Старая кухня с обоями в зеленый цветочек, люстра, похожая на большую пепельницу, и табуретка-тумба, гений советского пытливого ума. Боб маленький. Ему пять лет. Он сидит на тумбе и толстой подшивке «Социалистической индустрии» - иначе не дотягивается до стола. Бабушка печёт кыстыбы и на русско-татарском пиджине исполняет народную казачью песню.

Нет, она не напевает там или мурлычет себе под нос - она поет! Красиво и зычно. Так, что мужики слышат через тонкие деревянные стены неблагоустроенного барака ее пение, откладывают на мгновение засолку капусты, поводят головой, растекаются в легкой улыбке, но вдруг их резко одергивают хриповатые жёны – развопелась тут – и снова продолжают кромсать качаны.

Боб, завороженный бабушкиным пением, не забывает уплетать свежие, только со сковородки, кыстыбы (тогда в нем идеалист боролся с материалистом, и пока еще не было ясно, кто победит.)

Шёл казак на побывку домой,

Шёл он лесом, дорогой прямой

Обломилась доска, подвела казака

Искупался в воде ледяной.

Мальчик еще всяких там амуров не понимает и уверен, что казак не дошел до дома, потому что утонул. И вот он уже отказывается от пищи, соскакивает с «Социалистической индустрии» и несется в маленькую комнату. Кидается на диван и рыдает-рыдает.

- Что ты, Боренька, что ты!.. – кудахчет вокруг бабушка и гладит его своими мягкими руками по голове.

А он не дается, вырывается. Ну, как же так, войну прошел, такой молодой и такая нелепая смерть! Зачем… зачем он пошел по этой несчастной дощечке, нашел бы мостик или сапоги бы скинул, но только бы не утонул…

Читать рассказ полностью