Просмотров: 866
Они жили у моря в ветхой землянке. Которая, хоть и продувалась насквозь, но стояла еще крепко. Уже лет сто, а может, и все двести стояла. И хоть в сильные ливни крыша протекала, и бабка, кляня и ругая деда, ставила повсюду тазы и ведра, но в хорошую погоду – было замечательно.
Во-первых, стоял такой густой запах моря, что, казалось, его можно было резать ножом. Пахло еще солью, водорослями и чем-то непонятным, поднимавшимся во время штормов из самых глубин. Во-вторых, всего в трех шагах от землянки постоянно кипело море, и бабка так привыкла к его рокотанию, что иногда заговаривала, как Гомер, гекзаметром. Скажем, хочется ей прикрикнуть на деда, чтоб быстрее закидывал невод, а из уст срывается: «Дед, паразит несусветный, тебя презираю. Лодырь несчастный, к погибели нас приведешь ты…» И далее, и далее…
А дед, хоть и прожил немало лет, но остался крепкий, жилистый, весь прокопченный солнцем и только лицо, изрезанное морщинами, выдавало возраст. Но на этом сморщенном лице по-прежнему молодо сверкали голубые глаза.
И живот был у деда поджарый – ни капли жира, смуглый с маленьким пупком посередине. Совсем молодой живот.
А сама старуха, хоть и пряла свою бесконечную пряжу, но была худа, в длинной цыганистой юбке бегала босиком вплоть до осенних заморозков и из-под юбки нет-нет да и выглядывала маленькая ступня с грубой кожей на пятке и с крохотным мизинчиком. Дед, выпимши, любил хватать бабку за ноги, отчего она отчаянно лягалась и даже шипела, как дикая кошка…
А море все кипело и кипело, и маленькие водоворотики там и сям возникали, и рассветы над землянкой такие вставали, что дух захватывает, и облака бежали маленькими вагончиками в им одним ведомую даль (бабка иногда, приставив руку козырьком к глазам, отчего-то вздыхала, глядя на эти вагончики), и белый-белый тончайший песок скрипел под ногами, скрипел на зубах. И время текло и текло, но ничего вокруг как будто не менялось. И продолжалось так уже лет сто, а может, и все двести…
Только вот сны им двоим снились изредка странные…
Читать далее
|