Заказать третий номер








Просмотров: 961
01 декабря 2011 года

Вечером 29 ноября в Москве были объявлены лауреаты премии «Большая книга». По результатам голосования большого общественного жюри, состоящего более чем из 100 человек, первое место досталось Михаилу Шишкину за роман «Письмовник». Второе и третье места заняли соответственно Владимир Сорокин (1,5 млн рублей) с антиутопической повестью «Метель» и Дмитрий Быков (1 млн рублей) с историко-литературной фантасмагорией «Остромов, или Ученик чародея». Незадолго до этого были объявлены результаты читательского сетевого голосования на основе короткого списка «Большой книги» – победителем здесь тоже оказался Шишкин. Сразу после торжественной итоговой церемонии, состоявшейся в московском Доме Пашкова, дважды лауреат «Большой книги» – 2011 дал интервью газете ВЗГЛЯД.

ВЗГЛЯД: Ваш предыдущий роман «Венерин волос», принесший вам премию «Национальный бестселлер» и третье место «Большой книги», увидел свет в 1995 году, а «Письмовник» – только в 2010-м. Насколько я знаю, «Письмовник» появился неожиданно и был написан быстро.

Михаил Шишкин: У меня очень редко получается написать роман. После того как напишешь роман и поставишь точку, тебе кажется, что ты создал вселенную, и тебе нужен какой-то отдых. У тебя не хватает дыхания, чтобы создать еще одну. А в какой-то момент ты понимаешь, что дыхания вообще нет и никакая вселенная тебе больше не явится. Когда это состояние продолжается год, два, три, то ты начинаешь потихоньку уходить в депрессию, просыпаться ночью в панике, думать о том, что ты кончился, исписался, что романов больше не будет. Ты доходишь в этом состоянии до конца, разбираешь все свои идеи на какие-то элементарные кубики. Ты уже убежден, что роман, написанный четыре года назад, был последним и ты больше не писатель. Тут вдруг приходит облегчение – боже мой, я больше не писатель, мне ничего больше не нужно писать. Все это произошло со мной, но на следующее утро ко мне пришел «Письмовник», и я целый год его записывал.

ВЗГЛЯД: Текст «Письмовника» – это переписка влюбленных, отражение одной из самых традиционных жизненных ситуаций. Правильно ли воспринимать персонажей этого романа как некие архетипы, обобщенные образы, или это конкретные люди в конкретных исторических обстоятельствах?

М. Ш.: О конкретных людях в конкретных исторических обстоятельствах пишут журналисты. Они пытаются изобразить то, что вот сегодня здесь произошло. Дело писателя – создать из слов некую протяженность, ситуацию, которая будет всегда.

ВЗГЛЯД: Вы много лет прожили в Европе, но не так давно снова избрали местом жительства ваш родной город – Москву. Вы по-прежнему считаете, что с точки зрения творчества для русского писателя неважно, где жить и работать?

М. Ш.: По-моему, место жительства для русского писателя неважно уже лет 200. Можно в сотый раз напомнить, где были написаны «Мертвые души», где писал Тургенев... Важно не то, где человек живет, а то, что он пишет. Место пребывания русского писателя было важно диктаторам, которые были заинтересованы в том, чтобы писателей контролировать. А мы, слава Богу, уже давным-давно живем в мире без границ. Русский писатель может жить в Москве, в Сибири или в Антарктиде – где угодно. Важно, что именно пишется и на каком языке.

ВЗГЛЯД: А тема произведения и место действия в этом плане совсем не играют роли? Одно дело – писать, скажем, исторический роман, а другое – роман о современной жизни, действие которого происходит в России. Или из прекрасного далека Россию видно лучше?

М. Ш.: В XX веке с русскими писателями произошла очень неприятная история. Много поколений писателей оказались изолированы, и у них образовалась своя субкультура, возникла ситуация, когда люди начинают говорить какими-то только им понятными шуточками. Поэтому современная русская литература на Западе не читается. Переводится, но не читается. Люди по-прежнему открывают Толстого и читают «Войну и мир», ведь, несмотря на то что действие там происходит во времена Кутузова, читатели узнают в героях себя, а в их отношениях и проблемах – свои отношения и свои проблемы. Для русского писателя как раз очень важно уехать из России и пожить в другом месте, чтобы понять, что субкультура, которая здесь образовалась, – это тюремная субкультура, из нее нужно вырваться. Нужно писать не о каких-то экзотических русских проблемах, а о человеке. Я всегда это говорю. Думаю, что мой отъезд в 1995 году помог мне понять, что для писателя важно зеркало. Если ты живешь только в России, то ты живешь в доме без зеркал. Зеркало необходимо, чтобы понять что-то про себя. Все мои главные романы пришли ко мне именно после того, как я уехал из России, хотя в каком-то смысле я из России не уезжал. А весь прошлый год мы снимали квартиру на Сиреневом бульваре, хотя если тебя часто приглашают в Европу на разные выступления и нужно все время куда-то летать, в Москве жить очень неудобно.

