От редакции: 25 января родился поэт, бард, актёр Владимир Семенович Высоцкий. Сегодня его песни, стихи, роли общеизвестны и любимы публикой всех возрастов. Однако мало кто знает, что Высоцкий писал и "презренную прозу"... Показать Высоцкого именно с этой, неожиданной, незнакомой стороны - вот цель этой публикации.

Кажется, из крупных русских поэтов Высоцкий менее всех был создан для работы над прозой. Ведь он обладал натурой предельно эмоциональной, импульсивной, требовавшей прежде всего лирического самовыражения. И тем не менее писал и прозу, и киносценарии. Излишне говорить, что при жизни не признававшегося официально Высоцкого его проза не была опубликована (он даже и не пытался это сделать), а по сценариям не были сняты фильмы (впрочем, они не сняты и сегодня).

Но не нужно видеть в прозаических опытах Высоцкого какой-то принципиально иной художественный мир, как то было, скажем, у Пушкина. Сознательно разграничивавшего стихи и прозу как два разных типа творческого мышления. Для Высоцкого работа с прозаическим словом была, как правило, своеобразным продолжением работы со словом поэтическим. В прозе, как и в лирике, он выражал свое «я», отталкивался от тех же интуиций, что известны нам по его песням.  Это он, хорошо нам знакомый Владимир Высоцкий. Так герой одной из его песен в ответ на удивленное восклицание «Да это же просто другой человек!» возражает: «А я – тот же самый».

Высоцкий-поэт, создавший немало ролевых – то есть написанных от лица какого-либо персонажа – песен, легко «просматривается» за строками уже первого своего серьезного прозаического опыта, «Жизни без сна», – своеобразного монолога пациента психиатрической клиники. Здесь сразу вспоминаются несколько песен поэта, и прежде всего широко известная (и, кстати, более поздняя) «Письмо в редакцию телевизионной передачи «Очевидное – невероятное» из сумасшедшего дома – с Канатчиковой дачи». Развивая традицию гоголевских «Записок сумасшедшего», писатель дает понять, как тонка и трудноуловима грань между «нормой» и сумасшествием: не принимаем ли мы порой за «ненормального» того, кто как раз мыслит здраво и непредвзято? И здесь перед нами, с одной стороны, изображенный не без иронии homo soveticus, напичканный идеологическими, газетными, телевизионными клише советской эпохи («Жизнь без сна – основной закон построения общества без безумия…»), а с другой – своеобразный двойник автора, высказывающий близкие ему мысли: «Бедная Россия, что-то с нею будет» и т.п.

Другой его двойник появится в киносценарии «Как-то так все вышло…». Одного из героев, молодого ученого Алексея, Высоцкий явно наделяет собственными чертами: он балагур, юморист, «врун, болтун и хохотун» (так, пользуясь поэтическим выражением самого Высоцкого, назвала его однажды Марина Влади). Ситуации, в которых оказывается (точнее, сам для себя выбирает) Алексей, – вполне в духе самого Высоцкого. То он, став свидетелем наезда нетрезвого водителя на женщину, бросается на чужой «Волге» вслед за виновным и заставляет его отвезти пострадавшую в больницу; то рискует жизнью, самолично испытывая в пику начальнику-консерватору новый скафандр, сконструированный его другом Николаем (кстати, ситуация соперничества «хорошего и очень хорошего» героев все же несколько ослабляет динамику сюжета). Жизненная смелость самого Высоцкого, его готовность к рискованным поступкам, жадность до новых жизненных впечатлений общеизвестны.

Сюжет киносценария «Где Центр?», представляет собой «фильм в фильме»: сюжет его построен так, что герои, участники съемок, не знают о том, что их снимают, а думают, что выполняют реальное задание разведки. «Недалеко то время, – заключает автор, – когда этим способом будут сниматься полнометражные фильмы». Но в этих словах звучит горькая ирония. Дело в том, что творческий эксперимент режиссера завершился трагически, «игра все-таки кончилась смертью»: погибли двое ничего не подозревавших молодых людей, молодожены, и их гибель должна стать камнем преткновения для подобных экспериментов. Ясно, что и здесь не обойтись без героя, выражающего авторскую позицию, и такой герой есть – это женщина, возлюбленная режиссера. Еще до роковых выстрелов в купе, но уже в предчувствии надвигающейся беды, она бросает ему в лицо: «Я никогда не смогу жить с тобой. Ты черствый и тупой, и мне противно». Высоцкий, хорошо знающий цену творчеству и цену жизни, ставит вопрос о моральной стороне искусства, о той грани, за которой оно вторгается в жизнь человека и даже калечит ее.

