«Жизнь Клима Самгина» - образ героя в контексте модернизма,

или

 Размышления о горьковском романе в жанре автобиографической прозы

В пятидесятых —   рождены,
в шестидесятых —   влюблены,
в семидесятых —   болтуны,
в восьмидесятых —  не нужны.

Ах, дранг нах остен,  дранг нах остен,
хотят ли русские войны,
не мы ли будем  в девяностых
Отчизны верные сыны...

А. Бунимович

Никогда не думала, что моя дипломная работа, которую я защищала на филологическом факультете  Ленинградского университета в 1977 году, могла сохраниться. Машинописный экземпляр дипломного сочинения, написанного сорок лет назад, вот он передо мной – в синей папке с изображением Банковского мостика. Разве можно было предположить тогда, в семидесятые, что через призму академических рассуждений на отвлеченную  тему, можно увидеть  судьбу поколения.

1976 год… Ленинград. У меня тогда было странное ощущение времени – в настоящем как будто бы ничего не происходило. Настоящее представлялось какой-то раз и навсегда заданной схемой. Заданной кем, чем? От опасной сути рассуждений на эту тему меня удержал строгий разговор с отцом, которому в отличие от многих не просто довелось увидеть «заграницу», но и поработать там в составе советского торгпредства. Его попытки убедить меня в преимуществе того, что надо ценить все, имеющееся «у нас», мною не воспринимались, но и не оспаривались – зачем?

Для возражений и споров существовал филфак университета. Легкий налет студенческой фронды манил, заставлял подражать в высказываниях, определял моду на книги и имена. Но тогда мне казалось, что существует ещё какое-то сообщество, в котором значимые мысли, мнения не пересказываются, а продуцируются и произносятся громко, ясно и четко. Хотелось не новостей, передаваемых с обязательным понижением голоса, а истин. Истины же с неопровержимостью теоремы могли выводиться только в этом сообществе, причем не из слухов и догадок, а  на основе сведений, неизвестных более никому. Мне казалось, что стоит приглядеться внимательнее, и я пойму, кто составляет круг этих интеллектуалов, абсолютно свободных в суждениях, чуть ироничных, защищенных уверенностью в собственной правоте. Моё воображение рисовало мне, как на очередной вечеринке кто-то совершенно по-особому обратится ко мне…

Ожидаемое не сбывалось, но поддерживало интерес ко всему, что не сходилось с официальной точкой зрения. Реальность же соответствовала тому, что можно определить понятием «ленинградское измерение пространства и времени», которое ощущалось как  приближенность к тому, что свершилось, случилось, произошло задолго до тебя, но не исчезло, а длилось и продолжалось  уже в твоей жизни.

Все было рядом, близко, на расстоянии вытянутой руки – заиндевевший парапет, осененный спокойствием сфинксов, металлическое кольцо, тяжело свисающее  с гранитной плиты почти у самой воды… Дотронешься – откликнется спокойным покачиванием, пребывая в полной готовности  упруго удержать  натянутый  корабельный  канат, подчинив себе спокойное покачивание парусного корабля …  Румянцевский сад, и Cardan solaire на Меньшиковом доме, и Ректорский дом…  И  паркет ленинградских квартир со следами  буржуек – блокадных ран, которые невозможно скрыть, затереть мастикой…         

Филологический факультет Ленинградского университета. За окнами  двенадцатой аудитории, которые выходили на набережную Невы, - Исаакий, Адмиралтейство, Дворцовый мост. Архитектурное торжество петровской эпохи осенью превращалось в размытую акварель, а зимой застывало в рамах огромных окон строгим графическим рисунком...

Читать далее...