Уже потом Валя часто задумывалась: не заговори он тогда, не произнеси всего несколько фраз, которые накрепко засели в её памяти, она, наверное, и не обратила бы на него внимания. Так, обычный, рядовой – посетитель, каких много.

Кафе в центре, на оживлённой улице, с яркой вывеской, и на сияющие даже днем буквы («Проскурин» - хозяин, не особенно изощряясь, назвал кафе в свою честь) слетаются клиенты. Заходят все, кто работает в округе или просто оказывается рядом: менеджеры, руководители всех звеньев и мастей, студенты, госслужащие, туристы. Бывает, заходят и артисты – всё-таки рядом два известных театра. В общем, за день через неё проходят десятки, а то и сотни людей. Или асфальтовой мошкары, как называет всех клиентов бойкая на язык Марина, коллега Вали.

Они официантки. Обе в униформе, строгой, но не без намёка на располагающую простоту: в демократичных джинсах и рубашке приятной белизны, с блокнотиком и карандашом. Только внешность у них разная. Высокая, с короткой стрижкой Марина, в каждом движении сквозит уверенность, в том числе в походке – стремительной и твёрдой. Валя тоже высокая, изящная, волосы не длинные, но и не короткие. Уверенности, пожалуй, меньше, но и мягкой, расплавленной её не назовёшь. Над верхней губой маленькая родинка – не портит, а скорее красит открытое лицо.

Работы достаточно даже утром, так что лица не запоминаются, как не остаются в памяти ни одежда, ни предметы, ни голоса или заметные привычки. Только столики по номерам. Так и клиенты – строго по номерам.

У этого, который зашел около одиннадцати, в начале её рабочей недели, в понедельник, оказался седьмой номер. Столик слева от входа, у деревянной перегородки, разделяющей зал на отсеки. Скатерть с синими полосками, салфетки, солонка, коробочка с зубочистками и пепельница, своей массивностью напоминающая постамент. Мужчина заказал яичницу, кофе без сахара и кольцо с творогом. Она записала, автоматически улыбнулась, не смотря на него, передала на кухню и через несколько минуту уже стояла у седьмого столика с наполненным подносом.

Тогда он сказал свою первую фразу.

- У вас красивые руки. Вы играете на чём-нибудь, а?.. Просто, мне кажется, у вас музыкальные пальцы. У моей старшей такие… артистичные.

Валя, наконец, посмотрела на него. Да, был рядовым, ординарным. Лет пятидесяти, с залысинами, глубоко врезавшимися в поле коротко стриженых волос, и седыми висками на большой голове. Не толстый – грузный. Над карими глазами густые, тоже с сединой, брови.

- Нет, я не играю, - мягко произнесла Валя. После паузы, сама от себя не ожидая, вдруг добавила: - В детстве не хотела. А как захотела, поздно уж было.

Мужчина понимающе кивнул. Она ушла, а он принялся за завтрак.

Слова его заставили её едва заметно замедлиться. В зале были заняты лишь шесть столиков, половина на Марине, поэтому время было. Присмотрелась к мужчине. Одет тоже обыкновенно: брюки, серый пиджак, отставший от моды лет на двадцать, а под ним тонкий свитер с вырвавшимся на свободу воротничком рубашки. На стуле куртка с меховым воротником, потрёпанная.

Он поднял руку: ещё кофе. Валя принесла.

- Устаёте, наверное. То один, то другой. Да? – снова заговорил.

Вале показалось, что его голос, немного глуховатый, но четкий, словно живительная струя, разлился по залу. Она задумалась и пожала плечами.

- Работа.

- Я понимаю. Я тоже сейчас на работу пойду.

Пил аккуратно, глоточками, смакуя, как примеряясь к вкусу кофе. Выпил, промокнул рот салфеткой и помахал Вале, покрутив в воздухе пальцами, будто что-то писал. Она принесла счёт. Мужчина тут же расплатился и оставил ей сверху тридцать рублей – сначала, она видела, собирался оставить пятьдесят, но затем две десятки убрал в карман.

