ЗИМА 92/93

Труднее всего было с Достоевским.

Я не знал, с чего начать. Толи с Униженных и оскорбленных? Или, может быть, с Братьев Карамазовых? Конечно, символично было бы начать Преступлением и наказанием. Но, в конце концов, я решил двигаться по порядку. Впрочем, Достоевского оставил напоследки. Сначала я добил кое-кого из наших, во главе с Крлежой и Чопичем, затем принялся за иностранцев – Фолкнера, Гессе...  Интересно, что чужаки давались мне намного легче.

Вскоре настал черед Селимовича, Чосича, Киша, Павича, и еще некоторых. Но – Иво Андрич! Над Андричем я обливался горькими слезами.

Однако труднее всего было с Достоевским. Когда я, наконец, решил взяться за него, в доме больше нечем было топить: полки, паркет, мебель, одежда – все давно уже ушло на растопку. Холод мог спокойно пощипывать, покусывать, грызть меня, сколько душе угодно. Ему уже ничто больше не могло помешать.

Я сидел в ожидании белой смерти.

После сожжения Достоевского моя библиотека прекратила свое существование, и я был скорее мертв, чем жив...

Читать далее...