Заказать третий номер








Просмотров: 1532
06 августа 2012 года

Мой отец заглядывает ко мне в комнату. Бабка Лиза сидит на стуле и сама себе, вслух, по складам читает «Доктора Айболита».

Папа открывает дверь в ванную. На табуретке сидит бабка Тоня, курит  и читает «Новый мир».

Папа грустно качает головой и говорит:

-         Сумасшедший дом… куда не сунься – везде старухи.

 Их уже давно нет, этих чудесных старух, и папа уже умер.

Я буду помнить их всегда.

 

Бабка Тоня

Персональный пенсионер.

Я давно не слышала этих слов, этого изумительного словосочетания, от которого так и веет  - важностью, авторитетностью, силой.

Это моя бабушка - персональный пенсионер.

Признаться, я до сих пор толком не знаю, что это такое.

Она была удивительной, эта бабушка.

Она была самым образованным человеком из всех, кого я знала.

Она знала литературу и историю так, как их не знает никто.

Она обладала невероятным даром объяснять.

А как мы с ней играли! С ней было невероятно весело, интересно, прекрасно.

Поскольку она была персональный пенсионер, ей часто давали путевки в разные дома отдыха и санатории.

Из каждого санатория она присылала мне открытку.

А когда возвращалась, привозила какой-нибудь пустячок – например, стаканчик для карандашей.

У бабушки была сумка, в которой все время водились конфеты. Каждый вечер, когда норма конфет была съедена, конфеты в сумке заканчивались. Наутро, когда мне снова хотелось конфету, бабушка говорила:

-         Сейчас посмотрю в сумке, может, завалялась?

Бабка все время курила. Суровый, тяжелый «Беломор». Иногда ей было лень выходить на улицу, и она посылала за «Беломором» меня. Я шла к ларьку и просила продавщицу:

-         Дайте мне, пожалуйста, две пачки «Беломора». Только непременно фабрики Урицкого. Крупской – не  надо.

Бабка была очень идейной и партийной. Я написала эти слова и задумалась. Какой она была на самом деле? Может быть, просто осторожной? Я почти ничего не знаю о ее жизни. И теперь уже не узнаю.

Она часто говорила мне:

 - Я очень благодарна тебе и рада, что ты выучила гимн Советского Союза!

 В маленьком городке, где она жила, была партийная ячейка ветеранов. Когда я приезжала к бабушке, она часто брала меня с собой на эти собрания. Мне давали карандаш и бумагу. Я сидела и рисовала старых коммунистов. А потом с гордостью рассказывала, что ходила на противные собрания.

Мама недоумевала:

-         Почему противные-то?

А я отвечала:

 - Бабушка так говорит. Говорит: сегодня пойдем на противное собрание!

Как-то раз, гуляя по парку, мы с бабушкой нашли лежащего под деревом молодого мужчину.

-         Пьяный, что ли?  - сказала бабка и потыкала мужчину палкой. Он не шевелился.

Бабушка подхватила меня и побежала в милицию.

-         Молодой мужчина! В парке! Может быть, ему плохо? Немедленно вызовите скорую!

-         Вызовем, бабуля, не переживайте. Хотя я думаю, что ему скорее хорошо, чем плохо… - ухмыляясь, сказал молоденький милиционер.

Но ему на самом деле было плохо. У него случился сердечный приступ, и он умер там же, под деревом.  Его можно было бы спасти, если бы скорую вызвали вовремя.

Когда об этом узнала бабуля, городок загудел. Старики немедленно собрали внеочередное собрание. Я помню это как сейчас – к местному райсовету ползут, опираясь на палки и костыли,  старые партийцы. И собрание помню, помню бабку на трибуне.

-         Товарищи! Вопиющий случай! Из-за небрежности, преступной небрежности – умер молодой человек!

-         Я предлагаю написать в «Правду»!

-         Да! Жалоба его начальству уже написана!

-         Я обращалась в администрацию района!

-         Может быть, как-то сообщить на телевидение?