            Поднялся, стал одеваться, не спеша, основательно. Теперь она заметила его портфель, лежавший под курткой, из дорогой кожи, не новый. Оделся, замер. Посмотрел через большие окна на улицу. Вздохнул:

            - Весне, как говорится, дорогу. Солнце какое, а? Ещё снег лежит, а оно уже рвётся: вот оно я.

            Он подмигнул Вале.

            - Как сверкает, аж больно… Ну, спасибо.

            Ещё раз подмигнул ей и медленно пошел к выходу. Валя потянулась за ним. Встала у окна. Выйдя на улицу, мужчина поправил воротник, зачем-то сильно встряхнул портфель. Прищурившись, посмотрел на противоположную сторону улицы, затем быстро огляделся по сторонам и шагнул на проезжую часть.

            Как раз в этот момент Валя зажмурилась. Белое февральское солнце, безжалостно яркое, будто стремящееся своим светом насаждать жизнь, усиленное слепящим снегом с тротуара, плеснуло щедрую порцию на её глаза. Валя почувствовала сильную, неприятную резь и зажмурилась. И вот тогда, в этой темноте, она услышала стальной визг, глухой удар и слабые, нестрастные выкрики, которые для неё слились в единый звуковой удар, заставивший тут же раскрыть глаза.

             На широкой проезжей части, примерно посредине, лежал тот мужчина. Лежал в странной позе, напоминая кучу мусора, небрежно сваленную в первом попавшемся месте. Лица его видно не было, так как голова оказалась прикрыта наползшей на неё курткой, зато виднелись руки, неестественно вывернутые за спину. Метрах в пяти замер громоздкий, угловатый джип с поблескивающим хромом бампером. На обочинах останавливались люди, но довольно быстро расходились.

            Валя хотела сразу выбежать туда, на улицу, но глаза пока не отошли от ожога солнцем, было больно, и она снова закрыла их.

            - А ещё говорят, что семь – счастливое число. Судя по виду этого бедолаги, сомнительно… Больше не буду приметам верить! И чего он, спрашивается, попёр через дорогу? Под колеса спешил?.. Хотя кто теперь разберёт…

            Марина подвинула пепельницу и закурила. После смены, вечером, она и Валя сидели за стойкой бара и пили чай. Но Валя так и не притронулась к своей чашке. Марина посматривала на бармена Костю, спортивного и подтянутого парня, возившегося с кофе-машиной, забарахлившей в конце дня. Костя, знала Валя, интересовал Марину, и в обычное время она не без любопытства наблюдала попытки подруги растормошить парня. Тот, всё замечая, был равнодушен и даже, казалось, немного стеснялся внимания Марины, которое в то же время ему льстило.

            - Что с тобой? – спросила Марина, кивнув на чай, а затем, с наигранным кокетством, бросила бармену: - Костик, или ты туда соли вместо сахара бухнул?

            Костя хмыкнул и не ответил.

            - Не в чае дело, - произнесла Валя. – Не могу отойти.

            - Из-за мужика? Что его переехали? Ну, Бог дал, Бог…хм. Жизнь такая. Чего ты-то убиваешься?

            Костя оторвался от кофе-машины, вымыл руки и тоже закурил.

            - Убиваться, может, и не стоит, - сказал он, - но жаль мужика – факт. Сколько, говоришь, он тебе оставил? Тридцатник? Хотя это не главное, конечно.

            Валя кивнула и отпила чаю.

            - Холодный.

            - Налить нового? – спросил Костя.

            - Не надо.

            Она бросила взгляд в окна.

            - Темно… Это хорошо.

            - Что ж хорошего? Идти по улице страшно, - заметила Марина. – Проводить-то некому…

            Валя поднялась, чувствуя, что ей нужно размяться. Сделала несколько шагов, постояла, затем ещё несколько шагов. Замерла, когда обнаружила, что стоит у седьмого столика.

