Почему зачастую принято считать искусством то, что мы называем «классикой», а многое из постклассического искусства – считать чем-то второсортным?

Но ведь часто получается так, что «классическое» оказывается у нас каким-то нормативным понятием, и тогда искусство становится частью идеологической системы. Это, конечно, масштабная тема, но меня сейчас интересует всего лишь один вопрос: что такое творчество в искусстве, неважно, является ли это искусство «классическим» или «неклассическим». А без творчества искусства, конечно, быть не может. У меня по этому поводу есть своя точка зрения, и я постараюсь ее аргументировать.

Художественные произведения: картины, стихотворения, романы – конечно, включают в себя долю ремесла, они создаются с помощью определенной техники, умения, мастерства. Картина, стихотворение, роман написаны кем-то, нам нравится, как они сделаны. Но если мы очарованы, например, «Джокондой» Леонардо да Винчи, то значит ли это, что нам непременно должно бросаться в глаза то, что она написана этим великим мастером? А если, предположим, у нас нет сведений о мастере, тогда картина в нашем понимании не будет уже таким выдающимся шедевром?

Наверное, все-таки для самой картины совершенно неважно, насколько известен и будет ли возвеличен художник, ее создавший. Мы ведь знаем, что иконописцы в свое время не считались художниками в нашем привычном смысле слова, их авторство мало кого интересовало. К тому же есть точка зрения, по-моему, весьма актуальная сегодня, высказанная Иммануилом Кантом: художнику (живописцу, писателю, актеру) следует уметь скрывать свое ремесло-мастерство, чтобы, как говорил Кант, искусство не казалось искусством, а казалось чем-то естественным, природным.

В эпоху Средневековья, например, произведение искусства оценивалось – в денежном и в эстетическом смысле слова – во многом на основании ценности использованных в нём материалов. Понятно, что если в живописном произведении использовались золото и лазурь, то цена такой картины существенно возрастала, поскольку производство искусственных красителей было делом сложным и дорогостоящим, яркие цвета считались роскошью. Из истории искусства известно, что где-то в конце Средневековья произведение стало цениться не столько за материал, сколько за мастерство. Но мастерство непосредственно связано с мастером, а значит, картина начинает цениться во многом за то, что выполнена непосредственно рукой мастера.

#{interviewcult}Все мы знаем о том, что средневековый художник должен был в самом своем творчестве стремиться к смирению, служению общине, вере, а художник Возрождения, впрочем, как и, на мой взгляд, абсолютное большинство современных художников, позиционировал себя как неповторимую индивидуальность. Мы привыкли желать видеть в картине «руку мастера». Хотя, скажем, какой-нибудь фильм мы часто воспринимаем скорее как анонимное произведение – благодаря персонажам, сюжету, а не создателям. Но ведь достижения научно-технического прогресса, возможности компьютерной техники позволяют приблизиться к тому, чтобы сам процесс исполнения произведения искусства, процесс воплощения замысла мог, в конце концов, быть осуществлен с минимальным вмешательством человека, стоит только поставить этот процесс на техническую основу.

Чтобы не быть голословным, я хочу привести в этой связи очень показательный исторический пример. Известно, что в эпоху Возрождения значительную роль в исполнении больших заказов начинают играть мастерские. И в этом смысле, в смысле требований заказчиков, на первый план выдвигается не личное мастерство автора, а его идея (так или иначе оформленный замысел). Теперь автор, подлинный мастер оказывается визионером – своего рода изобретателем художественной идеи.

В одном малоизвестном драматургическом произведении Лессинга – «Эмилии Галотти» – я нашел интересную идею, высказанную автором: художник Конти (одно из действующих лиц) недоволен тем, что ему приходится воплощать в материале то, что он видит как бы внутри себя:

«Почему мы не можем писать прямо глазами! Как много пропадает на долгом пути от глаза через руку к кисти! (...) Ведь утраченное больше, чем переданное, позволяет мне признать, что я действительно большой художник, что только рука моя не всегда бывает рукой большого художника. Разве вы думаете, принц, что Рафаэль не был бы величайшим гением в живописи, если бы он по несчастной случайности родился безруким?»

Можно ли считать, что замысел, а не исполнение и составляет суть творчества? Иногда в контрактах позднего Возрождения оплата замысла (не исполнения!) фигурировала отдельно. Нечто умозрительное – художественную идею – вот что прежде всего ожидали заказчики от знаменитого мастера. Вот  яркий тому пример. Рафаэль тиражировал свои замыслы, воплощенные им в картинах. Для этого использовалась гравюра, которую для Рафаэля изготовлял гравер Маркантонио Раймонди. Для достоверности я процитирую Вазари:

«Рафаэль долгие годы держал при себе для растирания красок некоего подмастерья по прозвищу Бавьера. А так как этот человек кое-что умел делать, Рафаэль распорядился, чтобы Маркантонио гравировал, а Бавьера занимался печатанием, чтобы таким образом можно было напечатать все его истории, продавая их любому желающему как оптом, так и в розницу. Взявшись таким образом за дело, они напечатали бесчисленное множество вещей, которые им принесли величайшую прибыль».

Впоследствии на этой продукции ставилась двойная подпись: Raphael invenit MAF – Marcantonio fecit – Рафаэль изобретал рисунок (он был творцом самой художественной идеи), Маркантонио же изготавливал художественный продукт – гравюру. По-моему, это один из первых знаменитых брендов в сфере искусства. Вспомнив метафору Лессинга, можно сказать, что Маркантонио был продолжателем руки Рафаэля, которому уже не нужно было блистать собственным мастерством и совершенством исполнения.

И это еще не все. Раймонди завершал часто незаконченные карандашные наброски Рафаэля, вероятно, по собственному усмотрению. Как бы мы сейчас сказали, Рафаэль был автором идеи. Если шедевр в нашем понимании есть уникальное и совершенное воплощение оригинальной идеи, то здесь мы видим, что идея не доходит до своего уникального воплощения, идея настолько автономна, что не требует своего шедевра, который отменил бы эту идею.

Креативность заключается здесь в изобретении идеи, а не в ее воплощении в материале. Мне кажется, что собственно творчество заключается в первом, почти мгновенном наброске, в котором как бы схватывается идея. Раймонди же не творил, а технически обрабатывал созданную Рафаэлем идею (образ) и продавал, по существу, копию идеи Рафаэля.

Современные компьютерные технологии наверняка могут стать адекватными самому высокому уровню художественного мастерства. Как ни крути, но художественное мастерство – это все-таки, по-моему, ремесло, а не творчество, во всяком случае, средство, но не цель. И «Мерилин» Энди Уорхола, по-моему, является творческим созданием, поскольку здесь визуально закреплена, выражена идея стандартизированной, массовой красоты. И, по-моему, настолько хорошо, что эту идею сложно оторвать от образа, ее видишь воочию, и неважно, человек ли визуализировал эту идею или техника, сложно было это сделать или просто, главное, что эта идея создана. В дальнейшем я постараюсь продолжить эту тему применительно к современному искусству, в том числе и к виртуальной реальности.

А как вы считаете, прав ли персонаж Лессинга, художник Конти, в своем визионерском подходе к художественному творчеству? Или же искусство есть доведенное до предельного совершенства ремесло?

Роман Авдеев, владелец Московского кредитного банка, ЖЖ