Дарья Шмакова была страшна. Не «урод», но худое костлявое тело и «лисья» голова с жидкими волосами производили отталкивающее впечатление – с самой молодости, как уверяли её ровесники.

Бальзак сказал бы, что этим существом женского пола не прельстился бы даже казак – во всяком случае, казак образца 1812 года... Платовские казаки, в представлении Бальзака, были самыми невзыскательными или, лучше сказать, самыми неразборчивыми из известных ему дикарей. Впрочем, в Герценском посёлке – районе небольшого, но славного рабочего городка о заблуждениях – чтобы не сказать: невежестве – француза мало кто задумывался.

Да-а... Продолжением ли несчастливой внешности, следствием ли её была дарьина натура: Шмакова была завистлива, злоязыка и постоянно застигаема на подслушивании... На колкие вопросы хозяев, которые, выйдя за ворота, обнаруживали Дарью, а с годами – Дарью Ивановну подчас с прижатым к оконному стеклу ухом, Дарья Ивановна устало и спокойно отвечала, что просто остановилась перевести дух.

Судьбу свою она устроила очень пристойно: ещё до войны успешно окончила физмат пединститута и математику не только знала и понимала, но, кажется, любила. А вскоре после войны – оказалась, к общему изумлению, замужем за вернувшимся с фронта Матвеем Сергеевичем Шмаковым – приятной внешности учителем математики, изумлённым больше всех... когда ничего было не поправить: жена – не рукавица, с белой ручки не стряхнёшь. Верно, математика – больше нечему – и свела их; суди после этого о пользе просвещения!

Через год после свадьбы у Шмаковых родилась дочь Люся. От отца ей достался спокойный характер, а от матери – худая внешность, изрядно смягчённая, впрочем, отцовскими генами.

Назвать Люсю к её двадцати годам миловидной было бы, конечно, преувеличением; но – в силу молодости – она вполне располагала к себе.

Наиболее расположенным оказался Лёня Дряхлов – молодой человек, живший до женитьбы на другом конце города – за озером. В этой истории важно, что – за озером и далеко от шмаковского дома, в который Лёня пришёл – примаком.

То, что дочь из Шмаковой стала Дряхловой, удручало Дарью Ивановну: Лёня раздражал её уже своей фамилией. Отсутствие высшего образования и полное равнодушие к параболам, логарифмам, квадратным корням, касательным и теореме Фалеса усугубляло неприязнь.

Но Лёня был работящий, покладистый, непьющий, ожидавшая ребёнка Люся смотрела на мужа с нежностью, – и Дарья Ивановна смирилась. До поры.

В домашнем хозяйстве незнание дифференциалов не мешало, у Лёни были золотые руки, он умел почти всё – кажется, только печника приглашали со стороны. Но особенно полюбил Лёня – гусей, которых однажды ещё птенцами – десятка полтора – принесла с рынка Люся. «Вот... – смутившись, сказала она матери, остолбеневшей от несогласованного с родителями приобретения. – Такие хорошие...». «Глупая птица!» – фыркнула Дарья Ивановна, очнувшись, а мысленно назвала и дочь – дурой.

Судя по тому, как он увлёкся гусятами, зять тоже не отличался умом.

Ни один птенец не пропал, Лёня выходил всех. Гуси смотрели на Лёню, как на мать. «Глупые птицы» чувствовали в нём – мать. Шмаковский дом стоял почти в конце шестой линии, автобусная остановка была на четвёртой; но если гуси во дворе начинали радостно волноваться, значит, Лёня вышел из автобуса и минут через десять-пятнадцать будет дома.

Когда пришла пора употребить пару самых упитанных гусей по назначению, Лёня объявил, что они – «не для мяса». «А – для чего?» – тихо спросила Дарья Ивановна, давно подозревавшая, что зять тронулся. Лёня собрался с духом и так же тихо ответил: «Для души». Участь его была решена: Дарья указала зятю на дверь.

Закричал младенец. Люся заплакала. Лёня – ушёл.

Просветлевшая Дарья Ивановна села проверять тетради...

Читать рассказ полностью