От редакции:

По совершенно случайному совпадению, завтра, 14 декабря, французскому поэту Полю Элюару исполняется 125 лет! И нам ничего не остаётся, как посвятить его памяти этот добродушно-ироничный и немного грустный рассказ нашего  нового автора Юрия Вера…

«Поль Элюар был самым приличным человеком в этой компании – коммунист, антифашист и лишь чуть-чуть дадаист, что можно списать на заблуждения молодости».

                                                                                  Юрий Вер

Поль Элюар и его одноклассники

В каждом классе есть девочка, в которую влюблены все мальчики, и мальчик, в которого влюблены все девочки. А если в вашем классе таких не было – вам не повезло. В моём классе их было несколько: Марат Морской, Вита Малогубова, Качок Качанов, Светка Калиберда, Жанна Чижикова, училка – Вероника Флюровна и французский поэт Поль Элюар. И дело даже не в том, кто в кого влюблен, и какое количество этих влюблённостей приходилось на каждого из них.  Важно то, что благодаря харизме, которой они обладали, наш класс был особенным. На нас косились, о нас говорили, нам завидовали, от нас ждали сенсаций, и мы, как могли, старались оправдывать эти ожидания.

Но по порядку...

В старших классах у девочек самым популярным был Марат Морской. Ни у кого из девочек не было сомнений: вырастет – станет адмиралом. Он и держался-то как офицер – подтянутый, немногословный, внимательный к слабому полу, не важно – учительница это, самая непопулярная девочка в классе или встреченная на улице старушка. Внимательность его не была навязчивой, показной, она не предполагала каких-то особенных отношений – дистанцию он соблюдал строго. Недоступность и учтивое поведение Марата привлекали девочек. С парнями же он держался сухо, молчаливо, и если не враждебность, то дух соперничества в этих взаимоотношениях присутствовал.

Спортсмен Качок Качанов – за глаза Качан, во всём стремившийся быть первым, подтянулся тридцать раз на перекладине, с усмешкой оглядел класс. На следующий урок физкультуры Марат принёс боксёрские перчатки, протянул Качку. В поединке разбил ему нос. Правду сказать, Качан держался достойно, но после случившегося подтягивался и отжимался теперь ровно столько, сколько требовалось для зачёта. Через неделю Марат подарил Качанову модель парусника петровских времён, который сделал сам. С этого дня Морской и Качанов подружились, став самым крутым альянсом в школе.

 Но слава и успех Марата внезапно оборвались – мама Марата вышла замуж, и в десятый класс после каникул он вернулся, но не Маратом Морским. Вероника Флюровна объявила классу: «Марат Морской у нас теперь Миша Воселков».

Класс выдохнул, не зная, как реагировать на перерождение гордого имени во что-то простое, милое и столь незаметное, что хочется дать его обладателю шалабан в лоб.

«Хорошо, что не Маша Поселковая», – вставил Качанов. Видимо, летние каникулы притупили его дружеские чувства.

Превращение Марата Морского в Мишу Воселкова оказалось равносильным переходу в штрафники. Вместе с именем он потерял любовь Жанны, дружбу Качка и авторитет среди одноклассников.

Влюблённая в Марата Жанна размышляла, вот была бы она Жанной Д’Арк, а не Чижиковой, и Миша остался бы Маратом Морским, тогда бы они поженились. А Чижикова и Воселков – нет романтики в этом сочетании.

Отчим Миши Воселкова был большим начальником, его направили что-то там поднимать. Миша уехал с мамой, отчимом и аттестатом зрелости в кармане, который ему выдали до сдачи экзаменов и выпускного.

«Имя забрали, выпускного лишили, бедный мальчик – девственником так и остался», – Калиберда с таким сочувствием комментировала отъезд Миши-Марата, что можно было подумать, будто помощь в потере целомудренности Мишей Воселковым входила в её планы.

Особое место в классе занимала неприступная Вита Малогубова – яркая и холодная, как далёкая звезда – она вращалась по своей орбите, не вписываясь в общепринятые рамки. Вита будоражила воображение мальчиков, порождала пересуды и сплетни среди девочек. Секрет Виты Малогубовой заключался в том, что она не делала секрета из того, что имела «это» с парнями постарше, и даже дяденьку взрослого с ней видели.

В противовес фамилии Вита Малогубова губы-то как раз имела безразмерно-малиновые; кожа белая, глаза голубые, блондинка. Красивая, как «породистая эсесовка» – обозначила её Жанна. В классе Вита ни с кем не водилась, смотрела на одноклассников как на моль, всем своим видом показывая, что знает что-то такое, чего они не знают. Не училась и даже не пыталась скрыть этого, однако в четверти учителя выводили ей трояки, чем вызывали недовольство двоечников.

