«Где только не писали о том, что слава Кутузова создана товарищем Сталиным. Ну а как тогда быть, скажем, с первым и вторым поколением историков, писавших биографию Кутузова? На них товарищ Сталин давления не оказывал», – заметила в интервью газете ВЗГЛЯД кандидат исторических наук Лидия Ивченко, главный хранитель музея-панорамы «Бородинская битва».

 Выяснились ли за последнее время какие-нибудь новые факты, касающиеся войны 1812 года, появились ли неожиданные находки, альтернативные версии?

Лидия Ивченко: С началом перестройки возникла возможность свободной интерпретации многих событий. Однако самое главное – научиться правильно пользоваться этой свободой, а не просто гоняться за какими-то «сенсационными» новостями. Свобода не должна идти в ущерб научной достоверности. Если говорить о новых фактах, то вот я, например, писала диссертацию по Бородинскому сражению. Речь идет о проблеме реконструкции самого события. Выяснилось, что на основании источников можно восстановить несколько иной, так сказать, хронометраж битвы, нежели тот, который был принят ранее.

Что это значит конкретно?

Л. И.: Ну вот я, например, знаю по документам, что было четыре атаки на Семеновские флеши, тогда как всегда считалось, что их было восемь. В советское время об этом нельзя было говорить, потому что от такого утверждения якобы пострадала бы слава русской армии. Документы во многих случаях подгонялись под версии, а не наоборот. Что же касается неожиданных версий, то их предостаточно, есть среди них и очень забавные. Говорят, например, что Кутузов сдал Москву, потому что был масоном, и что поэтому же он запретил жителям приходить с вилами в предместье Три Горы.       

 Со многими эпохальными историческими событиями получается так, что часть общества создает в их отношении «черную легенду», развивает узнаваемый «разоблачительный» дискурс: в России это произошло, например, с революцией 1917 года и с Великой Отечественной войной. Было ли что-то подобное с Отечественной войной 1812 года, или ее герои избежали «разоблачений»?   

Л. И: К сожалению, не избежали. Если то, о чем вы сказали, происходит в отношении большинства крупных событий, то как же это веяние могло не затронуть память о войне 1812 года? Время от времени наступают периоды, когда появляется искушение пересмотреть историю и даже отказаться от нее. В такие моменты многим кажется, что предшествующие поколения заблуждались в отношении тех или иных фактов или исторических лиц, что вся история была мифологизирована. Появляется характерный пафос: до сих пор историки были лживыми, а вот мы отныне будем писать правдивую историю. Подобные историографические коллизии возникают в любом государстве, где после периодов жесткого идеологического контроля общество вдруг оказывается предоставлено самому себе. Тут уместно вспомнить замечание французского историка Марка Блока: в трудные времена у людей возникает ощущение, будто история их обманула. На оценку событий 1812 года все это, разумеется, тоже повлияло. Недаром Стендаль говорил, что историю Наполеона можно переписывать каждые 50 лет.

 Больше всего, наверное, достается Михаилу Илларионовичу Кутузову?

Л. И.: Конечно. Дело в том, что большинство людей, вероятно, вообще не задумывается, откуда берутся те или иные представления о событиях прошлого, а также об отдельных видных фигурах. Те, кто спорит на исторические темы, часто забывают о том, что историк не является очевидцем событий – он может лишь пользоваться документами, при этом будучи очень осторожным и не забывая об их критической оценке, принимая во внимание, кем создано то или иное свидетельство и с какой целью. Историк не знает истины. Его задача – предложить обществу научно достоверную и непротиворечивую картину, основанную на документах. А в настоящее время считается, что достаточно вытащить на свет какой-то один источник, не публиковавшийся в советское время по идеологическим причинам, чтобы полностью пересмотреть отношение к Кутузову, да и вообще переменить точку зрения на всю Отечественную войну. Сейчас то и дело открываешь очередную книжку, а там тебе обещают наконец-то рассказать всю правду о Кутузове, о том, каковы были его истинное лицо и истинный масштаб. Не отстают и СМИ: открываешь какую-нибудь еженедельную газету и видишь статью, где якобы доказывается, что Кутузов не был великим полководцем и вообще проиграл Бородинское сражение. Для того чтобы делать подобные заявления, нужно изучить большое количество документов, оставаясь в рамках научного метода. В большинстве же соответствующих случаев о выполнении этих требований и речи нет: вместо научных утверждений нам предлагают эмоционально окрашенный рассказ.                         

Вероятно, ситуация, которую вы описываете, во многом уходит корнями в перестроечный бум исторических «сенсаций»?

Л. И.: Несомненно. Где только не писали о том, что слава Кутузова создана товарищем Сталиным. Ну а как тогда быть, скажем, с первым и вторым поколением историков, писавших биографию Кутузова? Мы довольно хорошо знаем, чем именно они руководствовались, и на них товарищ Сталин давления не оказывал. Столетие войны 1812 года отмечалось задолго до возникновения советской идеологии, и уже тогда, как, впрочем, и ранее, о Кутузове говорили как о великом военачальнике.

Еще один любопытный феномен – увлечение Наполеоном, имеющее весьма давнюю традицию. Верно ли впечатление, что в России у него в разные времена появлялись особенно преданные поклонники?

Л. И.: Во всяком случае, время от времени приходится сталкиваться с характерным стереотипом: Кутузов воспринимается как фигура, олицетворяющая мир патриархальной крепостнической России, а Наполеон – как тот, кто нес новые прогрессивные веяния. Считается, опять же, что в советское время история Наполеона специально замалчивалась, что нам не давали оценить величие его деятельности.

Но давайте, если уж на то пошло, вспомним, кто именно из официальных советских историков писал о Наполеоне. О нем писал академик Евгений Викторович Тарле, а поручение создать соответствующую монографию было дано ему Сталиным. И здесь-то как раз был ясный заказ: нужно было нарисовать образ успешного единоличного властителя, государственного и военного деятеля. А спустя много лет за биографию Наполеона взялся профессор Альберт Захарович Манфред, который, в свою очередь, тоже писал по согласованию с Политбюро, и у него тоже был заказ: показать Наполеона как наследника идей французской революции.

Миллионы людей формируют представление о войне 1812 года на основании романа Льва Толстого «Война и мир». Нет ли здесь опасности, что таким образом может создаться картина, имеющая довольно опосредованное отношение к историческим фактам, которая, однако, и будет восприниматься как исторически достоверная?          

Л. И.: Безусловно, есть. Если вы хотите изучать историю войны 1812 года, то нужно обратиться не к «Войне и миру», а к совсем другой литературе. Но если вы хотите получить представление о том времени и о тех событиях, то роман Толстого вполне для этого подходит. Как заметил один наш историк, Толстой создал ту реальность, на создание которой он имел право как мастер. Тем не менее необходимо все-таки отличать научно достоверную картину от той, которая создана художественным вымыслом, и я думаю, что обыденному историческому сознанию это вполне под силу.

 Кирилл Решетников

илл.: М. И. Кутузов. По рисунку Харпвуда. 1813