Многословие – не самый популярный разговорный жанр во взрослой и вынуждающей помнить о том, «как важно быть серьёзным», жизни. Но некоторые люди заслужили своим человеческим подвигом воспоминания о себе именно такие: пространные, многословные, падкие на красноречие.

   Быть достойным подобных посвящений можно, преодолевая буреломы, горы и холмы, исследуя почвы, станы древних племён. Или, к примеру,  посвящая себя  людям в служении  здоровью каждого, борющегося с болезнями, хворями, недугами. Знахари, лекари, врачи. А кто осудит человека за помощь народу в одолении дорог? Да-да, самых обыкновенных, шоссейных и грунтовых. Изо дня в день он, водитель, «шофэр», по фонетике Игоря Северянина, покоряет километры на разбитом автобусе, приближая нас к счастью очага и тепла или, напротив, отдаляя от бед, преследований, гонений. Сколько путей служения добру! И пусть специалист - «слуга двух господ», но хотя бы часть себя он умеет посвятить подлинно доброму поступку.

  Герой прошедшего теперь времени, о котором пишу я, обретал себя и в работе в электросетях, и в лесничестве, и в отъездах из родной деревни в далёкие края. Но это не главное. Только сопутствующее основному. Самое важное – он многие годы, с юности шестнадцатилетней и до завершения жизни через полвека, сопротивлялся немногословию поэтическим словом, стихами, текстами. И поступал так, обитая последние двадцать лет в краях молчаливых, где произнесённое слово наделяется многим: и смыслами, и весом, и значением. Где слово порой даётся с трудом (и тебе, и окружающим), а возвышенность и высвобождение поэзии из обыденной речи – труд, близкий к подвижничеству.

    По заданию редакции районной газеты в мае сего года я отправился  к родственникам почившего 15 лет назад автора своих деревенских строк. На перекрёстке возле соседней с Печёнкиным деревней стоял зоркий мужик возле «Нивы» с видом человека хваткого, не лишённого в душе азарта и разбоя.  Ожидал вечером предзакатным не то груз, не то нагруженного проблемами или ещё чем-то человека. Осведомился у меня, «куда путь держу», в очень просторечной форме. Я объяснил кратенько, завершив ответ словами: «Жил поэт такой  у вас тут, да?» «Ну, жил…» - буркнул дядька, хитро, как Клинт Иствуд, прищуриваясь. На лице его при этом промелькнуло нечто вроде «mixed emotions», о названной в честь которых песне известных британских музыкантов  (The Rolling Stones) он, может быть, и не ведал. Да и не до них было в этой облаянной собаками близлежащих деревенек глуши на разбитых ухабах одного из многих русских путей. Видимо, у встречного и встреченного мной от Виктора Смирнова осталось теперь только два слова, посвящённых и уделённых земляку: «ну» и «жил»…

Читать далее...