Председательствующая бабка терпеливо выслушала все предложения и сказала:

-         Товарищи! Мы напишем всюду, куда только можно. Но я хочу сказать другое. Как часто мы проходим мимо лежащих граждан, думая, что они пьяные. Я считаю, что мы не должны проходить мимо! Увидели – подошли, пошевелили палкой. Даже если и пьяный – вынудить встать, а то замерзнет.  И чтобы дети безобразия не видели.

-         Правильно!

 

Даже через несколько лет после того собрания я наблюдала в маленьком городке частую картину –около лежащего блаженно алкоголика стоит старик или старушка.

-         Вам что, плохо? Нет, не плохо. Все равно вставай!  - и пинает пьяницу палкой. Ответный мат не смущает:

-         А будешь материться – еще и палкой наподдам! А вот и Сергей Витальевич идет – сейчас мы тебя, пьянчугу, вместе! Разлегся! Мы не за то боролись, чтобы ты тут, пьяница, у детей на глазах в скотском виде валялся.

Тут как раз подоспевал и Сергей Витальевич, и алкоголик, поняв, что перед ним – странная, непонятная, но сила, убирался восвояси.

Бабушку возмущал любой непорядок. Как-то раз она приехала к нам, а в подъезде не горел свет. Наутро жалобы были написаны во все организации района. Отныне наш дом встречал бабушку исключительно яркой иллюминацией.

Бабушка была филолог. Преподавала в школе. Когда она видела мой учебник по литературе, с ней делались конвульсии. Она не любила современную школу.

Она вспоминала свою школу и своих учеников. Вспоминала деревенского парня, которого послала в учительскую за наглядными пособиями, а он вернулся с пустыми руками и обиженным басом произнёс:

-         Антонина Арсеньевна!  Ненаглядные способия Марья Тимофевна унесла…

Когда она помогала мне готовить уроки, всегда вздыхала:

 - Как они теперь интересно объясняют… небось, и самим непонятно.

 

Бабушка овдовела в сорок первом. Ее муж, ученый-агроном, получил отсрочку – ему разрешили эвакуировать семью. Уезжали на пароходе. Около Шлиссельбурга стоящий у пристани пароход разбомбили. Трое маленьких детей оказались в воде. Беременная на седьмом месяце бабушка плавала в обломках баржи и вытаскивала детей. Вытащив одного, выкидывала на берег и приказывала бежать к кустам. Потом бросалась в воду за вторым. Потом за третьим. Ее мужа не нашли – наверное, он утонул мгновенно.

После войны она закончила высшую партийную школу. Стала лектором-международником. Ее лекции были очень популярны. Она умела рассказать.

По утрам моя мама, бабкина невестка, бегала по квартире, собираясь на работу,  и торопливо говорила:

-         Так, баба Тоня. В двух словах. Что там в мире? У нас сегодня политинформация.

Бабка вынимала изо рта папиросу и говорила:

-         Ну, слушай. Значит, во Франции…

На политинформациях мама всегда была подготовлена лучше всех.

-         Ты, Раиса, когда газеты успеваешь читать? – спрашивали ее тетки из отдела.

На что мама гордо отвечала:

-         У меня – свекровь!

Я становилась старше и приезжала к бабушке уже сама. Иногда она звонила:

-         Ты, детка, сегодня приедешь? Только не раньше трех. У меня маникюрша…

Бабушке было глубоко за восемьдесят.

Потом она умерла.

Ее похоронили очень тихо, по-семейному.

Мне всегда казалось, что ей хотелось по-другому – с оркестром.

Но для кого играл бы этот оркестр? На похоронах была только семья. Все ее товарищи умерли или уже не вставали.

 

Бабка Лиза

 -         А ты, Антонина Арсентьевна, опять в санаторию? Нет, чтобы дать отдохнуть от себя – все ездишь да ездишь… поди, надоела там уж…

-         Ай, отстань! И сколько тебе говорить – мое отчество - Арсеньевна!  Никакая не Арсентьевна!

Бабка Лиза укоризненно качает головой.

-         Сколько можно? – говорит она, оставшись со мной наедине, - ведь ездит и ездит. Никак за всю жизнь не наездится. Меня вот не пошлют.

Как-то раз она обратилась с тем же разговором к маме. Ту разобрал смех:

-         Да ты же съездила уже! На всю жизнь отметилась.

