Заказать третий номер








Просмотров: 1177
15 сентября 2011 года
О времени и не о себе

 

В 1987 году неожиданно я был включен в группу писателей, едущих по приглашению американского ПЕН-клуба. Бродский настоял на том, чтобы обязательно были в этом списке переводчик Виктор Голышев и я. И таким образом в декабре мы оказались в Бостоне, Нью-Йорке, Вашингтоне. А Бродский в том же декабре получал Нобелевскую премию в Стокгольме. И вот в вашингтонской гостинице спускаюсь я по лестнице и вдруг слышу: "Саша, смотри, кто тебя ждет". Иосиф. Он специально прилетел из Швеции, чтобы повидаться с нами. Мы обнялись и вышли из вестибюля, где было много народу, на улицу, потому что слезы подступили к глазам. Он был нежен, он был мягок, он был растроган и взволнован. Ну и я, конечно, тоже. Он только что получил премию. И дальше я видел его впервые счастливым. Обычно он мрачен, или задумчив, или грустен, или саркастичен. Ироническая усмешка на губах. Раздражен. А здесь — действительно счастлив. Ну еще бы — Нобелевская премия. Я говорю ему: "Иосиф, судьба распорядилась правильно — ты уехал, я остался. Все удачно сложилось для тебя. Ну и для меня". А он говорит: "Не думаю". И еще сказал: "Понимаешь, стихи что-то плохо пишутся". Он дал прочесть свою Нобелевскую лекцию, и мы долго о ней говорили. Мне очень понравилось, что он там вспоминает и Мандельштама, и Цветаеву, и Ахматову. Что они должны были получить премию. Мне понравились некоторые смешные вещи. Он сказал, что правителей надо выбирать по одному принципу: читали они Стендаля и Достоевского или нет. Если читали, тогда можно надеяться на лучшее. Он говорил, что поэзия защищает человека. Защищает частную жизнь. И я с ним в этом абсолютно согласен. Расходился я с ним по поводу его отношения к языку. Он придавал слишком большое значение языку. Он Музу называл языком. А мне кажется, что Муза — это душа. Язык не болит.

* * *

В 1994 году мы увиделись с ним в последний раз. Иосиф сказал мне: "Знаешь, мне все труднее живется. Сердце". А я знал, что положение плохое, и нужна еще одна операция. Ему вообще спасли там жизнь. Если бы он остался жить здесь, наверное, умер бы раньше...

* * *

Стихи Бродского произвели на меня очень большое впечатление с самого начала... Но необязательно быть знакомым с поэтом, чтобы любить его. Чаще всего мы любим наших предшественников, тех, кто жил давно, и никак мы не могли с ними увидеться. Но мы их знаем, как своих друзей, как своих приятелей, как своих родных. Такой для меня Федор Иванович Тютчев. Он странный человек. И судьба его невероятная. В 18 лет из Москвы он уехал за границу служить дипломатической службе в Мюнхен и прожил за границей больше 20 лет... Тютчев писал великую лирику... Он ни на кого не похож. Сам по себе, за что я его люблю. Он мне помогает писать стихи.

Кто любил Тютчева при его жизни, кроме Аксакова, Фета, — Лев Толстой. Он считал его гениальным поэтом. Страшно сказать — лучше Пушкина.

...Немцы помнят Тютчева. Дорогие немцы, спасибо. Вы поставили памятник Тютчеву. Мне обидно, что в Петербурге нет ни одного памятника Федору Ивановичу Тютчеву. Да как же так! Да что за свинство!

* * *

Живу я уединенно, несколько друзей, не слишком много. Боже мой — половины уже нет на свете... Поэтический труд — это одинокий труд. Все зависит от тебя самого. Мне важен мой стол, мое рабочее место. Тогда пальцы просятся к перу, перо к бумаге. Пишу стихи. Пишу их ручкой. Конечно же, не на компьютере, ни в коем случае.

Когда я начинал писать стихи, еще учился в институте, мой преподаватель Дмитрий Евгеньевич Максимов, которому нравились мои стихи, сказал: "Саша, вам надо придумать себя. Надо что-то такое изобрести, чтобы читатель знал вашу судьбу, вашу жизнь". А мне это не подошло. И мне это не нравилось.

Я поэт без биографии. Бродский сказал: "Поэтическими биографиями преимущественно трагического характера мы прямо-таки развращены, в этом столетии в особенности". И предложил другое понимание биографии: биография поэта в том, что он делает с доставшимся ему материалом. Она в его выборе средств, в его размерах и рифмах, в точках и запятых. Ах, как это верно! В его интонации, в его дикции, в том, что он в доставшемся ему в наследство материале выбирает.

Цветаева уже делила поэтов на поэтов с историей, так она говорила, и поэтов без истории. Был чудесный поэт Евгений Баратынский. Но спросите любого — может быть, стихи Баратынского и вспомнят, а как он жил, его биографию — да она никому не известна... Поэт без биографии, поэт мыслящий... Но ведь есть не только мысль, но и поэтическое чувство. И тут я бы назвал Фета, потому что каждое его стихотворение — замечательное лирическое чувство и тоже никакого лирического героя.

А поэт с биографией — Александр Блок. И даже не столько с биографией, сколько с лирическим героем... Маяковский — типичный поэт с самого начала с биографией.

В России от биографии, как от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Мандельштам и не думал о лирическом герое. Он и не думал о биографии... И вдруг написал эти страшные стихи "Мы живем, под собою не чуя страны" и обрел трагическую биографию. Кстати, понятие "поэты с биографией и без биографии" — имеет отношение прежде всего к России. Именно потому, что здесь судьбы поэтов, как правило, трагические. Еще один пример — Борис Пастернак. Он тоже вовсе не хотел никакой биографии...

Для отказа от биографии тоже нужна смелость и великая скромность. И вот потому мне так нравится Мандельштам, потому мне так нравится Пастернак, потому я так люблю Заболоцкого...

* * *

Мы живем в такое время, когда не хочется выпячивать себя, не хочется рисовать себя в стихах — как ты выглядишь, какая у тебя челка, какие у тебя косы. Поводом для стихотворения может быть все что угодно. И никогда не знаешь, что тебя заденет, зацепит, как ты напишешь это стихотворение. У меня одна книга называлась "Дневные сны". Потому что стихи похожи на сны, только дневные. Ко мне сын подходил и говорил: "Папа, ты что делаешь — сидишь, как спишь" — а это я стишки писал. Вдруг вспыхнет что-то очень важное для тебя. Это стихи, можно сказать, рожденные в метафорической счастливой рубашке. Метафора — вот что такое поэтический смысл. Это не голая мысль, а это мысль — не нарядная, но одетая во что-то. Поэтический дар — это подарок судьбы. Древние греки считали, что богиня подбрасывает флейту младенцу в колыбель. И этот младенец будет писать стихи.

Материал подготовила Юлия Ларина, "Огонёк" 
 
 
No template variable for tags was declared.
Вениамин Бурмистров

Сыктывкар
Комментарий
Дата : Пт сентября 16, 2011, 23:37:40

Согласен, поэт, это его произведения, а не количество выпитой водки. Но сегодня важней второе.
Ну, так выпьем за поэзию!

Вход

 
 
  Забыли пароль?
Регистрация на сайте