Но особенно «много Высоцкого» в «Романе о девочках». Прежде всего и здесь есть герой, выражающий «другое я» самого художника. Это Александр Кулешов, актер столичного театра, бард, автор песен о лагерной жизни.

Кулешову (а такого «двойника» Высоцкий, судя по воспоминаниям Вс. Ханчина, придумал себе еще в начале шестидесятых, чтобы дистанцироваться в глазах окружающих от своих первых, «блатных», песен) автор «отдает» свои собственные песни. О Кулешове среди заключенных ходят легенды: что он якобы «где-то сидит… или даже убили его». Это очень похоже на прижизненные слухи о самом Высоцком, порожденные демократизмом его творческой натуры и обилием поэтических ролей, проигранных поэтом-актером в песнях (заключенный, солдат-фронтовик, альпинист и т.д.).

Но дело не только в Кулешове. Прозаический «Роман…» вбирает в себя многие поэтические темы Высоцкого. Здесь отзываются знакомые нам по «Балладе о детстве» и другим песням поэта реалии его послевоенного московского детства, причем автора не смущают некоторые анахронизмы (так, продажа подманенных чужих голубей – примета скорее пятидесятых, чем шестидесятых годов, на которые приходится детство героев). В образе уголовника Кольки по кличке Коллега нетрудно увидеть черты героя первых песен поэта. Рассказ Тамары Полуэктовой о своей жизни сродни ролевым песням Высоцкого, где обычно нет однозначного осуждения, а есть – в духе гуманистической традиции русской литературы – «милость к падшим»…

Произведение, по-видимому, не было завершено, хотя на критику оно произвело впечатление не только «этюдности формы» (Н.Крымова), но и «литературной завершенности в обрисовке характеров» (А.Казаков). Не очень ясна и его жанровая природа: во всяком случае, оно не похоже на роман в привычном смысле этого слова. Ощущение такое, что Высоцкий пытался выразить на другом, прозаическом, языке то, что волновало его в собственном поэтическом творчестве. Получился некий творческий эксперимент, «самоотчет», и как только он состоялся, дальнейшая работа потеряла интерес для автора, но зато для нас «Роман о девочках» остался ценнейшим документом его творческого самосознания.

Конечно, мы не будем сводить значение прозы поэта только к самовыражению его. Снова вспомним Пушкина: «…Как будто нам уж невозможно писать поэмы о другом, как только о себе самом». На нескольких авторских листах прозаического наследия художника (а есть еще у него несколько зарисовок, есть блестящие устные рассказы-импровизации) – не только «тот самый» Высоцкий, но и «та же самая» жизнь в ее полноте и многоголосии. Жизнь, искаженная нелепыми и фальшивыми лозунгами. Жизнь психиатрических больниц и валютных проституток. Но она же – и жизнь обычных людей с обычными человеческими чувствами, не заглушенными никакой идеологией. И все же всегда рядом со своими героями – единый во всех лицах автор; его присутствие – залог нашего читательского сопереживания тому, что происходит на страницах прозы писателя Высоцкого.

А.Кулагин

Рассказ В.Высоцкого "О любителях «приключений»"

В последнее время в некоторой среде населения наблюдается повышенный интерес к «Библиотеке военных приключений». Спросишь кого-нибудь из этой некоторой среды:

– А вы читали «Приключения Робинзона Крузо»? – а он вам не моргнув глазом:

– Нет, но зато я читал «Приключения Нила Кручинина».

– Почему зато – ведь вы же не знаете Дефо!

– Ну и что? – удивится вашей горячности читатель из среды. – Не могу же я прочитать сразу всю «Библиотеку военных приключений». Дочитаюсь и до Дефо! Подождет!

– Дефо, конечно, подождет. Но… – И, разведя руками и посоветовав скорее до него дочитаться, уходишь, ничего не добившись.

Или еще. Веселая группа ребятишек с горящими глазами проходит мимо:

– А ты помнишь, он ему ка-а-ак врезал, а тот стоит, он ему еще ка-а-ак дал, дал, а тот опять стоит. Он тогда пистолет выхватывает – р-раз…

– Ну это еще что, – возражает второй, с видом превосходства глядя на товарища, – ты «Погоню за призраком» читал? Так там он ему ка-а-ак дал, еще и с вагонетки сбросил, а то что у тебя?…

– С вагонетки – это да, – соглашается первый.

– Дал, дал, а тот ему тоже. Потом этот выстрелил, а тот в окно. Тут как раз наши подошли. Понял!

