Включишь Первый телеканал, особенно в вечернее время, и открестишься: нет, это не про нашу жизнь, мы столь дурно и столь тупо никогда не жили! Поэтому и хочется ухватиться за правду жизни, которая отражена, в частности, в книгах Валентина Курбатова, да жаль, издаются они только в провинции, крошечными тиражами.

Вот и новенькую книгу Курбатова «Пушкин на каждый день» (2014) буду читать то радуясь, то роняя слезу… После пушкинских праздников в Святогорье, где автор и подарил книги гостям, я увезла томик в своё тверское село Татево.

На пушкинском празднике в Михайловском Валентин Курбатов с горечью заметил, что одна девочка, проходя с мамой по этим вдохновенным пушкинским местам, сказала, что для неё во всём этом «нет информации». Вот такая «перезагрузка с потерей всех данных» происходит с нашими детьми. Откуда же Пушкин брал «информацию», глядя на эти поля цветущей сныти над Соротью, если им именно здесь были написаны «Деревня» и «Я помню чудное мгновенье…», «Бахчисарайский фонтан» и «Кавказский пленник», три главы «Евгения Онегина» и «Борис Годунов»? Валентин Курбатов напомнил собравшимся о погодинском описании вечера, когда Пушкин читал друзьям «Годунова» – рассказ Пимена о посещении Кириллова монастыря Иваном Грозным, о молитве иноков «да ниспошлёт Господь его душе страдающей и бурной», – и как слушателей бросало то в жар, то в озноб. «Я нарочно, – продолжает Курбатов, – после этого взял с полки «Бориса», развернул на монологе Пимена о посещении Кириллова монастыря Иваном Грозным и не смог читать дальше от того же внезапного потрясения. Как страшно глубоко может заглянуть слово!..».

И как грустно, что сегодня учителя литературы, загнанные в рамки тестового метода обучения, не могут помочь детям заглянуть сердечным зрением в глубину веков и сложнейших человеческих переживаний! А ведь нужно не только держаться за свою традицию, но и иметь силы отклонять нападки таких литераторов, как наш современник Д. Быков, который утверждает: «В русской литературе 70-х гг. XX в. сложилось направление, не имеющее аналогов в мире по антикультурной страстности, человеконенавистническому напору, сентиментальному фарисейству и верноподданническому лицемерию». В поисках национальной идеи, которая, между прочим, и не терялась у простых шукшинских мужиков, нам бы перечитать Пушкина, а тут телевизионщик А. Невзоров говорит, что русская классическая литература – это «продукт, у которого кончился срок годности». Разве это не выбивает почву из-под ног наших детей, разве это не порочит память наших предков?

Не случайно вышеприведённые «суждения» о русской литературе Валентин Курбатов зачитал в праздничный Пушкинский день, зачитал горьким полушёпотом, ибо такое страшно произносить. Мы стали теплохладны к своему наследству, оставленному нам национальными гениями, и кто-то должен напоминать, что у нас есть, что защищать.

«Пушкин – это замысел Бога и о тебе, в Пушкине ты содержишься весь, и в нём ты и в пору разорения не сирота, у тебя есть семья, родина, любовь. По дороге к нему ты и делаешься тем человеком, которого обещал Гоголь через двести лет», – говорит Курбатов, и нам уже не так зябко от ледяных откровений временщиков.

А что питало и воспитывало самого В. Курбатова, академика Академии российской словесности, лауреата множества литературных премий? Что вызывает у нас доверие к нему и желание прислушиваться к его слову?

Сам о себе он говорит: «До семи лет жизнь в землянке – бывшем погребе. В средней России (а я родился под Ульяновском) их рыли во дворах. Дом у деда отняли. Как же – кулак, дюжина детей спят на полу – даровая рабочая сила. Но все-таки устыдились и погреб оставили. В нем мы и жили под неустанную дедову молитву. А потом был Урал, Чусовой, где уже жил Астафьев, пионерство с зашитым в кармане куртки крестиком. А там комсомол, флот, грузчик, журналист, певчий церковного хора, писатель. Я же говорю – как у всех. Просто жизнь в стране и со страной…».

Валентин Курбатов, активный участник школьного драмкружка и автор рукописной школьной газеты, почти сдав экзамены во ВГИК, получил повестку из военкомата и следующие четыре с половиной года служил на Северном флоте. И там матросы создали драмкружок и газету, выписывали журнал «Молодая гвардия», зачитывались разделом по искусству, архитектуре и кинематографу, который вёл профессор МГУ В.Н. Турбин. «О полете Гагарина я услышал как раз в типографии – радио включено было. Бросил верстатку, буквы разлетелись свинцовым дождем, в восторге вылетел на палубу, а там уж все, кто свободен от вахты. Хотелось куда-то бежать, лететь, да куда побежишь – море вокруг, корабль шёл на Новую землю. Незабываемое ощущение праздника, счастья. Может быть, одно из самых сильных за всю мою жизнь».

А ВГИК Валентин Яковлевич закончил в 1972-м.

Сегодня невозможно представить целостно советский период русской литературы без переписки Валентина Курбатова с Валентином Распутиным и Виктором Астафьевым, без его книг о писателе Михаиле Пришвине, художнике Юрии Селивёрстове, о писателе, хранителе Пушкиногорья Семёне Гейченко, без предисловий Курбатова к произведениям Юрия Нагибина, Булата Окуджавы, Владимира Личутина, Константина Воробьёва…

Курбатов подсказывает нам, как научиться слушать себя, а затем и прислушиваться к Божьему замыслу о каждом из нас.

