Тот, который в «берёзке», шёл со старым «Калашом». Тот, который во «флоре», шёл со связанными руками.

Между ними и вокруг них пахла полынью степь. Впереди была балка. Позади был допрос.

Берёзка держал во рту травинку.

Флора думал о сигарете. Флора хотел думать о другом, о важном. Но когда думаешь о важном — хочется кричать. А кричать — стыдно.

Флора прихрамывал и плевался розовыми осколками зубов.

Берёзка тоже думал о сигарете. О другом он размышлять не хотел. Когда есть приказ — лучше думать о сигарете. Вот Березка и прикидывал — дать сигарету Флоре или не дать? А если дать, то сейчас или перед тем как?

Шелестела сухая, жёлтая трава. Жужжал шмель. Кто-то куда-то кинул миномётку — глухой шлепок стукнул по ушам и белому горизонту.

У Берёзки лицо чёрного цвета. У Флоры такое же.

И руки одинаковые: только у одного уголь въелся в кожу, у другого чернозём. А в лицах — чёрное солнце.

«Хорошо, что не пацан ведёт».

«Хорошо, что не пацана веду".

Мысли скользнули по периферии сознаний и пропали.

Берёзка стер пот со лба. Флора тоже бы стер, но не мог.

Шаги тяжелые, неторопливые. Куда спешить? Балка-то вот она.

Опять хлопнул миномёт. Лениво хлопнул. Для порядка. Не по ним.

Безжалостное солнце не обратило внимания на хлопок. Мина и мина. Не первый раз.

Флора шмыгнул. Берёзка кашлянул.

Пришли.

Флора остановился перед обрывом. Посмотрел вниз — нет, не прыгнуть. Прыгать — только поломаться. Если с разбегу только, чтобы на предыдущих упасть. Мягкие, раздутые уже. Нет, не помогут. Разобьётся.

Берёзка тоже подошел к обрыву. Выплюнул травинку. Тоже посмотрел вниз:

— Не думай даже. Поломаешься. Долго помирать будешь.

— И не думал, — соврал Флора.

Берёзка достал из кармана пачку сигарет. Коробку спичек достал из другого кармана. Вынул одну сигарету из пачки. Вынул одну спичку из коробки. Чиркнул. Прикурил. Синий дым поплыл над жёлтым ковылём. Зажал сигарету между указательным и средним правой руки. Посмотрел на огонёк. Показал тлеющую сигарету Флоре. Флора кивнул.

Берёзка сунул сигарету в рот. Взял из пачки ещё одну. Повертел в руках. Вынул зажжённую. Сунул в рот незажженную. Прикурил от уголька, смачно пыхнув пару раз. Сунул новую в разбитые губы Флоры.

Флоре попал в левый глаз дым. Флора сощурился. Берёзка покосился на Флору. Флора языком перекинул сигарету из левого угла рта в правый. Потом обратно. Потом снова перекинул.

Сигареты едва слышно хрустели горящим табаком. Жаворонок звенел громче. А Флора не слышал жаворонка. Он слушал треск сигареты.

Берёзка тоже не слышал жаворонка. Но он и сигареты не слышал. Он вообще ничего не слышал. Не хотел.

Пепельный палец сломался и упал на землю.

— Отпусти, а? — сам себе сказал Флора, глядя на пепел.

Берёзка не услышал и отвернулся.

Опять хлопнул миномёт.

Наши, подумал Берёзка.

По нашим, подумал Флора.

Травы шевельнул ветерок. Берёзка снял с плеча «Калаш».

Флора выплюнул окурок. Берёзка плюнул на ладонь, потушил окурок и сунул его в карман.

— Молиться будешь? — спросил Берёзка.

— Можно, — согласился Флора и посмотрел в белое небо. Посмотрел и понял, что надо вот что-то подумать...

И Флора подумал, что надо бы сказать адрес семьи, чтобы этот мужик зашёл потом и рассказал.

— Ты откуда, — сказал, не спросил, Флора.

Берёзка ответил.

— Земляк, — не удивился Флора. Ему уже некогда было удивляться.

Берёзка отошел на пять шагов.

Флора подумал, что надо бы свой адрес Березке сказать. Потом, после войны, зайдёт и расскажет, где муж и отец погиб. А потом подумал — вот как это Берёзка придёт? Придёт и скажет, что вот, мол, я вашего мужика убил? А если он раньше, до Победы придёт, что тогда? Придёт и убьет моих? А если придёт и наврёт — после Победы, конечно, наврёт — что пытался, мол, спасти, но вот, мол, не вышло...

Всё это пронеслось в голове Флоры, пока Берёзка делал один шаг. Берёзка ногу поднял — а Флора об адресе подумал. Березка ногу вытянул — а Флора подумал, что он бы не смог так придти. Берёзка начал ногу опускать, а Флора уже нарисовал, как домой приходят полицейские. Берёзка опустил ногу, и из-под подошвы вылетело жёлтое облачко пыли, а Флора уже увидел, как Берёзка перед школьниками выступает.

Одна секунда, а всё уже понял. Солнце одно, хлеб один, земля одна, Бог один. И только люди — разные.

Берёзка щелкнул предохранителем.

Люди — разные. Кровь одинаковая, слезы одинаковые, пыль одинаковая. Мамы одинаковые. Жёны. Дочери.

Любовь одинаковая.

А люди — разные.

Братка, как же так-то?

Флора языком потрогал сломанный зуб. Зуб шатался. Надо выдернуть и мосты поставить...

Берёзка передёрнул затвор. Ничего лишнего он не чувствовал. Приказ. Дело привычное.

Флора захотел закричать, но опять стало стыдно и губы слиплись. А ещё он захотел попросить воды и минуту, но тут на него упала вечность.

Берёзка сделал шаг назад. Поставил "Калаш" на предохранитель. Подошел к телу Флоры. Пощупал пульс на шее. Хотя чего щупать, вон как разворотило. Запачкался в теплой крови. Обтёр руки о траву, потом о драные штаны Флоры. Сел рядом с телом. Достал сигарету. Покосился на Флору. Закурил. Опять покосился. Снял "Калаш" с плеча. Снял с предохранителя. Посмотрел в жуткую темноту ствола. Прислонился лбом к ещё горячему металлу. Закрыл глаза. Нащупал левой рукой спусковой крючок. Выплюнул окурок. Погладил большим пальцем крючок. Вытащил флягу. Глотнул тёплой воды. Сунул флягу обратно.

Опять запел жаворонок.

Берёзка щёлкнул предохранителем, тяжело встал, закинул автомат за спину. Парой пинков столкнул тело Флоры в балку.

Где-то снова хлопнул миномёт.