Стихи, которые чего-нибудь стоят, запоминаются сами по себе, а которые не запоминаются, увы, - ничего не стоят.  Просьба соблюдать полное спокойствие, никаких претензий на объективность здесь нет. Да, и вообще, оживают стихи только тогда, когда строчки любимых стихов приходят к читателю время от времени, теснятся в голове и просятся на волю.

Мы – люди книжной цивилизации, но сотни тысяч, миллионы книг, которые лежат на полках, никого не трогают, они мертвы. Только через Живую Душу, которая выбирает из этого книжного моря сокровенные строки, только через читателя, который пережил потрясение и спешит поделиться с нами, мы подключаемся к чему-то ВЫСОКОМУ. Поэтому не уставайте спрашивать у своих знакомых и друзей: «Что тебя потрясло намедни, приятель?!»

Для  читателя важен простой и ясный критерий:  хочется снова и снова перечитывать строки  или  одномоментного прочтения достаточно.  И  если  строки  заманивают волшебной магией,  значит, имеем дело с отборным зерном самой высокой пробы.

Ну, например, из серии «Всемирная библиотека поэзии» книга Анна Ахматова, изд-во «Феникс», Ростов-на-Дону, 1997. Что касается женской лирики, то это всё мимо. Но вдруг попался стих на библейскую тему:

Кого когда-то называли люди

Царём в насмешку, Богом, в самом деле,

Кто был убит и чьё орудье пытки

Согрето теплотой моей груди…

Вкусили смерть свидетели Христовы,

И сплетницы-старухи и солдаты,

И прокуратор Рима – все прошли.

Там, где когда-то возвышалась арка.

Где море билось, где чернел утёс, -

Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой

И с запахом бессмертных роз.

Ржавеет золото и истлевает сталь,

Крошится мрамор – к смерти всё готово.

Всего прочнее на земле печаль

И долговечней – царственное слово.

 

И это, что называется, - выстрелило. Потому что  такие стихи невозможно забыть.  Это вам не любовь-морковь.  Во-первых, «чьё орудье пытки согрето теплотой моей груди», - так сказать про крест не каждому дано. Ну, и про «печаль» и «царственное слово» – тоже не слабо!

А, главное, пожалуй, в том, что до Ахматовой многие и многие размышляли по этому поводу. И среди них И.Крамской. «Христос в пустыне». Вглядимся в известную картину. Одиночество и решимость. И даёт надежду усталому зрителю: «Не боись! Вырулим! Непременно вырулим!».

 

И.Крамской.  Христос в пустыне.

 

Отдав дань классике, обратимся к местным Новосибирским авторам.

Вот передо мной стопка книг Новосибирских авторов. Некоторые из них подарены и подписаны, часть куплена. Мне кажется, что отбор тех текстов, в которых чувствуется искра Божья, - это важнейшая компонента перехода текстов в повседневную жизнь, в живой современный русский язык. А такой переход, иногда на короткое время, иногда на годы – есть высшая награда для литератора, сочинителя, художника.

Вряд ли можно гарантировать, что отмеченные здесь стихи, тексты – претенденты на подобный переход, пусть даже на короткое время. Единственное, что можно утверждать наверняка – это что там заведомо есть удачные строчки,  неожиданная образность, переливы настроений. Всё то, что отличает истинную поэзию от рифмованных поделок.

 

Начнём с Марины Гершенович. Родилась в Новосибирске. Пробовала писать песни под гитару, в 1987г. была отмечена на Грушинском фестивале бардовской песни.  Подготовила несколько книжек поэзии, последнюю «Книгу на четверых» - в соавторстве с тремя зарубежными русскоязычными авторами.

 Один из её текстов - Альпы, час Совы - заслуживает упоминания:

 

Это не наши с тобой голоса

криком совы потревожили эхо.   

Лес зашумел, и открылась прореха

между верхушек стволов - в небеса.

 В полночь торопится время сбежать

за горизонт и следы заметает,          

и на ходу книгу судеб листает …      

Не удержать его, не удержать!

На сквозняке вырастают в наклон

мачты деревьев, Фата-Моргана,     

Истина в Альпах … басами органа

многоголосый гудит Вавилон.

Так корабельные сосны скрипят,

тени отбросив, как ловчие дети,     

И на земле в этот час только дети,

ангелы и душегубы не спят.

Время уходит, уносит с собой,      

как великан, рассовав по карманам,

неба краюху, бутыль с океаном,

свиток дороги и шар голубой.

Сквозь облака

 

Туристские походы, песни у костра, глобус, шар голубой, бригантина …

Но жизнь, увы, чаще одаривает женщину вместо «любви бригантины утлой лодкой бабьего лета». О чём мы можем прочитать в книжке стихов О.Дубровиной «Под аплодисменты дождя» (Новосибирск, 2004, студия доброго слова). Стихотворение Осень, как она видится женщине:

Распустив золотые косы

В опустевшем лесу у пруда

Танцевала женщина – осень

На звенящих стекляшках льда.

Тонким парусом платье билось

И сковало холодом пальцы,

А танцующаяся кружилась

В бесконечном, промозглом вальсе.

Разум плавился, сердце стыло

Оттого, что песенка спета.

Обернулась любви бригантина

Утлой лодкой бабьего лета.

Вообще, в любовной лирике фаза «конец любви» и «смена партнёра» занимает существенное место, что подтверждает небольшое, изящное стихотворение Е. Данильченковой:

 

Кольцо

 

Пурга стучится в дверь к тебе

И лихо пляшет на трубе

Окошки вьюгой замело

Как будто вымерло село

И с завываньем вьюги вьют

Беду на голову мою

Ах, был ли он у нас апрель

Теперь и на сердце метель

Разлита в доме тишина,

как чаша горького вина

У жаркой печки хлопочу

Не ворожу, не ворошу

 Пока не спросишь, – не скажу

 Да и без слов понятно мне,

Что верен ты своей судьбе,

Что мы не пара, и пора

Уйти кому-то со двора

Тобой подаренный платок

Накину, выйду на порог

И под кленовое крыльцо

Заброшу тусклое кольцо.

 

Найденная автором  метафора предвестия неизбежного разрыва - Разлита в доме тишина, как чаша горького вина – выше всяких похвал.

 

У Е.Данильченковой есть строчки в ту же тему – тему исчезающей любви, но тоньше, трепетней:

 

Не кричи в лесу, не кричи,

Только зря тишину пугаешь.

Непотерянное не ищи,

А не то - и впрямь потеряешь.

 Уходящего лета день,

 Прополоскано небо в синьке,

Невесомая, словно тень,

На лицо легла паутинка.

Я тебе показать боюсь

И скрываю под сенью веток,

Что в глазах моих стынет грусть,

Словно отзвук бабьего лета.