После перестройки исчезли запреты на многие темы. Конечно, расцвела и желтая пресса. Мое поколение видело, как множество высказываний и тем замалчивалось, удалялось, подчищалось. И этого больше не хочется», – сказала в интервью газете ВЗГЛЯД литературовед Елена Чуковская, одна из составителей сборника «Воспоминания о Корнее Чуковском», посвященного ее знаменитому деду.

В издании, приуроченном к 130-летию со дня рождения Корнея Чуковского и составленном двумя его внучками, Еленой Чуковской и Натальей Костюковой, собраны воспоминания старших и младших современников литератора, а также письма к нему и архивные материалы. О том, вся ли правда должна выставляться напоказ читателю в подобных публикациях и как не скатиться в «желтый» жанр, рассказала газете ВЗГЛЯД Елена Чуковская.

- Существует два Чуковских: один – многогранный литератор, самобытный критик и поэт-переводчик, продолжатель традиций Серебряного века, другой – народный любимец, автор «Мойдодыра». Кому адресован ваш сборник – ценителям «академического» Чуковского или тем, кто знает преимущественно его детские стихи?

Елена Чуковская: Хочется надеяться, что и тем, и другим. С одной стороны, в книге представлены воспоминания многих родственников, а именно двоих старших детей – Лидии Корнеевны и Николая Корнеевича – и четырех внуков, причем некоторые воспоминания публикуются впервые и касаются каких-то частных эпизодов, то есть воссоздают облик «домашнего» Чуковского. С другой стороны, там есть статьи Василия Розанова, а также, например, очень интересная статья художника Павла Бунина, который как раз пишет о том, кем был Корней Иванович в культуре, и это адресовано более продвинутой аудитории. Кроме того, в сборнике много материалов из архива Корнея Ивановича – материалов довольно пестрых, таких, которые могут вызвать интерес у самых разных читателей. Скажем, замечательное письмо японского издателя, где рассказывается, как принимают стихи Чуковского в Японии, или оценка дневников Чуковского, данная критиком, впервые их прочитавшим. Есть и моя статья, посвященная вопросу о том, является ли «Тараканище» сатирой на Сталина. В общем, подобно тому, как сказки Корнея Ивановича часто считают двуадресными, то есть адресованными и детям, и взрослым, наша книга тоже может быть интересна разным аудиториям. Поскольку это сборник, читатель сам сможет выбрать то, что для него важнее.

 
- Фигура Чуковского показана в сборнике, так сказать, без ретуши, то есть довольно смело, неканонически. Верно ли впечатление, что вы в принципе против умолчаний и что историческая истина вам дороже респектабельности?

Е.Ч.: Да, для меня всегда дороже правда и исторический объем. То, что нельзя было представить в мемуарных сборниках, выходивших сразу после смерти Корнея Ивановича, мы сочли вполне подходящим для публикации теперь, по прошествии времени. Сейчас соответствующие публикации нужно готовить с учетом оттенков и разногласий, принимая во внимание и другие, непарадные точки зрения. Так мы и постарались сделать. Мы ничего не убирали и не приглаживали в текстах мемуаристов, хотя включили в сборник, в числе прочего, и материалы совсем не апологетического характера. Книга дает понять, что были люди, которым Чуковский не нравился, которых он возмущал. Сам Корней Иванович как-то сказал на своем юбилее, что считает себя еще действующим писателем постольку, поскольку у него еще есть враги. Воспоминаний врагов в нашем сборнике нет, но воспоминания несогласных, несомненно, есть. Из числа неприязненных высказываний можно вспомнить цитату из выступления Николая Асеева, который жаловался на Чуковского на собрании. Асеев рассказывает, как прочел Чуковскому свое только что написанное стихотворение, которое считал политически важным (дело было в 1936 году). Чуковский, выслушав его, сказал: а теперь я вам прочту – и прочел стихи Мандельштама, который тогда считался совсем неподходящим автором, поставив его Асееву в пример. Асеев же это высокое мнение о Мандельштаме ставил Чуковскому в вину, сравнивая мандельштамовское стихотворение с «розовым ногтем на мизинце», читай – с ненужным украшением. Фраза Чуковского о том, что теперь, мол, так писать не умеют, явно вывела Асеева из равновесия. «Я не мог спорить и ушел от Чуковского не с пощечиной, а с подзатыльником». Все вышеизложенное Асеев, заметьте, рассказывает на собрании – тогда это было серьезно.

- А как сам Корней Иванович относился к публикации воспоминаний и писем? Скорее всего, тоже был противником сглаживания острых углов?

Е.Ч.: Он ничего не смягчал. Например, когда он опубликовал несколько статей о Некрасове, Крупская написала, что Чуковский ненавидит Некрасова. А Чуковский просто не стал замалчивать тот факт, что Некрасов был картежником, и вообще создал сложный, неоднозначный портрет поэта. Чуковский всю жизнь интересовался биографиями писателей и предпочитал изучать их в неприглаженном виде.

- После перестройки в области литературоведческих и мемуарных публикаций появилось гораздо больше свободы, чем было раньше, так что некоторые материалы, изданные в новейший период, граничат с «желтым» жанром. Как вы к этому относитесь, можно ли относиться к этому снисходительно, как к издержкам свободы?

Е.Ч.: На этот вопрос мне трудно ответить. После перестройки все стало принципиально другим, исчезли запреты на многие темы. Конечно, расцвела и желтая пресса, имеющая своего читателя и адресата. Что тут сказать? Мое поколение видело, как множество высказываний и тем замалчивалось, удалялось, подчищалось. И этого больше не хочется. Остается уповать только на те пределы, которые ставят совесть и человеческое достоинство.

- Должен ли, по-вашему, исследователь-публикатор руководствоваться соображением о том, что его герой не хотел бы обнародовать определенные сведения о себе, и соответствующим образом редактировать свои публикации?

Е.Ч.: Думаю, что да. По-моему, любой исследователь должен любить своего героя и считаться с его желаниями. Однако наш сборник сделан практически без ограничений по этой линии.

 Кирилл Решетников, "Взгляд"