В тот единственный раз, когда бабушка со мной съездила в пансионат, мы действительно там отметились по полной программе. Сначала все было хорошо: мы жили в двухместной комнате, еда была вкусной, а когда вечером показали кино, счастью бабки не было предела. Правда, через пару дней мы на свою беду нашли общий душ, где бабка поскользнулась, упала и сломала руку, а потом выяснилось, что ее там еще и продуло. У нее началось воспаление легких. Приехала моя мама, силой вытащила меня погулять, и я, катаясь на санках, едва не убилась – врезалась в сосну. Выжили все, но мама запретила нам и думать о пансионатах и санаториях:

-         Это тоже надо уметь! По санаториям пусть бабка Тоня ездит – у нее хорошо получается. А вы сидите дома – так безопасней.

 У бабки Лизы получалось другое – работать. Почти всю жизнь она прожила в деревне.  Замуж не вышла, жила с родителями, пока они были живы, потом одна. Справляла всю мужскую работу. В шестидесятые осталась в деревне совсем одна.

Моей маме она приходилась теткой. К маме она переехала в семидесятом году.

Сейчас, живя в другой стране, я часто слышу разговоры об адаптации. Слышу, слушаю… и все чаще вспоминаю неграмотную шестидесятилетнюю женщину, мою бабку, которая из глухой, заброшенной, забытой деревни переехала в Ленинград. Первый раз увидела трамвай. Троллейбус. Метро. Универсальные магазины.  Прокатилась в лифте.

Город бабке нравился и не нравился одновременно. В универсам она ходила как на экскурсию. Как-то раз, встречая меня из школы, рассказала, что видела в универсаме пирожное – полено.

Мне стало смешно:

-         Баба Лиза, пирожное не может называться – полено!

Мы долго и жарко спорили и, в конце концов, отправились в универсам – смотреть таинственное полено.

Небольшой светло-коричневый брусочек был не очень похож на полено, но назывался именно так. Я смущенно молчала, потому что в споре проиграла. Когда мы вышли из магазина, бабка строго сказала:

-         Папе не говори про полено!  Оно вкусное, наверное, но очень дорого стоит! Поняла?

  Я сказала, что поняла, но, конечно, вечером все растрепала отцу. Он немедленно оделся, побежал в универсам и купил бабке полено.

Бабка сидела на кухне, с наслаждением ела полено и говорила:

-         Алик! Ну, ведь сколько денег потратил! Ну, вот зачем!  Ну, спасибо тебе, Алик, на полене…

Она всегда так говорила – спасибо на торте. Спасибо на пирожном…

Она выучила два маршрута – трамвая номер 46, который шел в Веселый поселок к ее  деревенской подруге, тоже переехавшей в Ленинград, и автобуса номер 22, который шел до Московского вокзала. От Московского вокзала бабка добиралась до дачи.

Дачу бабка Лиза обожала. Там она с упоением занималась хозяйством. Каждый клочок земли был чем-то засажен. Когда мне было десять, я получила свою собственную грядку – сажать цветы. Я посадила что-то простенькое и уехала в город.  А когда вернулась через две недели, увидела, что среди моих цветочков бурно растут огромные листья свеклы.

 Я бросилась к бабке требовать объяснений, но она невозмутимо ответила:

-         Что земле пропадать? И цветы вырастут, и свекла…

В детстве я слушала двух бабушек – бабушку-филолога с изысканной речью, которая читала мне наизусть поэтов  и наизусть же – страницы из романов, и бабку Лизу с ее деревенскими словечками и деревенским юмором. Добрую половину того, что я слышала от бабки Лизы, при второй бабушке я произносить остерегалась. 

При виде людей зарвавшихся и неумных бабка Лиза говорила:

-         Осспади! Да про него и собаки не лают…

 Она почти не умела читать. Прочитала по складам всего две книги – «Кавказского пленника» и «Доктора Айболита». От первой книги очень переживала, часто пересказывала. Из «Доктора Айболита» запомнила про мост из обезьян и почему-то решила, что он был на самом деле.

 - Вот и такое бывает! Иначе бы не писали…

Бабка Лиза  очень тяжело переживала, что стареет.

