Больше любви, дайте любви. Я задыхаюсь в холоде.

                                                                                                                    У, как везде холодно.

                                                                                                                                      В. Розанов

Что есть слава? Какими иными словами можно заменить?

Известность, репутация, восхваление.

Из записок кавалеристки Надежды Дуровой (пишет в 21 год):

 “Нельзя уже не признаться, что я испугалась, услыша крик немого крестьянина. Страх мой исчез, когда я увидела, что кричит человек; но снова заменился боязнию встретиться с волками.

Для чего ж в сражениях, при виде тысячи смертей близких, ужасных, в душе моей не было и тени страха? Что значит это? Боль, мученье, смерть, не всё ли равно – от пули, сабли неприятеля или от зубов и когтей свирепого зверя? Никак не могу добраться умом своим до настоящей причины как страха своего, так и неустрашимости. Неужели это оттого, что смерть на поле сопряжена со славою, а на поле среди волков – с одной только болью?

Подъямпольский скомандовал: “Второму полуэскадрону правое плечо вперёд” – и, поставя его к неприятелю лицом, приказал мне взять начальство и в ту же минуту ударить на несущуюся к нам конницу. Восхитительная минута для меня! Я уже не помнила постыдного бегства улан моих с пикета, видела только возможность прославиться... “

Мысли князя Андрея Болконского: “Я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого. Я никогда никому не скажу этого, но, боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничего мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, - самые дорогие мне люди, - но, как ни страшно и ни неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей...”

Славы жаждут обделённые любовью люди.  

Ни Дуровой, ни Болконскому, ни даже Наполеону, ни таким, как они, не дали в детстве достаточно любви, тепла. C годами маленькая внутренняя ледышка, которую никто не отогрел, не растопил, только растёт, превращаясь в айсберг, которому теперь нужны горячие сердца многих-многих людей.  

Если малышом ты испытал свою ненужность, если ты увидел, как тяготятся тобой, то позже ты сделаешь всё, чтобы поменять отношение к себе, но в первую очередь, чтобы переубедить самого себя, что ты всё-таки нужен, что очень нужен, нужен так, что без тебя нельзя. Это страсть к утверждению себя только возрастает.

Восхвалённый, любимый всеми, - ты виден, заметен, значителен.  Твоя слава доказывает твою необходимость, твою важность, всё то, что ты не чувствовал в детстве.  

 И ты чтишь того, кем хочешь быть.  Ты чтишь то обращение, которое хотел бы, чтобы было и к тебе.

Дурова пишет: “Аракчеев имел два неоценённых качества – искреннюю привязанность к государю и слепое повиновение воле его”.

Она без ума от государя.

Но именно этой искренней привязанности к себе и этого слепого повиновения своей воле она не сумела познать в детстве.  Любящая мать cлепо повинуется своему ребёнку, будучи искренне привязанной к нему. У Дуровой не было такой матери. Мать её ненавидела.  И всё общество вокруг было к ней теплохладно.

В чувствах к государю Дурова ценит именно те, о которых мечтает.  У неё был конь Алкид, искренне привязанный к ней и слепо повинующийся её воле. После его гибели Дурова долго была безутешна.  Этот конь был единственно близкое ей существо.

Однако кто есть государь? Это человек, Александр, или образ, идеал? Что выражает он? Что в нём? В нём власть.  

Власть - это влияние, это способность своими решениями менять жизнь, это воля поступать свободно, по своей воле, это, прежде всего, сила.

Любовь и Сила. Антиподы.

Когда ты тянешься к любви, когда нуждаешься в ней, и не получаешь её, когда получаешь отказ в ней, тогда ты выбираешь силу, идёшь к другой двери.

Обрести силу оказывается гораздо легче, чем обрести любовь. И cкоро ты понимаешь, что если будет сила, то не будет ни в чём отказа. Ведь отказ – самое больное, что ты несёшь в себе, cамое невыносимое, ведь это отказ в любви.

Ты не смог её получить естественным путём, тогда получишь искусственным.

Заслужишь. Возьмёшь. Докажешь, что ты достоин любви, что тебя есть за что любить.

Докажешь маме,

Папе,

Миру.

Богу,

Cебе.

Cколько любви было к Илюшеньке Обломову? В какой ласке, нежности он был взращен. И нужна ли ему слава?

Вот что он думает о своём антиподе, антагонисте: “Вот Штольц – другое дело: Штольц – ум, сила, уменье управлять собой, другими, судьбой. Куда не придёт, с кем не сойдётся – смотришь, уж овладел, играет, как будто на инструменте...”

Так у Штольца в детстве было то, чего не было у Илюши. “Отец взял его одной рукой за воротник, вывел за ворота, надел ему на голову фуражку и ногой толкнул сзади так, что сшиб с ног.

- Ступай, откуда пришёл, - прибавил он, - и приходи опять с переводом, вместо одной, двух глав, а матери выучи роль из французской комедии, что она задала: без этого не показывайся!”

Мать, конечно, источала любовь, но главной была не она. Холодность, строгость отца, немца по происхождению, наложило на характер Штольца больший отпечаток. Чувства к сыну отец выражал очень сдержанно и расчётливо. И эта недостаточность отцовской нежности если не вызвала в Штольце жажды славы, то сделала его характер очень похожим на тот, какой имеют люди, ещё более пострадавшие от семейного холода.

Что же Обломов?  Как известно, в основании натуры его лежало чистое, светлое и доброе начало, исполненное глубокой симпатии ко всему, что хорошо и что только отверзалось и откликалось на зов этого простого, нехитрого, вечно доверчивого сердца. 

И никакой славы не нужно. Никакой войны.

Дайте только спокойно течь по доброй, красивой реке жизни.