            - Чего ты там делаешь? Медитируешь? – услышала она голос Марины.

            На столике валялись рассыпанные зубочистки. Валя собрала их и вернулась к стойке.

            - Знаешь, у меня глаза сегодня вдруг разболелись. Солнцем обожгло.

            - Как это?

            - Не знаю. Впервые. Днём, как раз когда… - она замялась. – В общем, так солнцем окатило, что до сих пор колет. Даже моргать больно. Но в помещении лучше, здесь не так ярко. А в темноте, думаю, совсем пройдут.

            В темноте глазам действительно стало легче. Валя уже не чувствовала уколов, которые мучили при дневном свете. Лишь изредка, когда взгляд натыкался на световую рекламу, фонари или автомобильные фары, а затем и в тускло освещенном метро, глаза чуть покалывали, но так вяло, неуверенно, что Валя быстро к этому привыкла.

            Дома ждал Вадим. С ним она была уже почти два года, хотя отношения они не оформляли. Вместе снимали квартиру на Теплом стане, чтобы жить отдельно от родителей. Вадим работал экспедитором в компании, поставлявшей алкоголь: на машине развозил ящики и упаковки по заказчикам, отгружал, принимал деньги, отдавал и получал документы. Как и Валя, работал он по графику неделя на работе – неделя дома.

            Квартира, располагавшаяся в большом жилмассиве, была однокомнатной, но скромные габариты позволили сделать её уютной, потребовав не так много усилий, средств и времени. Всего несколько деталей в комнате, например, акварели на стенах, купленные на блошином рынке в Измайлове, с видами парижских улочек и бульваров, мелкие фарфоровые фигурки кошек, занявшие значительную часть книжного шкафа, букетики искусственных цветов, сделанные самой Валей, как и большое количество поделок из дерева (постарался Вадим), создавали приятную атмосферу. Поэтому домой Валя всегда возвращалась с радостью, предвкушая, как окунётся в теплый уют. Но в этот раз радости и спокойствия она не почувствовала: что-то её беспокоило, но она не могла понять что именно.           Она приняла душ и сразу легла. Вадим, ещё до её прихода поужинавший, уже лежал под одеялом. Он придвинулся к ней и стал гладить большой тёплой рукой. Потёрся своей щекой о ее щеку, мягко поколов ту щетиной – ей это обычно нравилось, но сейчас Валя отстранилась от него. Вадим продолжал: жарко дыша, принялся целовать шею, одновременно лаская грудь. Валя залезла одной рукой в гриву его густых волос, а пальцами другой водила по широкой спине. Через минуту Вадим лёг сверху и задышал ей в ухо, но быстро почувствовал, что она просто ждёт, когда он закончит.

            - Устала? – Валя молчала. – Тяжёлый день?

            Она приподнялась в постели, села на подушку. Свет уличных фонарей, пробивающийся сквозь шторы, осветил её сосредоточенное лицо.

            - Ты когда-нибудь видел, как сбивают людей? Машины, я имею в виду.

            Вадим тоже приподнялся, опершись на локоть.

            - В детстве раз видел. Ещё у себя в городе. Шумели, помню, сильно. Ну, тогда и машин по пальцам пересчитать было, каждый случай – международное бедствие.

            Валя рассказала ему о том, что произошло утром. Сделала это в подробностях, упомянула даже те фразы, услышанные от мужчины в кафе, описала его, вплоть до одежды.

            - Я так и не вышла на улицу. Из окна наблюдала, как приехала «скорая», как грузили тело. Короче, была примерным зевакой.

            - Дорогу замывали?

            - То есть?

            - Ну, от крови там. Обычно моют, чтобы людей не пугать.

            - Нет, не видела.

            - Значит, мало крови было. Смотря, как он упал. Наверное, внутри всё у него лопнуло, а снаружи – полный порядок. И куда он спешил, правда.

