Улица, на которой находится управление морского торгового порта, раньше называлась Итальянской;в двух кварталах отМатросского парка она круто поднимается к Карантинной слободке. Теперь эта улица названа именем Максима Горького, и не случайно: писатель во время своих странствий по Руси оказался вФеодосии и даже участвовал в строительстве набережной. Он жил в Карантинной слободке.Просыпаясь ранним утром, чтобы идти на работу, завтракал жменей хамсы и стаканом терпкого домашнего вина из дешёвого винограда изабелла.

Лестница на второй этаж, в кабинет начальника порта – мраморная, с отполированными ступенями. Как во всех помещениях, где есть мрамор,здесь прохладнопосле жаркого воздуха улицы.

Настали времена перемен, поэтому постоянноповторялись у меня в голове строки, созвучные с булгаковской «Белой гвардией», – Михаил Афанасьевич не раз бывал в нашем городе:

«Тревожен был год 1992, от начала революции первый. Август, как и всегда, был обилен солнцем, и высоко в чёрном ночном небе стояли две звезды: Вега, что означает «падающая», и Альтаир – «парящий орёл»».

Несмотря на все надежды, Крым послераздела страны в1991 году, остался украинским,вместе с советскими рублямистало необходимо предъявлять купоны– малоубедительные прямоугольники из бумаги, напоминавшей промокательную.

Я поднимался в кабинет к начальнику порта Юрию Павловичу Большакову, чтобы взять у него интервью. Приходилось тогда хвататься за любой литературный или журналистский труд: очень хотелось печататься.

О начальнике феодосийского порта, только семидесятилетней давности, Александре Александровиче Новинском, я случайно прочитал накануне, и теперь ловил себя на мысли, что увижу в кабинете именно его – человека маленького роста, с чёрной бородкой, в белоснежном кителе, с кортиком. Что такое семьдесят лет для города, которому недавно исполнилось две тысячи пятьсот?

Нынешний начальник порта, Юрий Павлович Большаков, в чёрном флотском кителе похож на англичанина – худощав, светловолос, нос с небольшой горбинкой. Впрочем, он также похож на датчанина или шведа. При этом – чистокровный русский.

Могло ли что-то измениться в кабинете начальника порта со времён Александра Александровича Новинского? Ничего. С какой стати чему-то меняться? Те же сахарно-белые лампочки,освещающиеогромные карты Крыма, таблицы морских глубин и течений, диаграммы и внушительных размеров барометр в полированном футляре.

Юрий Павлович смотрел на меня с нетерпеливым ожиданием, ему нужно работать, а праздные разговоры, которые называются «интервью», работой считаться не могли. Он – деликатный человек и не напоминал об этом.

Я сел на стул с высокой спинкой, и стал задавать вопросы, – о том, как «порт держится на плаву», и в чём секрет его непотопляемости, о том, как дела с хозрасчётом и сколь болезнен переход к рыночным отношениям, и так далее.

И Юрий Павлович отвечал, что работает в страшном напряжении, проблемы возникают буквально «на ровном месте», и решать их приходится незамедлительно; что хозрасчёт – сам по себе хорош, но когда предприятия, заказы которых порт давно выполнил, не платят деньги, – хозрасчёт становится бессмысленным;кое-кто сейчас, в августе, не заплатил ещё и за февраль; что спасти могла бы предоплата, но ни одно из более-менее солидных предприятий не имеет такой возможности; что бесчинствуют банки, не ставя на счетах дату, когда счёт был оплачен, и используют, таким образом, деньги в своих корыстных целях.

Пока начальник порта перечислял всё это, лицо у него становилось всё более усталым, я был далеко не первым, кому он всё это говорил.

Требовательно зазвонил телефон, Юрий Павлович взял трубку.Предположив, что звонок важный и долгий, я,чтобы не мешать, встал со стула и, отошёл в самый конец кабинета, туда, где висел на стене барометр в полированном футляре.

Кто-то тронул меня за плечо, я оглянулся и увидел человека в белоснежном кителе, с кортиком, – капитана 2-го ранга Александра Александровича Новинского, которого в городе когда-то называли «добрым меценатом», «начальником моря», «покровителем купцов, вдохновителем таможни и биржевого фонтана», «коньячным, ниточным, валютным, одним словом, гражданским морским богом». Он приложил палец к губам, призывая к разговору вполголоса, чтобы не мешать Юрию Павловичу, он сказал, указывая на молодого человека, спящего на диване, спрятав лицо в поднятый воротник чёрного суконного пиджака:

– Это гениальный поэт, ему негде ночевать, я даю ему ключ от моего кабинета. Он приходит поздно и подолгу спит утром, я специально выстраиваю работу так, чтобы будить его, как можно позже...

Читать далее...