Весь класс списывал у Жанны. Все! – кроме «эсесовки». И по этой причине Жанне так и не удалось приблизиться к Вите и разузнать у неё всё про «это». Но запомнилась ей Вита навсегда – красотой взрослой женщины и тем, что не лицемерила, а относилась ко всем и ко всему откровенно наплевательски.

Перед приёмом в комсомол Вита даже не потрудилась открыть устав, полагая, что это ИМ надо её принять, а раз ИМ это надо, они её и так примут. И как она была права! – Виту приняли, не задав ей ни одного вопроса по существу. Её равнодушие и красота сыграли в этом решающую роль.

Жанне повезло меньше. Она выучила устав от корки до корки и ответила на все вопросы. Гордая и довольная ждала похвалы и поздравлений.

– А скажите, пионерка Чижикова, с какого возраста можно вступать в ряды комсомола?

– С четырнадцати.

– Правильно. А вам сколько?

Жанна молчала, её бросило в краску. Четырнадцать ей будет через два дня.

– Нет вам четырнадцати, Чижикова. Вот исполнится – приходите снова, и мы рассмотрим ваше заявление о приёме в комсомол.

Решение комиссии потрясло Жанну; она ревела, клялась, что ноги её в комсомоле не будет, раз такие крючкотворы там заседают.

Подруга, комсорг класса, Светка Калиберда припасла бутылку шампанского на случай празднования. Отказ оказался не менее весомым поводом выпить.  Шампанское закончилось быстро. Светка выкатила папин коньяк. Родители были в отъезде.

– Жаннет, формально они правы.

– Формально?! Фармазоны проклятые, – слово Жанна слышала, но значение его не знала, – Нет, Светусик, надо чтоб по-человечески, а не формально. Сволочи!

Наутро у Жанны болела голова, комсомолом она переболела и в прямом и переносном смысле.

Уже перед самым выпуском под нажимом матери Жанна таки вступила в передовой авангард партии.  Выбор был прост: или в парикмахеры беспартийной или комсомолкой в ВУЗ. А так как детская фантазия стать парикмахером улетучилась из головы Жанны давно, то вопрос решился сам собой. И потом было бы не логично, если бы отличница с математическими способностями, исключительной грамотностью и поэтической душой сгинула на углу Ленина и Воровского, в тесном, приторно-сладком от дешёвого парфюма помещении под названием «Женская парикмахерская номер 2». Разве такой поворот судьбы возможен для той, которая в детстве считала себя принцессой? Да, вышла нелепая ошибка, её перепутали, и она попала в простую семью, но ошибка вскроется и справедливость восторжествует. И старая мебель с плохим запахом и клопами, которых её мама упорно травила, но не могла окончательно вытравить, исчезнет. Как исчезнет её вечно пьющий отец, и тёмный коридор коммуналки, и запах пережаренного-перепаренного с кухни тоже исчезнет.  Наступит радость, которая представлялась ей в виде распахнутых окон, свежего воздуха, яркого солнца и голубого неба. Она представляла, как Миша вернёт себе имя Марата Морского, станет адмиралом в белом кителе и женится на ней. 

Такие, на первый взгляд, очень глупые мысли посещали Жанну, от них щемило душу, но появлялась надежда на то, что она всё-таки не такая, как все.

Она и была особенной. Подтверждение – любовь Жанны к стихам французского поэта Поля Элюара. Это увлечение помогло ей заслужить кредит доверия Венеры Флюровны, татарке по отцу, преподававшей русский и литературу. Случилось это после того, как Жан на прочла стихотворение любимого поэта на показательном уроке. «Видите, какие у нас ученики, французскую поэзию знают!» – с гордостью объявила комиссии Венера Флюровна и заплакала. Поэтому, когда на выпускном экзамене Жанне достался «плач Ярославны», который она наизусть не знала, но с выражением прочла со шпаргалки, сунутой лучшей подругой Светкой Калиберда, Вероника Флюровна закрыла на это глаза.

Поступку своему она не удивилась. Всегда принципиальная и строгая – Венера Флюровна так и не пришла в себя после «телеги» анонима и последовавших за этим разборок и комиссий. За двадцать лет педагогического стажа разное случалось, но чтоб так!? Раз, и отстранить от преподавания – такого не было. Кляуза содержала сигнал о недостаточно глубоком изучении советской литературы. «Как закалялась сталь», «Повесть о настоящем человеке», «Поднятая целина» – эти и другие советские произведения подменяются каким-то декадентством. Факультатив любителей поэзии, организованный В.Ф., превратился в буржуазно-мещанский рассадник безнравственности». Дальше шло перечисление как зарубежных, так и отечественных прозаиков и поэтов, среди них небезызвестный Поль Элюар. Из подмётного письма следовало, что все эти так называемые писатели – безнравственные люди: многоженцы, наркоманы, изменники родины и антисоциальные элементы. Кстати, Поль Элюар был самым приличным человеком в этой компании – коммунист, антифашист и лишь чуть-чуть дадаист, что можно списать на заблуждения молодости.