            - Сказал, что идет на работу. Решил, наверное, время сэкономить. Там до перехода долго топать. А на дороге машин немного, вот он и подумал, что успеет перемахнуть.

            - А еще говорят, что водители во всем виноваты… Сами под колеса лезут. Слушай, а может, он того, специально? Ну, жить ему надоело, думает там, дома плохо, на работе ещё хуже, начальник изверг, болячек полно, в стране бардак, вот и захотел задачку таким способом решить. Вроде как списать готовое решение из учебника.

            Валя задумалась, снова вспомнила мужчину, его грузную фигуру – всё в нём было основательным, природным, крепким. Такие люди точно не будут прыгать с моста, ложиться на рельсы, тыкать в себя ножом и тем более бросаться под машину. Нет, это был обычный несчастный случай. Хотя насколько наезд на пешехода, который при этом скончался, может считаться обычным?..

            Вадим уже спал, а Валя всё думала об утреннем мужчине и пыталась представить его лицо, когда он лежал на дороге.

            Утром, подходя к кафе, Валя специально приблизилась к проезжей части, чтобы посмотреть, остались ли на асфальте кровавые следы. Примерно в том месте, где накануне лежал мужчина, чернело небольшое пятно, но точно ли это кровь, сказать было трудно – может быть, накапало машинное масло или осталась отметина от покрышки.

            Однако на работе Валя уверенно сказала Марине, что видела на асфальте кровь.

            - Ты что, с лупой ползала? Совсем с ума съехала? – удивилась подруга.

            - Всё в порядке. Мне просто интересно.

            - Честно говоря, я таких интересов не понимаю. Кто-то марки собирает, кто-то деньги, а ты пятна крови, что ли?

            - Долго не могла заснуть, всё думала о нем. Шёл человек на работу, позавтракал в кафе, потом вышел и – бац! – его нет на белом свете. Здравствуй-прощай! Что-то неправильное, ты чувствуешь? Была жизнь, и нет – куда делась?

            Марина, нарочито подняв бровь и скривив губы, уставилась на Валю.

            - Девочка моя, тебе двадцать шесть лет, а не карамельные шесть. И ты не в детский садик ходишь. Кстати, ты в курсе, что деда Мороза не существует? Или твой Вадик тебе ещё не раскрыл эту страшную тайну?

            - Да я понимаю, понимают. Но… В общем, есть это самое но, которое мне мешает. Знаешь, я до сих пор вспоминаю его голос. То, что он сказал.

            - Эту чушню?

            - Как посмотреть. Так-то ерунда, но ведь эти слова – всё, что у меня от него осталось.

            Теперь Марина подняла обе брови, удивленно и неодобрительно их изогнув.

            - Слушай, ты это бросай. Или ты хочешь попасть на первую полосу журнала «Новости психиатрии»?

            Весь день Валя думала о мужчине. За седьмым столиком побывало немало клиентов. Сидели и два парня с модными стрижками, заказавшие по коктейлю, и одинокая девушка с пухлыми, густо напомаженными губами, и семья, по виду приезжие, которые больше смотрели на улицу, на проходивших под окнами, чем в свои тарелки, и немало других. Однако ей казалось, что всё должно быть не так, что нарушен естественный порядок, что с минуты на минуту должен появиться тот, кому столик принадлежит по праву. Один раз Вале даже почудилось, что этот хозяин столика пришел. В кафе заглянул мужчина, внешне очень напоминавший вчерашнего, и на несколько секунд Валя испугалась, почувствовала, как сердце её стремительно летит вниз. Испуг прошёл, но послевкусие от него не покидало её, во рту поселилась какая-то горечь, которую не удалось вымыть водой. Валя выглядела такой изнуренной и бледной, что управляющий кафе Николай, заметивший её, когда она стояла в коридоре, без сил прислонившись к стенке, выпроводил на улицу, посоветовав нагулять здоровье, а затем уже возвращаться на работу.

