вот я не раз сталкивалась с тем, что бабушки с детьми довольно прохладно, зато внуков очень любят. В этом рассказе в том числе показано и это тоже. Но вот я как раньше толком не могла понять, почему так, так и после этого рассказа знаний у меня в этом вопросе не прибавилось. Так и по всем остальным проблемам, которые здесь показаны тоже. Почему у бабушки эта мания обжорства - на мой взгляд, у неё она всегда была, и пример тому - случай из детства про кашу...Почему - понятия не имею. Про хранение продуктов и походы в Пятерочку - наверное, можно объяснить социальными причинами. Но мы это и так знаем и видели. Хорошо, показали нам это еще раз. Ну, есть такое,плохо это... или не очень плохо, есть что-то и похуже. А дальше-то что... Я не в том смысле, что жду какого-то указания - как жить и что делать... А в том, что этот рассказ ничем не помог мне в большей мере осознать или прочувствовать показанные в нем проблемы и показанные в нем характеры. Да, эти характеры и люди реальны, но благодаря этому рассказу я не стала лучше понимать подобных людей и подобные характеры. Я не то чтобы критикую данный текст, просто говорю о том, что, на мой взгляд, это типичный натуралистический рассказ со всеми его "за" и "против". Автор сам не знает, почему бабушка ест, у автора нет ответа... Последняя правка: октября 31, 2012, 22:24:59 пользователем Екатерина Злобина

Вход

Логин:
Пароль:
	Запомнить
	Забыли пароль? Регистрация на сайте

Это случается с каждым...

Введите почту чтобы восстановить пароль:
Чтоб выйти нажмите Отмена.