По воле Божьей.

И это доверие Богу, пришедшее через доверие к матери и отцу, через доверие к своей семье, рождает то самое древнее: “Слава Богу”.

Обломову сумели внушить, что он нужен. Что всё хорошо в мире, что всё в нём нужно. И какими делами он мог быть озабоченным c глубоким чувством гармонии мира, за которой следит он, Бог, другое имя которому – Любовь.  Только стремление к устроению лучшей жизни, только недовольство имеющейся возбуждает волю к действию. К переделыванию миропорядка, мироустройства.

Для этого требуется власть, сила. И слава здесь выступает как нечто укрепляющее эту власть, эту силу. 

Мережковский говорит, что Обломов вырос в “расслабляющей атмосфере семейной любви”. Она, как говорит Мережковский, и виновата в его апатии.

Благодаря этой расслабляющей атмосфере в Обломове не поселилось то самое чувство страха, освобождённость от которого в философии и называется апатией. Обломов апатичен, потому что ничего не боится.  А чего боятся, если есть Любовь, Бог?  Обломов не боится, что его сгонят с квартиры.  Бояться он начинает только, когда появляется Ольга. Он боится её нелюбви? Из-за этого он перестаёт быть апатичным? Потому в нём появляется напряжённость? Нет. Она появляется не из-за страха нелюбви Ольги, а из-за страха того, что Ольга разрушит тот его мир, в котором он пребывает, мир любви. Разрушит его. Его целостность. Поменяет то течение, по которому он, Обломов, плывёт...

Апатия – блаженное состояние. Умиротворённый апатичен. Умиротворённый не видит проблем в окружающей действительности, потому апатичен.

Но страх, этот зуд внутри, бросает то туда, то сюда. И всё это суетливое движение направлено лишь на преодоление его, всё оно ради обретения той самой апатии. Апатии в философском смысле, не психиатрическом.

Так чего же боятся? Страх чего зудит и гонит на поля сражения? Заставляет бурлить страсти. Искать власти. Императорского кресла?

Cтрах того, что ты не нужен.  Что тебя как бы нет.

“Космо Ланг стал архиепископом Кентерберийским, но когда-то он преследовал великие светские цели. Благочестивый друг оказал на него влияние, благодаря которому он оставил все и вступил в англиканскую церковь. Во время занятий в Куддесдоне, где он проходил подготовительный курс для своего пасторского служения, будучи на молитве в часовне, он расслышал легко узнаваемый голос: "Ты нужен". С того момента он похоронил все свои личные амбиции и сделался полезным для Бога”.

Ты нужен, ты нужен, ты нужен!

Ты есть!

А сколько раз в детстве Дурова слышала от матери, что она не нужна, что лучше бы её не было... “Никак не могу добраться умом своим до настоящей причины страха своего...”

Что же за славой? За славой нужность.

За славой: “Я есть! И хорошо, что я есть. Правда?”

В любви, в умиротворении (умер от творения?): “Я есть. Всё есть. И Бог. Я нужен. Всё нужно. Всё нужно друг другу. Всё нужно Богу.  И всё хорошо.  И слава Богу”.

Главное в страхе – неверие.

Главное в бездействии – сохранение чистоты. Безгрешность.

Главное в самоутверждении – энергия. Человек энергично машет крыльями, чтобы подняться на высоту и оттуда прокукарекать. И камнем полететь вниз.

Любовью напоенный сидит, сложив крылья.  Смотрит в небо.

Ольга Обломову: “Ты прячешь голову под крыло – и ничего не хочешь больше, ты готов всю жизнь проворковать под кровлей...” “Он в ответ улыбнулся как-то жалко, болезненно-стыдливо, как нищий, которого упрекнули его наготой”.  Скорее как счастливый белый лебедь, вдруг оказавшийся в толпе несчастливых, изболевшихся, потерянных, растерянных петухов.

Вот они начинают толкаться, драться. Одного вышибают, и падает он у раскинутых крыльев спящего лебедя и смотрит туда же, куда обращёно спокойное лицо лебедя, и думает:

"Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал... не так, как мы бежали, кричали и дрались... Совсем не так ползут облака по этому высокому, бесконечному небу".

И апатия, расслабленность нежно и приятно растекается по всем членам петуха, превращая его в лебедя.

Бог растекается.

И слава Ему.

Ирина Митрофанова Москва

Дата : Сб июля 07, 2012, 20:58:04 Вот нравятся мне в последнее время неожиданно-непосредственные рецензии. Я, правда, думаю (касаемо рассматриваемой темы) несколько иначе. Но может, это потому что старею и "нуднею":) Но меня радует существование у автора в голове и сердце такой позиции.

Василий Зозуля Нижневартовск

Дата : Вс сентября 23, 2012, 22:30:41 Автор, безусловно, человек мыслящий, чувствующий... Последнее, видимо, благодаря музыкальному дарованию. Статья своевременная... Правда, нет мысли желать подобных текстов в нашей литературной критике, иначе будет неинтересно и однотипно. С чем я не согласен, так это с утверждением, что: "Главное в бездействии – сохранение чистоты. Безгрешность". - Как раз наоборот: Данте поместил таких "безгрешников" в предверие Ада, худьшее, что они сделали (находящиеся там) в своей Земной жизни - это ничего не сделали, ни добра ни зла. Это большой разговор, который может повести очень далеко... сквозь тьму - точно. А согласен с другим: "Главное в страхе – неверие. - Это для себя я открыл. Спасибо автору.

Вход

Логин:
Пароль:
	Запомнить
	Забыли пароль? Регистрация на сайте

Это случается с каждым...

Введите почту чтобы восстановить пароль:
Чтоб выйти нажмите Отмена.