            Валя вышла из дверей и вдохнула холодный, строгий, но одновременно мягкий воздух. Она подняла голову и сразу ощутила ту же резь, что и вчера. Солнце снова выжигало ей глаза. Она закрыла лицо руками, долго тёрла глаза, но ничего не помогало. Стало только хуже – вдруг из глаз потекли слёзы. Сначала немного, по капле, затем больше и больше, пока, наконец, не полились по щекам.

Она шла по улице, терла лицо, и прохожие смотрели на неё. Ей самой было странно и неловко: она не всхлипывала, не чувствовала эмоциональной потребности плакать, но слёзы текли, текли сами собой. Если она бросала взгляд на снег, отражавший солнечные лучи, глаза болели ещё сильнее, а слёзы усиливались.

            В газетном киоске купила бумажные салфетки. Ради интереса зашла в арку, которая повстречалась по дороге, и там, в этом локальном мраке, глазам стало легче, слёзы перестали течь. Валя пришла в себя, но когда покинула временное убежище, всё повторилось.

Так она и двигалась, время от времени вытирая глаза салфеткой и стараясь не смотреть на свет.

            Врач сказал, что глаза могут слезиться по многим причинам. Мрачный, сорока с небольшим лет, он сидел за своим столом. Был худощавый, но с неожиданно большими, чуть пухлыми руками, которые сцепил замком и не разжимал.

            - Витаминов может не хватать. B2, скажем, или калия. Соли много употребляете?

            Валя покачала головой.

            - А чай крепкий, кофе?

            Снова покачала.

            - Косметика? Обычно дешевая так глаза раздражает, что слёзы в три ручья. Никакой экономии не захочешь.

            - Не пользуюсь.

            - Может, рабочее место такое полезное у вас? Знали бы, сколько всяких менеджеров приходят сюда. Мониторы для компьютеров левые, а они целый день в своем офисе перед ними.

            Валя рассказала о себе, чтобы он не задавал лишних вопросов. Врач, расцепив руки, аккуратно почесал двумя пальцами макушку и выписал капли.

            - По две в каждый глаз. Два раза, утром и, как вы понимаете, вечером.

            Прокапывала регулярно, причем решила делать это не два раза, а три, чтобы скорее прошло. Отправляла в уголки глаз жидкость, от которой чуть пощипывало, промаргивалась, распределяя её. От капель сразу шла реакция на нос, он начинал чесаться, и она всякий раз чихала.

            Первые три дня казалось, что помогает, но затем Валя поняла, что действует самовнушение. Стоило это осознать, как капли перестали действовать вовсе. Она по-прежнему не могла долго находиться на солнце, которое становилось всё увереннее, вступая в свои весенние права, и стала носить темные очки, чтобы не страдать от бессмысленных слез.

            К концу рабочей недели Марина заметила, что Валя вымоталась. Никогда она не видела подругу такой хмурой и болезненной. Под глазами образовались темные круги, из-за которых сами глаза казались очень большими, как будто они неожиданно пошли в рост. Валя стала замедленно двигаться и меньше работать.

            Марина видела, что Валя, когда заходят новые клиенты, а их в воскресенье было больше обычного, следит, чтобы они не занимали седьмой столик. Встречая людей, она провожала их за другие столики, а если все остальные были заняты, сажала их за седьмой, но по лицу было заметно, что Валя переступает через себя.

            - Что происходит? Глаза виноваты, скажешь? – спросила Марина, отведя Валю в подсобное помещение.

            Валя села на стул и подняла на Марину свои светло-голубые глаза, казавшиеся потускневшими.

            - Я думаю: может, слёзы – это из-за того мужика?

            - Ты лучше о себе подумай, всё дело в голове. Так что тебе к мозгоправу надо, а не к глазнику.

            Марина принесла крепкого чаю и заставила Валю его пить.