 «Доколе мы будем терпеть В.Ф., разлагающую наших детей!?» – восклицал в старорежимном стиле поборник нравственности.

Морской и Качанов, Чижикова и Калиберда как ни пытались выявить эту сволочь, так и не смогли. Качок готов был применить пытки к тем, кого он особенно подозревал. Чижикова была против, Качанов уступил. Но что им удалось, так это сплотить класс и бойкотировать уроки русского и литературы до тех пор, пока Вера Флюровна не вернулась в класс.  Дело замяли, Вере Флюровне поставили на вид, директор стыдил её перед ответственным работником ГОРОНО, а наедине извинялся. Класс давно позабыл случившееся, а Вера Флюровна так до конца и не оправилась. Кружок закрыли. И когда Марата Морского очередная комиссия попросила прочесть любимое стихотворение, он пропел:

«Мне кажется порою, что солдаты,

С кровавых не пришедшие полей…», – за что получил пять, похвалу комиссии и грустный взгляд Венеры Флюровны.

Светка Калиберда – атаман в юбке, «шашки наголо» – мобилизовывала всех, везде и на всё: демонстрация первомайская ли, сбор металлолома, или макулатуры, или денег голодающим детям Африки.  Жанна ради подруги таскала бог знает где найденную ржавую арматуру, и пудовые сетки со старыми газетами и журналами. Дома её взгляд остановился на двенадцати томах советской энциклопедии – вот где тяжесть. Только мысль: «А что скажет мама?» – остановила её от безрассудного поступка.

 К старшим классам обнаглели, убегали с занятий... Играли в бадминтон, спрятавшись от ветра между крыльями производственного здания, каким-то образом умудрившегося втиснуться в жилой комплекс. Ходили в «Сладкоежку» – у Светки деньги водились, папа базой заведовал.

Калиберда курила и материлась, тем самым компенсируя маленький рост и большую грудь, которой, как тараном, казалось, пробьёт все стены мира. Порой грубоватая, безапелляционная, но справедливая; её невозможно было смутить и обескуражить; она, как танк, шла к поставленной цели, и ничто не могло её остановить от выполнения задуманного. Жанна и представить не могла Светку плачущей или отчаявшейся, а тут застала подругу в слезах и соплях. С придыханием, всхлипами, из-за которых невозможно было понять, что она говорит. «П-пы-прынс у-у-у-мер». Жанна не сразу поняла, в чём дело. Принц – это белая крыса с красными глазами, которую она на дух не выносила, и потому на руки не брала. Хаотично дёргающийся крысёнок беспрерывно совершал быстрые короткие движения, вертел головой влево-вправо. Его глазки-бусинки бегали туда-сюда, носик вибрировал, всё вынюхивал что-то. Розоватыми лапками он подскрёбывал пол клетки, иногда потирал одну о другую. Он не вызывал у Жанны симпатии, и сколько раз Калиберда ни пыталась сунуть ей своего любимца в руки, она находила предлог не брать. А та целовала его в вечно двигающийся носик и умилялась.

«Принц умер!» – Калиберда рыдала навзрыд. Жанна подумала, что подруга вряд ли так горестно и безнадёжно оплакивала бы её, если б она умерла. Глядя на плачущую Светку, можно было подумать – жизнь кончилась.

Жанне вспомнился случай, поразивший её недавно. На сеансе индийского фильма рядом с ней сидел пожилой, лет пятидесяти, дядька в военной шинели и при погонах. «Полковник, а может и выше», – в званиях Жанна не разбиралась. Он вцепился руками в подлокотники стула и рыдал, глядя на экран.  Жанна в этот момент едва сдерживала смех, до того комичными ей казались актёры, танцующие и поющие: «Джимми-Джимми Ачи-Ачи…».

Жанна готова была упасть под кресло от смеха. А боевой генерал плакал. (Жанна повысила его в звании). Почему-то она представила его с гранатой в руках, падающего на амбразуру, по щеке героя стекал грязный пот. Эта мысль отвлекла её от происходящего на экране, помогла не загоготать и не оскорбить его чувств.

«Вот и Калиберда, кто бы мог подумать, что она может заливаться слезами. Мужественные суровые люди склонны к сентиментальности», – провела параллель Жанна.

Принцу Калиберда осталась верна, не купила Принца-2.

