*  *  *

Ёлочные базары пестро темнели в черноте декабрьских вечеров; и ёлки казались таинственными, как зачарованные страны.

Острый и славный аромат хвои дарил ощущение счастья; и на истоптанном снегу, когда выбирали чудное новогоднее древо, суммы ветвей и чёрно-зелёные мягкие иголки давали причудливый орнамент.

Выбранную и купленную везли на санках, причём, верхушка её, равно как и нижние ярусы пружинили от движения, покачивались.

Город плыл и играл огнями, переливался движеньем людей и машин, и всё время кто-то входил и выходил из дворов, как из бесчисленных коридоров.

Важные троллейбусы проплывали мимо, неспешно везя скарб различных судеб.

Сворачивали, и шли вдоль огромной стены старого, коммунального, многоквартирного дома, шли, замедляя шаги, точно искусственно удлиняя путь, ибо запах снега, мешавшийся с упоительной хвойной струёй, были великолепны.

А жили тогда на первом этаже, и широкие окна были посажены низко к асфальту, но забраны белыми, в пандан снегу, решётками.

Ёлка вносилась торжественно и важно, нижние ярусы её ветвей слегка корректировались при помощи ножниц, доставалось ведро, наливалась вода со специальными добавками, и устанавливалось древо, медленно поднималось оно, упиралась главою в потолок.

- Вот там держи, - говорил отец, и мальчишка держал, и лёгкие уколы были нежны, как ласка.

- Осторожно, Лев, привязать надо. – Мама вставляла реплику.

- Да, да, - соглашался отец, точно привычный ритуал терял детали, год ожидая в запасниках радости.

Привязанная и установленная между двумя окнами ёлка виделась роскошной и без украшений, но доставались они; из недр антресолей изымалась старая, с ободранными боками и крышкой коробка, - важная, как старинный ларь; и крышка снималась так, будто врата распахивались…

Мишура мерцала серебром, играла розовым и синим цветами сверху, потом, завёрнутые в фольгу или бумагу доставались – являлись на свет – игрушки…

Их брали осторожно, освобождали от обёрток, раскладывали, думали, какую куда лучше повесить.

Верхушек было две – на выбор; отец забирался на стремянку и украшал ёлочную вершину яркой звездой.

- Болгарский гномик разбился. Жаль. – Говорила мама.

Знакомые болгары подарили чудесные игрушки: тонкие, хрупкие, брать надо было – с замиранием сердца, не дай Бог уронишь, и тогда хрусткие брызги, криво отражающие реальность комнаты, лягут на пол, оставив оттенок грусти в душе.

Ёлка одевалась постепенно, игрушки вешались густо, сверкали; важные, как вельможи, шары, поворачивались слегка, играя выпуклыми боками; и гирлянды, пропущенные меж ветвей, точно соединяли дорогами фантастическую страну.

- Последний штрих, - говорила мама и приносила вату. – Ну, сынок, давай.

И мальчишка, отделяя от плотного рулона кусочки, кидал их на лапы, старался попасть поглубже, в таинственную зелёно-чёрную глубину; он кидал вату, чувствуя сладкое, волшебное умиленье в сердце сознанья, он предвкушал новогодний праздник, ожидать который так долго, что не хотелось бы его завершенья; и он, мальчишка, разбрасывая искусственные снежинки, вполне уверен, что может быть бесконечным мгновение, может! Что вырастать – необязательно, а если захотеть, то спокойно можно навсегда остаться в детстве, с папой и мамой, в пределах чудного новогодья…

   *  *  *

- Мам, а ты не помнишь, где болгарские ёлочные игрушки?

Когда-то, в советскую эпоху, во время жизни в советской Атлантиде, были знакомые болгары, даже один родственник дальний, присылали разное – в том числе новогодние игрушки: из тончайшего стекла богато расписанные шары, гномиков с ватными бородами и в бородах, покрытых серебром, ещё фигурки…

- Вспомнил, сынок! Побились все – сколько лет прошло…

Прошло действительно очень много лет.

Жили тогда в коммунальной квартире, в центре Москвы, в знаменитом, огромном доме, где потолки были около трёх метров, и огромная ёлка, что устанавливали между окон, наряжалась постепенно, долго, слоями, и шары цвели на ней, как экзотические плоды.

По приглашению ездили (всё в то же советское время) в Болгарию, но летом дело было, и распускалась она цветами и солнцем, лучше которых не видел потом никогда.

 С поздним сынком своим наряжаете ныне маленькую, искусственную ёлку, и всякие ленточки, обезьянки, дождик, переливаясь и играя, размешаются на и в искусственной хвое естественно, следуя изгибам фантазий малыша, но не хватает при этом чего-то…

Собственного детства?

Жизни в той квартире?

Папы, умершего так давно, что вся взрослая жизнь прошла без него?

- Па, - дёргает тебя мальчишка.

- Да, сынок.

- А что такое болгарские?

- Страна такая есть, малыш – Болгария. Когда-то нам из неё присылали ёлочные игрушки. Таких тогда в Союзе не было. Вот вспомнилось что-то…

 Нынешняя ёлка готова – осталось накрошить снежку ватного, потушить в комнате свет, зажечь фонарики.

…в определённом возрасте прошлое много привлекательнее будущего, но малыш, счастливо глядящий на ёлку, опровергает грустное утверждение.

   *  *  *

Вариант Нового года без снега, кочерыжного хруста сметанных, или блещущих синевой дорожек, великолепных сугробов, в которых переливается фонарный свет, кажется в Москве таким худым, что взрослый, пожилой человек готов обратиться к деду Морозу, если бы возможность такая представилась – вдруг.

Дети пишут ему письма, формулируют крохотные свои желания, и закорюки крупных буквиц выглядят смешными, славными…

 Но едва ли славным можешь воспринять переплетенье чёрных сучьев за окнами: когда ожидаются пышные гирлянды, серебряные ювелирные богатства зимы…

 Дождик курится: вялый, нудный; а во дворе вчера орали коты, перепутав декабрь с мартом.

 Значит – будет, как будет; аргументы против погоды нереальны, и единственный способ нейтрализовать депрессию – это принимать данность, как есть…

 Можно глядеть картинки в интернете, набирая поочерёдно: Новый год в…

 Дальше идут снежные места мира, с дорогой роскошью кипенного изобилия: Вадуц, Рейкьявик, Хельсинки - полыхают разноцветно огни, гирлянды, развешенные повсюду, превращают миры в изобилие разноцветного света, и…

…однако прогноз сулит 31 снег – неужели дождёмся?

И впрямь: с утра последнего дня идёт плавный, тихий, слабый ещё, изобилия не сулящий, но всё же такой светлый, чистый…

 Дети, выбегая во двор, ликуют; радостно носятся псы: всё изменилось!

Праздник будет…

Он был бы в любом случае – но так, в снежном обрамлении – много лучше…