В книге «Бегущая строка» (2012) он вспоминает свои беседы с композитором Валерием Гаврилиным: «О глухоте мира, о лжи, об угасающей гармонии, о том, что и прежде мучило его – почему русский человек так греховен и почему в нём так много зла». И далее о Гаврилине: «Вспоминал Г. Успенского (почему тот сошёл с ума), Н. Лескова, бунинскую “Деревню” – ведь это тьма, отчаяние… Ему нужно было понять механизм пропадания света в этой тьме, чтобы сегодня было легче выбраться из теперешней тьмы – не умом выбраться, а той же народной бессознательной дорогой». Вот о чём бы сегодня говорить в вечернее время на центральных телеканалах, а нас развлекают посредственными шоу, заводя ещё дальше во «тьму и отчаяние».

Когда Курбатов читает в альбоме описание одного из псковских храмов, расписанных Василием Верещагиным, Илларионом Прянишниковым, Василием Суриковым, где было 14 колоколов, «во фризах история духовной и военной России – Калита, Иван Грозный, Донской, Сергий, сотни русских святителей и воинов», боль утраты русских жемчужин передаёт и нам: «Строили 50 лет – русский мрамор, свои каменоломни, порфир, яшма, бронза. И чтоб вот так под эти своды, как вошёл Каганович и сказать “Взорвать!” – вовек не поймешь».

У художника Юрия Селивёрстова, покойного друга Валентина Яковлевича, была мечта не восстановить храм Христа Спасителя, а создать золотую прорись этого храма в натуральную величину. «Где-то в Америке у миллиардеров хранится кувуклия из храма Христа Спасителя, – говорит Курбатов. – У Юры была мечта возвратить её в Россию, поставить в этой прориси, и пусть бы шли над прихожанами дожди, падал снег, а люди стояли и молились хотя бы на Рождество и на Пасху. Отец Иоанн (Крестьянкин) благословил этот проект – мы вместе с Юрой к нему ездили и показывали. Если бы реализовали Юрин проект, мы бы поняли, что сделали с самими собой, с собственным сердцем, с собственным храмом. Когда стоишь под открытым небом, продуваемый всеми ветрами, хлещет дождь, сверкают молнии, и ты понимаешь, что сам отнял у себя право быть под Господним покровом!.. Это для многих стало бы глубоким потрясением, потрясением очищающим. А восстановив храм, мы сделали вид, что ничего не случилось. Как стоял храм Христа Спасителя, так и стоит».

А надо бы замечать, что мы возвращаемся в «обрядовое равнодушие», которое погубило уже Россию в 1917 г. и сегодня уводит нас от покаяния и осмысления себя как православного народа.

Многое открывается в книгах Курбатова. Допустим, через его размышления над романом Феликса Светова «Отверзи ми двери» мы можем услышать голос русского еврея. А может быть, и разобраться, наконец, с той духовно-национальной проблемой, о которой принято говорить вполголоса, и потому нет ей внятного объяснения. А меж тем нам пора уже уяснить, где «наглая ненависть брезгливых умников, проживших в России с вечной иронией и культивируемой отдельностью», а где «горькое “непопадание” тех, кто здесь навсегда дома и вовек не приживётся там, кто неизбежно оказывается перед последним и неизбежным порогом, чтобы стать родным, как стали родными Левитан, Пастернак, – перед Православием».

Вопреки убежденности Владимира Набокова в том, что русская культура умерла вместе с русской усадьбой, продолжает жить не только культура, но и усадьба – даже в наше, казалось бы, не усадебное время. И укрепляемся в этой мысли, прочитав главы книги Курбатова «Бегущая строка», где он описывает своё пребывание в Ясной Поляне. И мы, проходя за ним по яснополянским тропам, тут же улавливаем связь прошлого и настоящего России, видим мужичков, таких же, какие были и во время Толстого – мыслителей и хранителей тайны другой жизни – и в таком же «бедном платье» провожающих городского гостя.

Церковный человек тут, может, и замашет руками на разговоры о Толстом, а вот Курбатов не отмахивается, а говорит нам: «Читал переписку Л.Н. Толстого с А.А. Толстой (“фрейлиной”), и что она за чудо веры и ясности! Он всё с богословов спрашивал, а надо было внимательно слушать двоюродную бабушку».

«То, что происходит сегодня на Украине, – это борьба именно с русским языком, – уверен Валентин Курбатов. – Ему бросается вызов даже в военном противостоянии, государственном противостоянии, как способу существования, способу мышления, мешающим европейским прорывам. Русское сознание со своими Достоевским и Толстым гирей висит у них». И эта братоубийственная война на Донбассе дана нам в наказание за наше беспечное проживание на пространстве русской культуры. И горький урок того, до какой агрессии может дойти народ, который два десятилетия отлучали от русской культуры.

Курбатов и его современники продолжают разгадывать бесконечные загадки России. И все они верят (цитирую курбатовскую «Бегущую строку»):

«Россия даже при нашем общем предательстве сама еще предпримет попытку воскреснуть, потому что общее-то предательство, общее, но все сидит где-то праведник и держит генетику и небесную задачу. И Господь на нем, единственном, всё начинает сначала, потому что тоже “поставил на Россию”, определил ей задачу, от которой ей не увернуться».

Надеемся, что поколения 90-х не потеряны, не брошены, не выпали из русской истории: Валентин Курбатов и его сопоколенники делают для этого всё возможное. И благодаря их подвижническим усилиям Русский мир не утрачивает своего величия.

Ирина Ушакова,

Интернет-газета «Столетие»