Кукушкины слёзки

Всё «ку-ку» да «ку-ку» — горлопанила долго кукушка,

Отмеряя другим их земной пребывания срок.

Но, к несчастью, лесник, что страдал от похмелья в избушке,

Услыхал этот звук — и нажал, матерясь, на курок.

И заткнулась навек провозвестница «многая лета»,

Не успев досчитать чью-то меру беспутных годин…

А мораль такова: если знаешь чужие секреты,

Не распахивай клюв — будет шанс дотянуть до седин.

Всего лишь бизнес

Горшки не боги обжигают,

Планида смертных — ремесло…

Роль у богов совсем другая:

Держать в узде добро и зло,

Следить за шатким равновесьем,

Карать, прощать и награждать…

Зачем же в грязь земную лезть им,

Когда и в небе благодать?

...А людям в глине копошиться

Не привыкать. Но гончары

Всё сочиняют небылицы,

Согласно правилам игры,

Что, мол, горшок обжечь непросто

И вся такая лабуда…

Их осуждать не стоит, бросьте:

Всего лишь бизнес, господа!

ОН  ХОТЕЛ…

Он хотел бы душе покоя —

И покоя хотел бы телу.

На веку повидал такое,

Что с катушек давно б слетело

Измытарившееся эго,

Если б капельку был слабее,

Если б не было оберега —

Не подковы, не скарабея,

А всего-то простой усмешки

Над собою да над судьбою.

Не желал он в ферзи — из пешки,

Увлекало его другое.

Был когда-то силён и молод,

Было удали под завязку,

Жизнь крутого любил посола,

Лез в опасности без опаски.

Но настал момент – под раздачу

Он попал, и ещё, и снова.

И всё чаще его удача

Находила себе другого...

Он хотел бы душе покоя,

Эта мысль показалась здравой.

На веку пережил такое,

Что имел бы на это право.

Но в желании, всем понятном,

Затаилась одна загвоздка:

Что-то тащит его обратно

С тихой улочки к перекрёстку.

И плевал он на степень риска,

Если ветер сигналит горном

И глотками, как добрый виски,

Обжигает сухое горло.

…На покой он имеет право,

Да покой для него — отрава.

***

Запрягли, помолились, поехали.

Губы сжаты, и лица серьёзны.

В многотрудной дороге до смеха ли?

Вереницей проносятся вёсны —

Знай отсчитывай годы десятками.

Всё быстрее повозку мы гоним.

Обрастая в пути недостатками,

Неприметную совесть хороним.

Нет, не сразу: по крошке, по зёрнышку,

Как из торбы худой — под колёса…

И темнее становится солнышко,

И глядит исподлобья и косо.

Из крупиц, что роняем беспечно мы

В грязь дорожную, не замечая,

Дружно всходят ростки бессердечия,

Умножая земные печали.

…А дорога всё вьётся и тянется,

Седоков приближая к итогу.

И повозка — тоскливая странница —

Притормаживает понемногу.

Тпру-у, приехали! Вот и конечная.

Что ж осталось за пыльной спиною?

На полоске земли искалеченной —

Сорняки неприступной стеною…

***

Я на мир этот странный всего лишь пришёл посмотреть,

Посмеяться, быть может, над ним с безрассудством глупца.

Но впечатался намертво в жизнь шутовской мой портрет,

На котором нельзя уловить выраженье лица.

То вовсю хохочу непонятно над кем и над чем,

То слезами горючими камень судьбы окроплю,

То наморщу «чело» из-за вороха мелких проблем…

А потом оказалось, что мир этот просто люблю.

А потом оказалось: увяз в этой жизни по грудь,

И реальности чашу мне выпить до дна предстоит.

Я на мир этот странный пришёл на минутку взглянуть —

Но на целую жизнь затянулся мой краткий визит…

Мама

Ох, мама… смотрю в глаза твои,

В лицо твоё постаревшее…

И вся судьба полосатая,

И всё за жизнь наболевшее

Мне видятся в каждой чёрточке,

В морщинках твоих изломанных…

Давай-ка открою форточку —

Чтоб легче дышалось в доме нам.

Давай-ка присядем рядышком,

Родная моя, хорошая…

И больно в душе, и радостно —

Как будто вернулся в прошлое.

Здесь время застыло намертво —

Всё в доме твоём по-прежнему.