ВЗГЛЯД: Еще один аргумент против того, чтобы быть физически привязанным к какому-то месту, – это, видимо, наличие Интернета.

М. Ш.: Интернет – великое изобретение и огромная помощь как писателю, так и читателю. Россия – уникальная культуртрегерская страна еще и потому, что все публикуемое здесь можно бесплатно смотреть в Интернете. Я считаю, что это огромное достижение русской культуры – то, за что на Западе нужно платить, в России находится в свободном доступе. А если ты живешь не в Москве, то многое недоступно вообще никак, кроме как через Интернет, и именно он делает тебя образованным, культурным человеком.

ВЗГЛЯД: Итоги «Большой книги» этого года по-своему логичны. Третье место заняла историческая фантасмагория, построенная вокруг героев и смыслов модернистской эпохи, второе – постмодернистская антиутопия, а первое – роман, продолжающий классическую традицию русской литературы. Как вам кажется, отражает ли такая картина нынешнюю литературную ситуацию?

М. Ш.: Это вопрос не ко мне, а к тем, кто ставил баллы. Я знаю, что никогда не буду писать ни фантасмагории, ни что-нибудь еще такое. Ты можешь написать только свой текст, ты адекватен ему. Для меня литература – это продолжение той традиции, которая исходит из Священного Писания и в которой речь идет только о самом важном, о сохранении души, о сохранении человеческого достоинства. Только эту традицию мне интересно продолжать.

 Кирилл Решетников, "Взгляд"

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 
 
No template variable for tags was declared.
Владимир Олегович Вавилов

Севастополь
Комментарий
Дата : Ср декабря 07, 2011, 10:30:41

Из свежей «Литературки» (http://www.lgz.ru/article/17804/):

Отсутствие здоровой конкурентности в борьбе за премии и разнообразия, необходимого для нормального обмена веществ, обернулось тем, что читатель потерян. И не только в России. Зарубежные литагенты и издатели категорически отказываются работать с российской литпродукцией нетрадиционной ориентации. Об этом подробно говорит в интервью Е. Костюченко – переводчик У. Эко и сама литагент: «Пелевина почти не переводят, итальянцы его не читают… Русская литература не вызывает никакого интереса вне эпохи русского романа (Достоевский, Толстой)… Русскую литературу не читают, это моя постоянная мука».

Оставим на совести переводчицы фразу: «Русская литература самозацикленная, в русской литературе есть только Россия». Достоевский и Толстой на том же «зациклены». Но их Россия интересна всему миру. А Россия финалистов БК – никому!
Костюченко вторит и дважды орденоносец БК М. Шишкин: «…писать нужно… не о России и не об экзотических русских проблемах, а просто о человеке». То есть «боксёрское» восстание в Китае в начале ХХ века и взятие на сей раз Тянцзиня, описываемые в «Письмовнике», лишены экзотики и за это дают 5,5 миллиона. А, к примеру, разорение русской деревни – экзотикой, напротив, переполнено, так что и за компьютер садиться по этому поводу не стоит. Что-то вы подзапутались в своих прекрасных далёках, господа!

Возможно, Шишкину о периоде, скажем, продразвёрстки не попалось ничего такого интересненького, как об итэхуаньской бойне, когда буддистами была истреблена китайская христианская община? Об антихристианской направленности конфликта в «Письмовнике» нет ни слова – слишком «экзотично».
Но критик М. Ганин с лёгким сердцем сдал первоисточник, который использовал Шишкин, – книгу военного корреспондента начала прошлого века Д. Янчевецкого «У стен недвижного Китая». За предполагаемое использование дневников периода Гражданской войны М. Шолохова продолжают долбать до сих пор (как будто создать махину «Тихого Дона» было возможно, глядя в потолок и ожидая оттуда тайных знаков). Но что позволено постмодернисту, того нельзя гению. В общем, Тянцзинь взят!

Вход

 
 
  Забыли пароль?
Регистрация на сайте