Входя в комнату, садилась и говорила:

-         Глаза совсем не видят…  сегодня нитку вдела с третьего раза только…

Мама, всю жизнь носившая очки, возмутилась:

-         Тебе сто лет! Мне сорок, а я тебя-то уже не вижу! Не то что нитку в иголку.

Последний год бабка была слепая и совсем потеряла память. Но физических сил и упрямства у нее хватало на троих. Если она что-то решала, переубедить ее было невозможно.

Глубокой ночью мой отец ведет бабку в туалет. Она еще сама переставляет ноги. Они входят в нужное помещение, но бабка начинает упираться:

-         Не туда привел! Не туда! Веди в другой!

Отец убеждает бабку, что привел ее куда надо. Но она его не слушает, вернее, наверное, уже не слышит:

-         Веди в другой, я сказала!

И тогда мой папа, терпеливейший, образованнейший человек, в жизни своей не произнесший грубого слова, возмутился:

-         Да едрить твою мать, бабка, тебе какой – золотой нужен?!

Мы пытались заснуть, но тут не выдержали. Мы хохотали. И плакали одновременно.

Она умерла в грозу. Я была на экзамене, и когда раздался первый гром, первой моей мыслью было – не страшно ли бабке?

Мысль была глупая, откровенно глупая – ведь в детстве именно бабка умела успокоить меня во время грозы. Она обнимала меня и говорила:

-         Тут бояться нечего. Тут всюду – громоотводы! Вот в деревне страшно, там громоотводов нет. А тут есть. Ничего не случится, не бойся!

Что такое громоотвод, я не знаю и по сей день. Но я знаю, что они есть, и грозы я не боюсь.

фото Сергея Якубенко

 


 
No template variable for tags was declared.
Лариса Ефремова

Москва
Комментарий
Дата : Вт августа 07, 2012, 22:00:42

Когда читаешь такие вещи (как назвать жанр? может быть, беллетризованная (в лучшем смысле слова) биография?), всякий раз осознаёшь, насколько же каждый из нас богат, и как же наполнена, интересна, многомерна, если внимательно присмотреться, каждая жизнь. Светлое чувство.

Мне кажется, простая композиция и простота изложения, уже ставшие отличительной особенностью работ Ольги Шумковой, здесь отлично выполняют свои "обязанности". При этом добавилось эмоциональности, и это очень оживило текст.
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Ср августа 15, 2012, 11:47:39

Замечательные бабки. Их видишь, когда читаешь. Думаю, в этой вещи автору всё удалось.
Екатерина Злобина

Cевастополь
Комментарий
Дата : Сб августа 25, 2012, 13:53:25

Всё чаще обращаемся к "истории рода", заметили? Не потому ведь только, что это самое близкое и пережитое лично, что "проще всего" описать...
Вот эта сегодняшняя востребованность полудокументально-полудневниковой, частной Истории - что значит? Чего ищем?
______

Ольга, мне очень понравилась эта ваша работа. Живая.
Лидия Юрьевна Волкова

Щёлково
Комментарий
Дата : Вт мая 28, 2013, 21:51:56

Ольга, у Вас прекрасные рассказы! Они именно интересные и достойные - так Вы сформулировали свою творческую задачу. Они достойны русской гуманистической литературы. Это замечательно, что человек, живущий за границей, избегает прессинга ассимиляции настолько, чтобы писать такую прозу на родном языке!

Но именно потому что автор живет за границей, спрошу: это случайно, что ребенок, недослыша и путая, называет "партийные собрания" "противными"? Или специально??? Интересно, как в Швеции сейчас относятся к нашей соц. истории??? А Вы там печатаетесь? вы для публикации это написали? Если можно, ответьте.
Роман Казимирский

Сутоморе
Комментарий
Дата : Ср мая 29, 2013, 00:01:00

Какие добрые, светлые, чистые истории. Автору удалось передать столько оттенков... Спасибо!
Галина Мальцева-Маркус

Москва
Комментарий
Дата : Ср мая 29, 2013, 13:28:30

спасибо! действительно, простой и прекрасный рассказ - без капли вымысла. Автор умеет видеть то, что рядом, и помнить.

Вход

 
 
  Забыли пароль?
Регистрация на сайте