Я сладкой завесой памяти

Укроюсь от неизбежного…

А ты говори, рассказывай —

Я слушаю, мама, слушаю…

Салфетка под старой вазою,

Диванчик с накидкой плюшевой…

Портреты: вот я, вот братец мой,

Отец — словно жив и с нами он.

И неторопливо катится

Слеза по щеке по маминой.

Ну что ты? Приляг, пожалуйста,—

Подскочит опять давление…

Нет, время, увы, безжалостно —

Мы все в этом смысле пленники.

Бежим в суете немыслимой,

О вечном не помня смолоду…

За окнами темень выцвела —

Рассвет поднимает голову.

От дождика моросящего

Уже различимы лужицы.

…Над мамой моею спящею

Невидимый ангел кружится…

Достроились…

Мы говорим на разных языках…

Всё началось с проклятой этой башни,

Когда, презрев пред Господом свой страх

И позабыв потоп позавчерашний,

Решились люди дерзость проявить —

Нашёлся свой у древних Церетели…

Но их самонадеянная прыть

Не помогла — достроить не успели…

Чем Вавилон аукнулся в веках —

Известно всем, кому доступно слово:

Мы говорим на разных языках

И не хотим понять один другого…

Ода русскому валенку

Россия издавна гордится —

Заметить надобно, не зря! —

И славной «огненной водицей»,

Что при морозах декабря

Весьма пользительна любому,

И «чёрным золотом», весомым

На рынках всех иных земель,

Матрёшкой яркою, ушанкой

И залихватскою тальянкой…

Да сосчитаешь всё ужель?

В ряду предметов и явлений,

Символизирующих Русь,

Стоит по праву, вне сомнений,

И обувь наша... Не берусь

Сейчас витийствовать бесплодно

О том, что модно иль немодно,

Но факт, как водится, упрям:

Давали предпочтенье россы

Подшитым валенкам в морозы,

А летом — лыковым лаптям.

О русский валенок — спаситель

Разнокалиберных ступней!

Любого дворника спросите:

Что в стужу может быть важней?

Изобретён простым народом,

Переживал ты с ним невзгоды,

Знавал лихие времена…

Но, даже стоя на пороге

Эпохи нанотехнологий,

Не предаёт тебя страна!

О валенок! Оплот державы,

Наидостойнейший предмет,

Народом признанный по праву,—

Да воспоёт тебя поэт!

Пусть для «европ» ты экзотичен,

Но нам удобен и привычен.

Я верю: всем врагам назло,

Грядущих зим заслышав поступь,

Ты вновь — без вычурности, просто,—

Отдашь нам всё своё тепло!

И пусть порой твоё названье —

Синоним лоха и глупца,

Не принимай за наказанье:

Не потерять тебе лица

От незаслуженных сравнений,

Любимец многих поколений!

Веков связующая нить

Твои упрочила подошвы.

К чему печалиться о прошлом?

Ты жил, ты жив, ты будешь жить!

Последние менестрели

Мы, возможно, всю жизнь о своей бы судьбе сожалели,

Если б не дал Господь бесконечную вольность дорог.

Мы идём в никуда — безымянной страны менестрели —

И свой пройденный путь отмечаем зарубками строк.

Мы идём в никуда — только Богу, наверно, известен

Изначальный маршрут, предназначенный именно нам.

И не слышит никто наших грустных и радостных песен,

И никто не пройдёт по оставленным нами следам.

Вымирает, увы, наше племя артистов бродячих,

Ведь иные слова и мелодии нынче в цене…

Но пока мы в пути — мы поём и не можем иначе,

Память в сердце храня о своей безымянной стране…

илл.Лубок XVIII в., фреска в Софийском соборе XI в.

Ирина Митрофанова Москва

Дата : Вс декабря 29, 2013, 23:05:12 Вроде бы есть что-то от советских поэтов, того же Твардовского, но это не считывается как подражание. Ну, лично мной не считывается. Мотивы известные, но подано свежо. А вот задор такой, - он из прежних времен. Будто человек с "душой того времени" о нашем времени говорит, действительно последний менестрель. Неожиданно.

Андрей Леонтьев Красноярск

Дата : Пн января 20, 2014, 07:44:03 Ирина, благодарю за отзыв. Ну так я и есть из того времени, большая часть жизни в нём проистекала, уж вряд ли возможно вытравить теперь...

Вход

Логин:
Пароль:
	Запомнить
	Забыли пароль? Регистрация на сайте

Это случается с каждым...

Введите почту чтобы восстановить пароль:
Чтоб выйти нажмите Отмена.