– Так у меня тоже наши, – возражает первый, – только у тебя сразу подошли, а у меня потом! Ты куда это, Коль, вот школа.

– Я сегодня прогуливаю, – интеллигентно сообщает Коля. – Пойду смотреть «Дело пестрых». Брат видел – говорит, классное кино. Там наш этому ка-а-ак дал!

Если свидетелем этой сцены будет читатель из среды (будем называть его «любитель приключений» – он их так любит читать), он покачает головой, для вида скажет: «ай-ай-ай» – и… пойдет вслед за Колей брать билет на «Дело пестрых», подумав при этом: «Надо не забыть взять «В погоне за призраком». Наверное, хорошо! Вот и ребята говорили: «Он ему ка-а-ак дал!» Наверное, здорово».

И вечером дома, закрыв очередное «Приключение капитана милиции», где на последней странице и как раз вовремя подошли наши, читатель вытирает на лбу испарину и принимается за «В погоне за призраком», где этот прыгает в окно и тоже подходят непременные наши.

«А действительно здорово – ребята были правы, – думает он. – Когда они только успевают все читать?»

На следующий день «Призрака» сменяет «Майор милиции» и т. д. Читает он самозабвенно и не может оторваться иногда месяцами. Его состояние очень похоже на запой у алкоголиков, только вместо зеленых чертей ему мерещатся небритые преступники с ножом и пистолетом, а вместо рокового «Шумел камыш» на языке вертится один вопрос: «Что же наши медлят?» Да, он вдохновляется – ему кажется, что это не майор, а он спасает бедную девушку, что он находит главную нить и она представляется ему совсем осязаемой нитью, какими жена часто штопает ему носки, он идет по этой нити, по пути находит все нити, целую катушку, целую сеть нитей, но здесь в него стреляют и он куда-то роняет главную, самую толстую нить, потом он ее все-таки находит, а за нею и преступника, которого готов прижать к сердцу за то, что он все-таки попался. Потом допрос, где он блистает благородством и суровой справедливостью. И здесь, с волнением закрыв книгу и с еще бьющимся сердцем, он долго не может заснуть, потому что у него болит плечо, в которое попала пуля. Обычно всегда преступник стреляет в плечо. У него, видимо, есть своего рода спортивный интерес, и ему, вероятно, приятно, что его преследуют, и поэтому он очень редко стреляет в ноги и уж совсем не стреляет в грудь. Это не дай бог.

И вот однажды, возвращаясь домой после удачного преферанса, наш любитель приключений слышит какую-то странную возню во дворе своего дома. С любопытством или скорее любознательностью он заглядывает. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть. Двое невысоких парней пытались снять с девушки пальто, а она храбро защищалась и звала на помощь.

«Ну вот теперь-то, – думаете вы, – читатель из среды себя проявит – сейчас он схватит главную нить, размотает клубок и…»

Не надо думать! Нет, думать надо! Не надо просто делать слишком поспешных выводов – ничего подобного не происходит – ни главной, ни даже побочной нити любитель не находит. Ему как будто кто-то связал ноги или превратил ‹его› в камень, он стоит с открытым ртом, с глазами навыкате, на лице его – беспомощность и растерянность, как будто он увидел бывшую жену, которой нерегулярно платит алименты.

Из двора несется: «Помогите!» Силы девушки, видимо, иссякают. А он все стоит.

«Не может быть!» – скажете вы. Да, так и есть – стоит долго, как камень, на котором пишут, что здесь когда-нибудь будет памятник!

Может быть, он вспоминает, что сделал бы в этом случае майор, или капитан, или бригадмилец из «Дела пестрых», а может быть, он просто ждет, когда придут наши в лице участкового, дворника или просто прохожих. Но он стоит!

И только когда раздается свисток милиционера и когда мимо него проходят два парня и испуганная бледная девушка в сопровождении участкового и какого-то парня в телогрейке, только тогда к нему возвращается способность действовать, но действует он тоже довольно странно. Он не идет следом за милиционером, чтобы дать хотя бы свидетельские показания, а оглядываясь, очень быстро направляется домой, а в голове почему-то все время вертятся слова: «Он ему ка-а-ак дал!».

Придя домой, любитель приключений рассказывает жене, что шестеро раздевали девушку, он хотел помочь, но не успел – приехала милицейская машина и всех забрали.

Рассказ В. Высоцкого "Об игре в Шахматы"

Если вам предложат играть в шахматы – никогда не говорите: «Не умею». Скажите: «Умею, но не хочу». Теперь-то я знаю это золотое правило. Но тогда!…

Когда он подошел ко мне, я сидел в парке и мирно читал газету. В глазах у него была тоска, а под мышкой – шахматная доска.

