Выбор нобелевских академиков демонстрирует пишущим людям: нон-конформизм – это иногда и путь на Олимп. Отличия удостоился не только Транстрёмер, а весь многострадальный поэтический авангард.

«Кто такой Транстрёмер? – весь день сегодня спрашивают меня мои литературные и окололитературные знакомые, русские и англоязычные. – Где он был раньше? Почему мы о нем так мало знаем? Заслужил ли он свою Нобелевскую премию? Может ли он стоять в одном ряду с другими лауреатами, такими как Бунин и Голсуорси?»

Это Иван Тургенев верлибры писал про великий и могучий (если переписать в столбик), a Томас Транстрёмер просто пишет без конечных рифм! То есть, в своей (что естественно) шведской традиции ХХ века. Писал бы в XIX–ом, тоже шведском, рифмовал бы –– и распрекраснейшим образом!
О Транстрёмере и БродскомОтвечаю: премию – заслуживает. Мало знаем – потому что мы, как и во времена Пушкина, «ленивы и нелюбопытны». Англоязычный сайт Нобелевской премии сейчас проводит опрос, кто читал Транстрёмера до объявления его лауреатом, а кто нет. На данный момент уже почти 6000 человек ответили. Результат такой: читали 14%. И это в основном читающие на английском, т.е. на языке, на котором у поэта выходило изрядное количество книг.

Какой был бы процент на русском сайте?

Итак, знакомим...

Сначала – короткая биография.

Томас Йоста Транстрёмер родился в Стокгольме 15 апреля 1931 года. Его мать Хельми была школьной учительницей, отец Йоста был журналистом.

После окончания гимназии в 1950 году Томас обучался в Стокгольмском университете, где изучал историю литературы, историю религии и психологию. В 1956 году он удостоился ученой степени бакалавра искусств. Окончив университет в 1957 году, он работал ассистентом в Институте психометрии при Стокгольмском университете. В следующем году он женился на Монике Блад. Их дочь Эмма – сейчас талантливая певица, сопрано.

Книга «17 стихов» (1954) – его дебют в литературе – стала одним из самых заметных литературных открытий десятилетия. Уже очевиден был интерес молодого поэта к природе, впечатляли его попытки слушать музыку сфер, что было так характерно для его будущего творчества. Да и о классической музыке Транстрёмер с самого начала писал много.

Следующая книга – «Дорожные секреты» (1958) укрепила его репутацию в поэтических кругах Швеции. Еще в начале 60-х он был признан одним из ведущих поэтов своего поколения.

Довольно рано, в 1959 году, он начал писать хайку – после посещения коллеги-психолога, который работал в колонии для несовершеннолетних преступников Хэльбю. Например, вот такие:

Пойманный беглец
опорожняет карманы
полные лисичек

Ночью проезжает грузовик
сны узников
дрожат

Годы спустя «тюремные хайку» Транстрёмера были опубликованы в виде маленькой книжки под названием «Тюряга» (2001). Это, конечно, были ранние, незрелые опыты. Он вернулся к жанру хайку позже.

С 1960 по 1966 годы Транстрёмер работал психологом в колонии для несовершеннолетних преступников Рокстуна неподалеку от города Линчёпинг.

В 1970-е у него выходили такие книги как «Балтика» (1974) и «Барьер правды» (1978). Их издало стокгольмское издательство Бонниерс, крупнейшее издательство Швеции. В 1980 году Транстрёмер стал сотрудником Института по изучению проблем занятости населения в городе Вестерос.

В этом городе он жил долгое время, потом перебрался обратно в Стокгольм. В начале 1990-х Транстрёмер перенес инсульт, который лишил его способности говорить и ограничил его возможности передвигаться.

Он, тем не менее, продолжал работать. В 1991 году вышла его новая книга, называвшаяся «Для живых и мертвых». Следующей книгой стал сборник «Гондола печали» (1996), в которую включен раздел хайку. Следующая же книга – «Великое таинство» (2004) –вообще является сборником хайку.

Хайку Транстрёмера – это эксперимент, тем более интересный, что они вышли из-под пера одного из самых любимых европейских писателей современности.

Тишина цвета пепла…
синий гигант идет мимо,
холодный ветер с моря

Есть, конечно, у Транстрёмера и «классические» хайку:

На солнцепеке
взбираюсь на холм
козы щиплют пламя

«В его хайку слышится внутренний голос поэта», - писал шведский критик Торстен Рёнерстранд.