            - Ты чаем промывать не пробовала? Говорят, помогает. У нашей псины, когда маленькая была, глаза текли, так чай помогал. Попробуй. Чем человек хуже собаки? Все, можно сказать, от обезьяны произошли.

            - Я говорю, это точно из-за того мужика.

            - С чего ты взяла, не пойму?

            - Сама не знаю. Просто кажется – и всё тут. Знаешь же, как это бывает. Я постоянно о нём думаю…

            Марина набрала в грудь воздуха, чтобы выдать очередную порцию упреков, но Марина подняла руку.

            - Ты только не кричи на меня, пожалуйста… - тихо произнесла она. – Знаешь… Никогда не думала, что увижу такое. Вернее... Я воспринимала аварии, как все воспринимают, наверное: это где-то там, далеко, за горами, за долами. А здесь рядом, на глазах. Кажется, что это не с ним авария, а со мной.

            - Сплюнь!

            Валя послушно сплюнула.

            Закончилась рабочая неделя – и у неё, и у Вадима. Он решил вывезти свою девушку на природу, полагая, что на свежем воздухе Вале станет лучше. Она сопротивлялась, опасаясь, что за городом, где значительно больше открытых, освещённых пространств и снега, ей станет хуже, но Вадим уговорил.

            Они поехали на его рабочем фургончике. Валя заняла пассажирское место, надела очки и ещё приложила ладонь ко лбу, сделав козырек над глазами. Выезжая на трассу, Вадим петлял по улицам. Утром автомобильный поток ещё не ослаб, и они то тут, то там влезали в заторы. Машины стояли в пробке, и, пользуясь этим, дорогу перебегали пешеходы. Валя внимательно наблюдала за ними, ощущая ритмичный, убыстрившийся стук сердца. Вадим, как и остальные, ехал медленно, но ей казалось, что машина несется.

            - Ты можешь сбавить? – просила она. – Мы в кого-нибудь въедем!

            Вадим улыбался, думая, что она шутит, но она была серьёзна.

            Пробка немного рассосалась, движение усилилось, Вадим тоже прибавил газу. Но пешеходы все равно время от времени перебегали дорогу.

            - Я тебе говорил – они сами виноваты в большинстве случаев. Вон же светофор, так зачем он сюда лезет? А если кто не среагирует?

            Валя вцепилась в кресло.

            - Я прошу тебя, останови. Давай не поедем. Я не хочу никуда.

            - Но мы решили. Я и термос взял, бутерброды там. Тебе полегчает, вот увидишь. Я не хочу, чтобы ты болела. Мы весной собирались в Чехию, ты не забыла? Тебе надо прийти в себя, не поедешь же ты такой расклеенной.

            Она не отвечала. Ей показалось, что на дороге, прямо перед их машиной, возник тот мужчина из кафе, из ниоткуда, такой же грузный, в куртке с меховым воротником, с кожаным портфелем, и неподвижно стоял перед ними, дожидаясь, пока машина на него наскочит.

            Валя уперлась руками в панель и крикнула на Вадима. Тот от неожиданности нажал на тормоз, и машина резко остановилась. Сзади сразу донеслись нетерпеливые гудки.

            - Что с тобой? Ты в порядке?

            - Я никуда не хочу. Мы можем поехать домой?

            Вадим, смирившись, прижался к тротуару. Они сидели, ничего не говоря. Валя сняла очки и вытерла глаза бумажным платочком.

            - Текут? – спросил он.

            Она кивнула и всхлипнула.

            - Теперь настоящие, как у людей.

            - Ну, ты чего, а?

Он подвинулся к ней и обнял, но её тело никак не отреагировало. Вадим приблизился губами к её уху и нежно потрепал его за мочку. Валя всхлипнула еще раз.

- Я не понимаю: почему? Или за что? Мужчина этот, слёзы…

Вадим выдохнул и отстранился.