– Сыграем? – спрашивает он неуверенно, заранее предполагая отрицательный ответ.

– Я не умею!

– Как?! – Он чуть подпрыгивает и смотрит на меня, как на марсианина. На лице выражается

неподдельное удивление, но через секунду оно сменяется выражением дикой радости. – Не умеете?! Молодой человек! Я вас мигом научу. Каждый интеллигентный человек обязан уметь играть в шахматы! – Он раскрывает доску. – Все великие люди умели и любили играть в эту замечательную игру.

Я слабо сопротивляюсь, но после этого аргумента сдаюсь.

А мой новый знакомый уже расставляет белые и черные фигурки и попутно совершает краткий экскурс в историю шахмат. Я узнаю, что их изобрели в Индии, узнаю также несколько пугающих фамилий: Капабланка, Эйве, потом более знакомые – Чигорин, Алехин и, наконец, известные – Ботвинник, Смыслов.

На секунду он останавливается и спрашивает:

– Так вы никогда-никогда?…

Я делаю неопределенный жест, но он продолжает:

– Ай-ай! А с виду такой умный молодой человек… Но ничего, это поправимо. Ну-с, на доске шестьдесят четыре клетки…

Я быстро пересчитываю клетки – действительно 64.

– Да вы перемножьте восемь на восемь, – советует он. Перемножаю. Получается опять 64.

– Поразительно!

– Бывают еще стоклеточные доски, но это для шашек.

– В шашки я умею, – хвастаюсь я.

– Эта фигура называется – ладьей.

– Это та, что похожа на башенку?

– Да. Она ходит по горизонтали. Ясно? А конь – он ходит буквой «Г».

– И только? Маловато! Если бы я жил в Индии, я бы придумал ему еще одну букву. «Ы», например! – Острота получается неуклюжая, но партнер мой снисходительно и оглушительно смеется и продолжает:

– Это слон. Он ходит по диагонали.

– Вот эта большая пешка?

– Да, да!… Это король, а это – ферзь.

– А где же королева? – серьезно спрашиваю я, вспоминая свои скудные знания.

Партнер тактично улыбается:

– Это и есть ферзь. Он ходит по горизонтали и вертикали!

Объяснение меня не удовлетворяет. Правда! Ведь королева женского рода, а ферзь? Но чтобы не показаться профаном, принимаю на веру это и все другие объяснения.

А он уже потирает руки – ему не терпится начать игру и выиграть. А в том, что выиграет, он не сомневается. Да и я тоже. Я запуган терминами и осведомленностью. Мне он кажется еще страшнее Капабланки, и настроение у меня падает, а на лице – кислое выражение.

– Ну-с, – говорит он, – е2-е4. Классическое начало, так сказать.

И тут в голову мне приходит спасительная мысль: буду повторять его ходы.

– И я тоже – классический ход: е2-е4, – бодро говорю я и двигаю пешку.

Через несколько ходов противник мой замечает подвох.

– Позвольте! – говорит он. – Да вы повторяете все мои ходы! Нечестно!

Я уличен, но пытаюсь вывернуться.

– Что вы! – притворно восклицаю я. – Я и не смотрю, как вы ходите. Мне до этого дела нет! Мне самому это в голову пришло!

Но противник готов простить мне эту мою хитрость в благодарность за то, что я дал ему несколько минут блаженства. Еще бы – играть, зная, что выиграешь! От этого у любого поднимется настроение,

– Ну ладно, – говорит он, снимает мою маленькую пешку, а на ее место ставит свою большую.

– Что это вы делаете? – подозрительно спрашиваю я.

– Бью слоном вашу пешку!

– Зачем?

– Она мне мешает!

– Ах так! – и я своей пешкой перехожу через его, а его забираю.

– Так не ходят! – восклицает он. – Это неправильно!

– Почему неправильно? Мне ваша пешка тоже мешает! Я ее съел!

– Может, вы и за фук будете брать? – ехидно осведомляется противник. – Поставьте обратно! И будьте любезны играть по правилам!

«Эх, если бы брать за фук, я бы у него уже полдоски снял!» – но это я думаю про себя, бурчу под нос.

– Дурацкая игра: своими же пешками нельзя ходить, куда хочешь!

Однако делать нечего – и я переставляю фигурку, похожую на башню.

– Нельзя так! – уже нервничает партнер. – Это не по правилам! Так ходит конь! Это не по правилам!

