Той, что странствовала вместе со

 мной по выдуманным континентам

«…Растите, как роза, растущая на поле  при потоке.

Издавайте благоухание, как ливан. Цветите, как лилии,

распространяйте благовоние и  пойте песнь…»

 (Сир., 39, 16-18)

Мои родители живут будущим. Ну, может быть – настоящим. Когда они встречают на улице кого-нибудь из Монферрана или Плезантвиля – мест, где  провели лучшую, наверное, часть жизни – они стараются отвернуться. Потому что это – из прошлого. А они живут будущим. Или, по крайней мере, настоящим. И вполне счастливы от того, что дело обстоит именно так.

Меня же интересует как раз прошлое. Или  - как максимум – происходящее сейчас, сегодня, у меня на глазах. Ведь в том, что уже состоялось, можно попробовать разобраться. То, что происходит сейчас, не таит особых загадок – во всяком случае, в момент, когда происходит. Что же касается будущего… О нем можно только предполагать. На него можно только надеяться. Но часто ли сбываются наши надежды? Вот поэтому мне больше нравится прошлое. Потому что оно честнее. Потому что оно надежнее. Потому что оно не обманывает.

 МОНФЕРРАН

…Впервые меня привезли в Монферран в тот час, когда летучие мыши, сосредоточенные и осмотрительные, возвращаются в свои дневные убежища под сводами старого вокзала. Мне было, наверное, лет пять или шесть, но я отчетливо помню их полет, стремительный и почти незаметный, безукоризненно рассекающий предрассветную дымку в гармоничном и безошибочном стремлении к цели. С тех пор я люблю этих маленьких и бесстрашных летчиков и сколько себя помню, рисую на каждом свободном клочке каждой рабочей тетради их неудержимые силуэты.

История, пролетая однажды над дальней окраиной мира, обронила этот городок из связки ему подобных,  и он втиснулся, как сумел, между морем, небом и зеленоватой охрой предгорий, густо поросших можжевельником и тамариском. Родители жили здесь в те благословенные времена, когда о наркотиках, хиппи и рок-музыке  принято было говорить вполголоса, потом отправились колесить по свету, как и многие их товарищи, для которых этот город не успел стать кукушкиным гнездом, не заклеймил их извечным проклятьем провинции или не превратился в неспешный путь в последний покой. Мне повезло, и я не связываю с ним ни первое, ни второе, ни третье. Для меня он остался всего лишь теплым клочком земли, где я некогда проводила летние месяцы, пронзительно отмеченные в душе терпким привкусом юности и короткого счастья.

С тех пор прошло много лет, и боюсь, что теперь я его уже не узнаю. Говорят, что старый вокзал давно снесли, и о его белой балюстраде из фальшивого мрамора напоминают сейчас только три пальмы, стоявшие когда-то напротив колонн, да и они мало похожи на те, что я помню, и их  экзотически стройные кроны уже не отзываются диковатой африканской мелодией на порывы южного ветра, налетающего с побережья. Вместо бедняцких лачуг, тут и там карабкавшихся по склонам, построили гостиницы для бесцеремонных туристов, и старая дорога, ведущая к ближнему пляжу, не петляет больше по краю обрыва, а стала прямой, как стрела. Но время, тем не менее, не так беспощадно, как о нем принято думать, и кое-что оно все-таки сохраняет. Мне кажется, что родителям, если бы они вдруг надумали приехать сюда, опять понравилось бы сидеть на террасе уцелевшего чудом кафе, которая все так же прячется от полуденного зноя под полосатыми тентами, и слушать музыку волн, самую древнюю на земле.   И так же, как много лет назад, запотевал бы у них в ладонях бокал ледяного «дайкири»...

Читать повесть полностью

фото сайта "Мир сотворенный"