На заборе детской площадки одиноко болтался на ветру тонкий зелёный шарфик, забытый кем-то из детей. Его очертания, сквозь навалившуюся дождливую темноту, напоминали Павлику маленькую, попавшую в плен, лесную змейку. Ей очень хотелось ускользнуть домой в безопасные и уютные заросли, но кто-то недобрый примотал её к равнодушному телу ржавого столба и оставил в беспокойных сумерках.

    Павлик придумывал эту историю, задумчиво водя указательным пальцем по стеклу, покрытому крупными прозрачными каплями зарядившего ещё с утра дождя. Делать больше всё равно было нечего.

     Он смотрел, как приходят утомлённые понедельником родители, как одногруппники деловито натягивают на себя шапки и капюшоны. Последних детей разобрали около шести. В начале седьмого Валентина Ивановна прибрала к стене игрушки и застегнула на все пуговицы своё длинное колючее пальто. Потом она пообещала Павлику, что отец скоро за ним придёт, и попросила ночного сторожа проследить за мальчиком. Тот, по меркам Павлика, являлся человеком невообразимо древним. Имени его Павлик не знал, а спрашивать ему казалось неловко.

    Сторож наказал Павлику сидеть тихо и ушёл по своим ночным делам, предварительно потушив в группе свет. «Наверное, электричество экономит», - обиженно подумалось ему. В сгустившейся темноте пространство напоминало таинственную и опасную пещеру. Игрушки, ровным и аккуратным рядом выстроенные вдоль стены, совсем не манили. Даже, наоборот, казались грозными и строгими, того и гляди оживут. Потому и играть в них Павлику без привычной компании не хотелось вовсе. А хотелось домой к телевизору и раскраскам в маленький и привычно тёплый уют.

     В детском саду на вечер Павлик оставался не в первый раз. Родители работали в Лисичанске второй год «по вызову» на новом химзаводе. Мать «ходила по сменам», а отец трудился в загадочной «пусконаладке». Заботливые бабушки с их вкусной стряпнёй и дедушки с уютными коленками и занимательными историями остались в родном Подольске. В этом городе забрать Павлика из детского сада могли только Папа и Мама, но сейчас и их не было. Мама сегодня работала во вторую смену, а отец, как всегда, задерживался.  

     Сам себе Павлик казался одиноким узником, несправедливо заточённым на веки вечные в каменном подземелье. Внутри у него ледяным хороводом кружилась и нарастала тягостная тревога. А вдруг отец никогда не придёт? От этой мысли стало совсем страшно. Он повернул голову на настенные часы. Стрелки приближались к девяти вечера. Так надолго отец никогда не задерживался. Чтобы унять тревогу, Павлик надышал на стекло маленькое облачко и, пока оно не испарилось, быстро нарисовал на нём из палочек спешащего отца. Спустя несколько секунд облачко высохло, оставив после себя ещё более гнетущую пустоту. Павлик уже горестно беззвучно заплакал, как вдруг, сквозь солёную влагу на глазах и заоконные капли дождя снаружи, увидел отца. Тот шёл, широко и энергично размахивая руками, прямо по лужам к зданию детского сада. Завидев Павлика в окне, поднял руку и, не сбавляя шага, приветственно помахал ему.

     Папка! Огромная тёплая волна радости и облегчения прокатилась по телу сверху вниз. Павлик суетливо, чтобы отец не заметил, вытер нос и кинулся к шкафчику, с нарисованной на круглой фанере ракетой, за одеждой…

      Иван яростно сжимал побелевшей рукой поручень и нетерпеливо притоптывал ногой. Старый вахтенный ПАЗик еле тащился в сырой и вязкой темноте. Подпрыгивая на ухабах дороги, он натужно взвывал и лязгал дряхлыми металлическими внутренностями. Казалось, ещё пара метров, и старый труженик дорог окончательно испустит дух,  печально уткнувшись носом в растрескавшийся асфальт. Ивана одолевало желание выскочить из него на ходу и помчаться за Пашкой ногами, но так всё равно было быстрее, чем пешком.     

      С бесконечными проблемами при запуске пиролизного блока нервы стали совсем ни к чёрту. Который раз уже сын остаётся в детском саду затемно, и нет в этом малознакомом городе ни друзей, ни родственников. Потянулись они с Татьяной за длинным рублём в дальние края – и вот результат. Ни жизни нормальной, ни длинных рублей. Хотелось со всей мочи врезать кулаком по мокрому стеклу, да и вообще по всему унылому пейзажу, медленно проплывающему за окном. Таня горбатится на вредном производстве, да ещё и беременная на четвёртом месяце! И Пашка там сейчас совсем один. От этой мысли противно заныло в середине живота. Он же чувствительный парень, и так в сад ходит со слезами, да ещё и со сторожами сидит через два дня на третий. Нехорошо это, ох нехорошо.

      Ивану вспомнилось своё послевоенное детство. Как он просидел всю зиму на печи, ни разу не выйдя на улицу. А всё оттого, что маленьких валенок в хозяйстве не имелось. И родители дотемна на работе в колхозе. Почему все эти проклятые события повторяются теперь с его сыном?!

     Наконец-то! Нужная остановка! Руками помогая задумчивой двери автобуса, Иван спрыгнул с подножки и, не разбирая дороги, побежал к, чернеющему в ветвях тополей детскому саду. Когда выскочил из-за угла и чутьём нашел в нужном окне почти неприметную в темноте фигурку сына, сердце захолонуло и горячо понеслось вскачь. Взбегая по лестнице, Иван сквозь сжатые зубы повторял с нажимом, всё больше убеждая себя: «Обязательно скоро уедем отсюда!»