Я знаю, что он лучше понимает, что к чему, но меня охватил азарт, а вместе с ним упрямость и желание спорить:

– А почему вы решили, что только ваши правила верные! И что вы все правила знаете! А вот мне один знакомый шахматист говорил, что в некоторых случаях башенка ходит, как конь!

– Ваш знакомый не умеет играть! – говорит он, все еще сдерживаясь.

Я начинаю защищать несуществующего знакомого.

– Не умеет играть? – возмущаюсь я. – Да он играл в одновременном сеансе с Талем и съел у него короля! Понятно?

Съел!

– Королей не едят. – И он ставит ладью на место.

Расстроенный, я, не глядя на доску, делаю ход.

– Что вы делаете! – в ужасе кричит он. – Это же… Это же… – он не находит слов.

– Что? Опять не по правилам? – угрожающе спрашиваю я, готовый тотчас же прекратить игру.

– Нет! Но… – вероятно, я сделал какой-то глупейший, нелогичный ход и этим помешал ему завершить атаку. Я моментально чувствую это и решаю продолжать в том же духе.

– Так никто не ходит! – кипятится мой противник.

– Никто не ходит, а я пошел! Мои черные фишки. Куда хочу – туда иду!

Он начинает бегать вокруг стола. Он садится, встает, стонет, кричит, а я хладнокровно, не глядя на доску, делаю ходы.

– Я же вам жертвую ферзя! – вопит он.

– А он мне не нужен, ваш ферзь!

– Но ведь вам это выгодно!

– Это уже мне позвольте знать!

– Зачем вы пошли башенкой?… Куда вы поставили большую пешку?… – он не замечает, что принял мою терминологию. И наконец взмолился: – Давайте разменяем несколько фигур, чтобы прекратить этот хаос!

– Нет! – жестоко говорю я и иду королем.

Еще немного, и, бесполезно поборовшись со мной, он смешивает фигуры, прячет их дрожащими руками и, сказав: «Это черт знает что», не попрощавшись, уходит. Поле боя за мной!

«А интересная игра», – восхищено думаю я, и кто знает, может быть, через некоторое время я подойду к вам в парке с доской и попрошу вас:

– Сыграем!

– Я не умею! – скажете вы.

– О! Это пустяки! Я вас мигом научу!…

Тексты взяты здесь

Ирина Митрофанова Москва

Дата : Чт января 26, 2012, 11:58:37 Прям голос Высоцкого слышишь в этих рассказах. А в роли неумелого игрока в шахматы его же и видишь.

Лариса Ефремова Москва

Дата : Чт января 26, 2012, 19:22:23 Нет ли у вас ощущения, что образ автора довлеет? :) Всё-таки любое творческое проявление личности такого "роста" от него самого неотделимо; и наверное, это важно для оценочных суждений. Так бы, если без указания авторства опубликовать, знаки эпохи критики считают, конечно, а вот к стилю с претензиями попристают! ))

Ирина Митрофанова Москва

Дата : Чт января 26, 2012, 20:58:32 Лариса, а вы знаете, лично для меня Высоцкий не поэт, не музыкант, не актер и уж тем более не писатель. Он как-то всё вместе и сразу, и непонятно, чего в нем больше, чего меньше, он гармоничен. Он в общем и целом очень талантлив, а не в чем-то конкретно. Высоцкий - это некое явление, лицо эпохи, может, даже душа эпохи. Последняя правка: января 26, 2012, 21:05:21 пользователем manager

Ирина Митрофанова Москва

Дата : Чт января 26, 2012, 21:07:48 Такая простая аналогия вдруг в голову пришла. Вот если кого-то любишь, то нравится как он поет, бегает, танцует, плавает, философствует и острит и пр. Хотя он и не делает всё вышеперечисленное идеально. А Высоцкий внушает какую-то общую, объединяющую любовь, и в этом суть его таланта.

Екатерина Злобина Cевастополь

Дата : Чт января 26, 2012, 21:12:00 Вдруг подумала, что он для нас сегодня (для нашего поколения, а может, и для своих современников) - эпический герой, вот как герои из греческих мифов... Тот, кто действует, совершает подвиги. Словом. Надо же! Словом! А сегодня мы почти поверили, что это за рамками "героического"... Последняя правка: февраля 03, 2012, 17:07:40 пользователем Наталья Баева

Вход

Логин:
Пароль:
	Запомнить
	Забыли пароль? Регистрация на сайте

Это случается с каждым...

Введите почту чтобы восстановить пароль:
Чтоб выйти нажмите Отмена.