Закончив с крысами, Света Калиберда переключилась на мальчиков. В том не было ничего удивительного – на её лице появились прыщики, а грудь увеличилась до неприличных размеров. «Не может советская девочка, комсорг класса, иметь такую большую грудь. Это не девочка, а какая-то секс-бомба», – восклицала завуч. Даже Вита Малогубова внимательно и уважительно посматривала на Светку.

Калиберда стеснялась своей груди, ей хотелось её отпилить. Но вскоре поняла, что именно её большая грудь привлекает мальчиков. Со временем она научилась извлекать из этого пользу.

Из всех желающих переспать с ней Калиберда предпочла Качка Качанова, лишив его и себя невинности. Этот опыт не принёс ей ничего, кроме разочарования. Впоследствии Калиберда узнала, что не каждый фигуристый красавец может быть хорошим любовником. Её будущий муж Зяма – счастье всей её жизни, тощий, как глиста, низенький настолько, что голова его находилась на уровне её груди – вот кто был непревзойдённым любовником. Но познать это ей ещё предстояло. А пока подруги сорвались с уроков на эротический итальянский блокбастер, о котором говорил весь город.

В кинотеатре было два зала – розовый и голубой. По закону жанра, в розовом шла итальянская эротическая кинокомедия, которую девочки никак не могли пропустить, а в голубом – «Печки-лавочки». Случилось то, что никак не могло случиться. В кинотеатре они нос к носу столкнулись с Венерой Флюровной. «Ай-я-яй девочки, как не стыдно прогуливать, ну ладно, раз вы уже здесь, пойдёмте», – и направилась в голубой зал. Девочки не сдвинулись с места. Венера Флюровна развернулась: «Ну, что встали?! Пошли». «Нам в другой зал», – не отводя взора, отчеканила Калиберда. «Бесстыдницы! От тебя, Чижикова, вообще не ожидала. А ещё Поля Элюара любишь!» («Икается ему», – подумала Жанна).

Да, что там говорить – Жанна и сама много чего не ожидала от себя. Как, наверно, каждый из нас не ожидал того, что с ним случится.

Разве мог Качок Качанов ожидать, что вернётся героем Афгана, возглавит местную организацию ветеранов. Что займётся бизнесом, что организация, возглавляемая им, получит финансовые льготы и квоты, сольётся с криминалом, а он ­разбогатеет, дорастёт до мэра города и станет его полновластным хозяином. Разве знала Светка Калиберда, что уедет в Израиль, станет успешным риелтором, встретит Зяму, родит двойню, что не помешает ей попасть в кнессет. Кто знал, что Вита Малогубова станет известной активисткой и правозащитницей ЛГБТ-сообщества в Амстердаме. И разве знала Чижикова, что судьба каким-то замысловатым образом приведёт её под венец с Качком Качановым. И венчание будет в часовенке, построенной на деньги её жениха. Деньги эти полагались на лечение Венеры Флюровны от рака груди в Германии, но остались не истраченными, так быстро унесла её болезнь. Качок Качанов установил обелиск во дворе школы с портретом учительницы и томиком Элюара, чем вызвал недоумение супруги: «Ты перепутал – это был мой любимый поэт». «Но ей он тоже нравился. Помню, как она плакала». Спорить Жанна не стала.

И кто знал, что Марат Морской, он же Миша Воселков, как в воду канет –сколько одноклассники его не искали, найти не могли. А если Качок – Александр Николаевич Качанов и разыскал Мишу Воселкова, то говорить об этом своей супруге Жанне Сергеевне Качановой не стал, так как любил её сильно и не хотел расстраивать. Погиб Миша Воселков глупо. Сделал замечание выходцу с Кавказа, по совместительству кикбоксеру, о недостойном отношении к женщине – ресторанной шлюхе, за что и был убит. От удара кулаком в челюсть Миша Воселков упал и ударился затылком об асфальт.

А я вот думаю, остался бы Миша Маратом Морским – не погиб бы так нелепо, стал бы адмиралом.

Ведь всё как-то устроилось: сбылась мечта «принцессы» Чижиковой – она стала женой «короля», сменила тёмную коммуналку на дворец с большими окнами. И мечта Качанова выиграть кросс на городских школьных соревнованиях сбылась, а то, что позднее он выиграл главный «кросс» города – это скорее закономерность, чем случайность. Комсорг Калиберда доросла до депутата Израильской думы. И Вита Малогубова оказалась на своём месте в Амстердаме. Вера Флюровна с томиком Поля Элюара обосновалась в сквере около центрального входа в школу. На обелиске под её портретом и книгой выгравированы строки далёкого поэта:

Она собирала звёзды

Там, где их не бывает

Без устали собирала

Брызги воды в костре.

П. Элюар

Mayflower, S. Euclid

Сентябрь, 2020