Действительно, молчание в этих коротких стихах становится элементом очень необычного языка, где паузы значат столько же, сколько и звуки.

Образы в его текстах образы складываются в причудливую мозаику, где – с расстояния – можно углядеть некое целое:

Орлиные скалы

Рептилии
за стеклом террариума –
недвижные и странные.

В тишине женщина
развешивает белье.
Смерть спокойна.

Во глубине глубин
плывет моя душа –
тихо, как комета.

Его стихопроза тоже органична. Нам привычнее стихопроза лирическая (Тургенев, Горький) и абсурдно-ироническая (Хармс).

Всё это сплавлено в весьма лаконичные тексты, метафоричность и образное богатство которых поражают. Транстрёмера, как всякого большого поэта, ведет интуиция, и он редко ошибается в выборе слов.

Словесным богатством отличаются и его воспоминания, и его переводы зарубежной поэзии на шведский язык – он переводил то, что ему нравилось, что он считал важным – с поэтической точки зрения.

Например, тексты французского сюрреалиста Андре Бретона. Что же до переводов из самого Транстрёмера, в США его переводил поэт Роберт Блай, с которым он дружил, а еще шотландец Робин Фултон.

Переводились его стихи и на основные европейские языки.

В России первым пропагандистом его творчества был Геннадий Айги. Еще в 1994 году Айги сказал мне: «Вы учили шведский, читайте Транстрёмера – не пожалеете».

Я прочитал, понял, что это замечательно написано, но подходы к русскому переложению предстоит еще искать. Переводить Транстрёмера я начал только в 2004 году – на английский, потом на русский – после того, как познакомился с самим поэтом на фестивале в Струге (Македония) в 2003 году.

Первым же переводчиком Транстрёмера на русский – еще в 90-е годы – стал талантливый поэт Илья Кутик. Он, наивный, взял да всё и зарифмовал.

И вышел конфуз: из угловатого мистика-экспериментатора превратился Транстрёмер в этакого гладенького толстожурнального псевдобродского...

Сейчас Кутик оправдывается: «И почему ВСЕХ так заело, что именно Транстрёмера зарифмовал именно я?!»

И неким курьезным образом утверждает, что «верлибр – не лира» в русской поэзии. А ведь в русской поэзии до Ломоносова и Державина, заимствовавших размер и ритм у французов и немцев, никто катренами не писал.

Авторы русских былин, например, не «пасли рифмованное стадо», как и мастера силлабического стиха Симеон Полоцкий и Антиох Кантемир. Или мы теперь всё додержавинское садовыми ножницами отрежем, чтобы не мешало нашей ветвистой концепции?

И его – Кутика – оправдывают: «Строфы и интонационное движение стиха сохраняют у Транстрёмера конвенциональность традиционной, рифмованной поэзии» . Реникса!

Конечно, простим Кутику грехи молодости – кто из нас без греха? Как сказал однажды Иван Кашкин, «каждая эпоха достойна того перевода, который она терпит или которым восхищается». Просто поэтическая эпоха сейчас другая. Авангардистам премии дают – со времен Сэмюэля Беккета такого не было! Конечно, тем, кто до этого дня дожил. Айги вот не дотянул, Сапгир тоже. Поэтам надо жить долго.

Позже Транстрёмера переводили на русский свободным стихом, хотя и немного.

В сущности, по-русски он фрагментарен и разрознен, а потому задача предстоит собрать том его лучших переводов, что отражал бы его путь как поэта с юных лет по настоящее время. Я уверен: кто-нибудь займется...

Что же до выбора нобелевских академиков, он важен еще и тем, что демонстрирует пишущим людям: нонконформизм – это иногда и путь на Олимп.

Конечно, легче работать на немедленный результат: русских Транстрёмеров – миниатюристов, например, или верлибристов – к толстым журналам не подпускали годами. А зарифмуешь более или менее удачно – и вуаля! Вопрос же, кто всё это через несколько лет читать будет, у авторов немедленнорезультатных не возникает.

Так что хотелось бы думать, что отличия удостоился не только Транстрёмер, а весь многострадальный поэтический авангард.

Анатолий Кудрявицкий, "Частный Корреспондент"