- Тогда слушай анекдот. Парни недавно рассказали. Мужик говорит: «Я сегодня так много успел: съездил в техцентр поменять колеса, потом в магазин за маслом, на заправке заправился. Хорошо, что есть машина, а то без неё бы не успел».

Валя посмотрела на Вадима, он перестал улыбаться.

- Ладно, согласен, не самый смешной. Но если серьезно. Я ради интереса посмотрел статистику. Так вот, каждый день в стране в автоавариях гибнет по сто человек. Ты что, собралась по каждому слёзы лить?

Вадим разгорячился, сжал руль так, что пластик затрещал.

- Ты же не плачешь, когда кого-то убивают. Или там в новостях говорят, что где-то погибло пятьсот человек – в катастрофе, из-за землетрясения или в шахте. Не плачешь? А что так?! Неужели не жалко? Нет! Тогда почему по этому убиваешься?

Она быстро выбралась из салона и побежала домой.

Свою свободную неделю Валя провела у матери. Вадим много раз звонил, но она не отвечала. Матери сказала, что отношения с ним у неё разладились, однако ни о сбитом мужчине, ни о своих переживания и мыслях не говорила. Она вообще замкнулась, не ощущала желания общаться и действовать. Все дни скрывалась в квартире, лежала на диване, изредка брала с полки какую-либо книгу, пытаясь занять себя чтением, но, как правило, после нескольких страниц, осиленных не без труда, закрывала её. А с наступлением вечерних сумерек выходила на улицу. Солнечного света не было, и слёзы не текли. В это время она чувствовала себя значительно лучше. Выписанные врачом капли использовала ещё пару дней, а затем выбросила.

По городу ходила без цели и без системы, шла туда, куда несли ноги или куда тянуло. Могла присесть на лавочку в парке и долго сидеть, смотря в одну точку.

Однажды Валя сидела в начале Тверского бульвара, на площадке возле памятника, и смотрела на узел, в который сплелись несколько улиц. Движение было оживлённым, пешеходы в разных направлениях без остановки пересекали это средоточие дорог, постовой недалеко от памятника следил за машинами. Было холодно – февраль расставался лёгкими морозами, и Валя перед выходом из дома укуталась в позаимствованную у матери дублёнку и нацепила теплую шапку. Но сейчас ей стало жарко, она стянула шапку и распахнула ворот дублёнки.

Она сама не поняла как, но ноги понесли её на угол бульвара и Большой Никитской. Со стороны Манежа машины в этот час ехали быстро, притормаживая лишь перед светофором. Валя отошла подальше и, не глядя по сторонам, шагнула на мостовую. Дойдя до середины, замерла. Почти сразу возле неё образовался затор, а улицу наполнили гудки и громкие голоса.

Водитель из ближайшего автомобиля, серебристой старенькой «хонды», высунулся из окна и что-то стал кричать. Валя продолжала стоять, и мужчина, выскочив из машины, прыжками приблизился к ней.

- Ты чего, а? Не видишь, что ли? – накинулся он. - Я из-за тебя в тюрьму не хочу. Ни в тюрьму, не в больницу! Мне этого не надо! Ну!

Валя, очнувшись, посмотрела на него, пожилого, лысого, с пшеничного цвета усами. Он продолжал громко говорить и махать рукой, подзывая постового с бульвара, а она вдруг почувствовала, что испугалась. Это был самый настоящий страх, редкий, какой испытывают за всю жизнь несколько раз. Страх парализовал речь, и она не могла пошевелить языком. Подошедший постовой тоже что-то спрашивал у неё, повышая голос, а она издавала только непонятные звуки.

- Больная, наверное, - сказал лысый водитель. – Дурочка. Поди, из деревни. А мне из-за неё на поселение – ту-ту. Не хочу!

- Погоди ты, сразу дурочка, - сказал постовой, - может, случилось чего. – Он взял Валю за плечи и повернул к себе: - Что с вами? Болеете?

Валю отпустил страх. Она обмякла, чуть не упав на постового. Стало не хватать воздуха, и она начала, как спасенный из воды, короткими вдохам набирать его в грудь.

