Длинный, мазаный синей краской коридор музыкальной школы как бы шепчет своим прихожанам скрипучими половицами рассохшегося пола: «Жизнь бессмысленна и темна».  Единственный просвет в этом длинном, наполненном какофонией звуков тоннеле, – небольшое грязное окно, которое заставлено пыльными полусухими растениями в потрескавшихся горшках и служит прибежищем для деятельных насекомых. Пауки здесь плетут невероятные сети, а глупые мухи трепыхаются в них, как распятые мученики.

Настя смотрит на них с пониманием и тоской. Ей близки их переживания. Всякий раз, приведя  сюда на занятия свою дочь, она неизменно идет к грязному окну с мухами. Будто сила притяжения срабатывает. Хотя иногда ей так хочется остановиться рядом с трындящими мамашами-бабками, что сидят на скамейках вдоль стен в ожидании. Срастись с ними, попасть в тон, влиться в их реку бреда.

Быть может, между рассказами о борщах и болезнях они поделятся с ней тайной своей радости, расскажут, как не сошли с ума на своих кухнях, как не задохнулись от невежества рядом с полками великих авторов, как не оглохли от пошлости, льющейся из динамиков в общественном транспорте и с экрана телевизора, как справились с человеческим хамством, как остались уверенными в себе, как просто решили остаться здесь…

Настя устала жить. Вернее, как-то в один момент, она вдруг поняла всю бесполезность утреннего пробуждения, общепринятого ритуала существования и всего того, что коротко и хлестко называют «жизнью». Само слово ей даже вдруг опротивело -  скользкое, аморфное, будто сквозь пальцы просачивается.

Окончив консерваторию по специальности «виолончель», она не специально вышла замуж за доброго и состоятельного человека, родила прекрасную девочку и навсегда разлюбила музыку. Просто разлюбила. Не было никакого душевного надлома, который в таких случаях ищут психологи, не было тяжелых жизненных условий, которые  авторы приплетают в книжках главным героям, ничего такого не было.

Просто однажды утром Настя проснулась и поняла, что сделала здесь все. А также она поняла, что она не гений, а посредственность. Серая, среднестатистическая женщина, каких на Земле миллионы… Да, у нее есть свой персональный мужчина, свой собственный ребенок, квартира, машина, побрякушки… Все… Да, это все… Больше у нее ничего нет. И никогда не будет. Потому что если есть что-то еще, то с этим рождаются, об этом знают изначально…

Стоя возле окна с мухами, Настя преображалась, она выпрямляла плечи, всматривалась в паутину и бессознательно вслушивалась в порхающие за закрытыми дверями мелодии. За первой закрытой дверью, сотрясая стены школы, гремел хор. Среди общего хорового многоголосья Настя выделяла один тонюсенький неровный голосок. Иногда он фальшивил и выводил ее из равновесия.

«Зачем я привела ее сюда? По привычке… Просто потому, что когда-то также привели сюда и меня? Просто потому, что мне страшно признаться ей, что она такая же обычная, как и я. И что гении больше не рождаются… И что мы пытаемся занять себя и своих детей каким-то подобием искусства… Просто, чтобы казаться себе чем-то…»

Перед ее глазами плыл туман, и запутавшиеся в паутине мушки уже казались ей маленькими чертиками, с трезубцами в лапках, они махали ей, приглашая в свою паутину, скалили зубы, подмигивали. Настя взялась за подоконник и попыталась закрыть глаза...

Читать далее...