- Я ж говорю, больная, - уже тише сказал лысый водитель. – У матери моей родственница такая в деревне была, горе с ней одно. Кликуша. Не завидую родным.

Постовой прикрикнул на него.

- А что я? Я ничего. Жизнь всякая бывает. Больные тоже нужны, с другой стороны, - тот пожал покатыми плечами и полез обратно в машину.

Постовой помог Вале добраться до тротуара. Движение восстановилось.

Она вновь сидела на лавочке в начале бульвара. Окончательно стемнело, улицы наполнились светом фар. Снова начали колоть глаза, но легко, так, что Валя не обращала на них внимания. Всё казалось таким естественным – бесконечное движение, водители и пешеходы. Всё было разумно и нужно. Она пока не могла понять этого до конца и даже не была уверена, что когда-либо поймет, но от самой мысли ей стало легче.

Валя укуталась в дубленку, засунула руки в карманы и так сидела. Знала, что будет делать дальше.

Посидит еще несколько минут, затем пойдет до метро, поедет домой и по дороге к матери купит вина. Вечером они выпьют его, будут долго говорить, сидя на кухне, и Валя все ей расскажет – о мужчине в кафе, об аварии, о своих внезапных слезах, о том, что сама чуть не погибла. Мать будет слушать, понимать, жалеть, и ей будет хорошо.

А через день наступит время работы. Она пойдет в кафе, будет обслуживать клиентов, а в свободное время смеяться над историями, которые любит рассказывать Марина, и смотреть, как та ухаживает за Костиком, и болеть за неё, чтобы у подруги всё с парнем получилось, потому что она хорошая. После смены вернется к Вадиму, и у них тоже все будет хорошо.

И она, конечно, скоро забудет всё. Не останется ни следа от бесполезных слез. А если вдруг и вспомнит когда-нибудь, ненароком, внезапно, то не поверит, удивится и спросит у себя: неужели это было со мной?..

Фото: Олег Андреев

Наталья Баева Москва

Дата : Пн октября 24, 2011, 00:21:46 Очень достоверно психологически. Персонажи живые. Хорошая драматургия. Всё здесь - и эмоциональная насыщенность, и чувство меры, и язык прекрасный... В общем, дело мастера боится. Спасибо!

Ирина Митрофанова Москва

Дата : Пн октября 24, 2011, 00:22:02 Глубокий рассказ. И какой-то новый для творчества Павла Косова. К этому рассказу с позиции простой логики не подойдешь. В нем есть нечто мистическое, в высоком смысле этого слова. У неё стали расти глаза, а это больно. Душа у нее растет, а не глаза. И смотреть на всё так же как раньше она не сможет, хотя и думает, что сможет, успокаивает себя.

Наталья Баева Москва

Дата : Пн октября 24, 2011, 01:02:30 Главное, что она жить дальше сможет))) В этом смысле вещь оптимистична...

Лариса Ефремова Москва

Дата : Пн октября 31, 2011, 16:18:38 Что-то тихое и настоящее. Такая обыденная, простая история, переосмысленная, ненавязчиво поднимающая читателя чуть выше уровня бытового. Это так важно! Интонация рассказчика вызывает чувство полного доверия, которое ни разу не подвергается сомнению.

Валерий Былинский Санкт-Петербург

Дата : Ср февраля 04, 2015, 22:52:11 Странный рассказ. Читать жутко интересно. Написан точно, тонко, вообще талантливо. Но вот что-то во второй половине начинает разбегаться, становиться излишне дробным, подчас лишним. Расходящиеся тропки, часть из которых - ненужные. Концовка, на мой взгляд, смазанная.

Вход

Логин:
Пароль:
	Запомнить
	Забыли пароль? Регистрация на сайте

Это случается с каждым...

Введите почту чтобы восстановить пароль:
Чтоб выйти нажмите Отмена.