Кажется, что в периодической таблице русской поэзии, где на многие годы вперед заложена таинственная и неисповедимая иерархия ценностей (со строго индивидуальной эстетической и личностной валентностью), долгое время вакантным оставалось место, предназначенное для Григория Артюхова. Поэт с таким голосом, с такой судьбой и темой, непременно должен был появиться в свой час, в свой век и на своем месте.

       Оно, конечно, в бытовом (житейском) плане, - «времена не выбирают», в поэтическом же (бытийном) измерении – отношения с временами не так безнадежно пассивны и страдательны. Их, все-таки, выбирают. В том смысле, что поэт всегда приходит вовремя и именно в свое, одному ему предопределенное время, на которое «его призвали всеблагие, как собеседника на пир». В явлении Пушкина, как известно, отозвалась эпоха Петра, завершением и гениальным апофеозом которой стал поэт. Есенин ворвался из русского крестьянского мира, чтобы выразить трагический финал этого мира, став реально «последним поэтом деревни», воспевшим «отчалившую Русь». Хлебников и Маяковский словно по какому-то грозному приговору революционного трибунала вызваны временем на сломе эпох, чтобы с сейсмографической точностью передать в стихотворной форме движении тектонических разломов истории…

       Разумеется, меня здесь интересует прецедентность явлений, а не сравнение их равно или разно-великости. Григорий Артюхов и не притязает на сравнение с классиками (что было бы, по меньшей мере, глупо и никак не вязалось бы со своеобразной иронической, а главное, - самоироничной природой его таланта). Абсолютно традиционный поэт, он, однако, не навязывается в панибратское родство к своим предшественникам, осознавая такт и человеческую скромность как редкое при  нынешней всеобщей бесцеремонности достоинство. В духе его самоиронии можно даже сказать, что он вполне ценит свой шесток… Пусть другие с гранитного пьедестала рассуждают в гранитных строках о мировых проблемах, а для Григория Артюхова достаточно его высоты, чтобы – то озорно и весело, то игриво, то грустно и сентиментально – наблюдать за самым простым, самым обычным течением жизни в самом необыкновенном городе мира – Петербурге… Вот и выявляется таким образом его задание и предназначение в русской поэзии.

       Пожалуй, давно у великого града Петра не было столь оригинального летописца и бытописца. Как бы дерзко это ни прозвучало, но беру на себя смелость утверждать, что к Петербургу Пушкина, Гоголя, Некрасова, Достоевского, Заболоцкого, Шефнера, Горбовского, Кушнера, - в нашей литературе добавился и неповторимый, забавный и милый, непарадный Петербург  Артюхова. Скажем, такой, как в этой остроумной иронической миниатюре:

В климатическом смысле, в Петербурге – не в Нальчике…

Даже читающим по Брайлю город интересен!

И напрасно его присаливают коммунальщики:

Вспомнить бы о Пушкине, Гоголе им –

уж те на «язык» его пробовали,

 и не говорили:

«Пресен».

      Или такой прелестно-классический вид, как в стихотворении «На Демидовом мосту»:

Луна скучнела от картин

привычных видов

ансамблей, куполов, куртин…

А мост Демидов,

истерзанный пучками стрел

юнца Амура,

молчал и на неё смотрел

весьма понуро.

Никто не трогал тишины

осенней ночи,

и были трепетны, нежны

их чувства – очень!..

Из ниоткуда в никуда,

кружа в природе,

бежала под мостом вода

неспешно – вроде

тягучей, муторной тоски,

а тлен и бренность

раскалывались на куски

о современность…

       Всё тут соразмерно – и ситуация, и словарь, и вкус, и поэзия. В стихах есть легкость, изящество, гармония… Вообще цикл «Мосты над каналами» - один из лучших и сильных в книге. Петербургская школа сказывается у Артюхова в классической форме, в точности и свежести рифм, которые звучат современно и ярко. У него совершенное чувство иронии, природного русского языка, тяготеющего к народному игровому обновлению привычных слов. Ему не откажешь в лирической дерзости, когда поэт в порыве любви может позволить себе роскошь по-рыцарски щедрой гиперболы:

…Хочешь,

лучшую из колоколен

для тебя в своем сердце срублю!!..

       При этом Григорий Артюхов очень искренний  и совестливый поэт, даже иногда как бы во вред себе. Он не приукрашивает себя, свои неудачи и поражения, свои человеческие слабости, а нынче ведь любят победителей, людей успешных, цепких, не отягощенных проблемами совести и самоанализа. Но в том, быть может, и особенность его поэтической судьбы, в которой отражены судьбы миллионов русских людей, оказавшихся в собственной стране и на родной земле в положении изгнанников, подобно послереволюционной волне эмигрантов, оказавшихся за пределами исторической Родины…

       Талантливый поэт, автор единственной книжечки «Простите, что перебиваю…» и публикации в «Дне поэзии-2007», он слишком поздно приходит в поэзию (приближаясь к 60-летнему рубежу) и почти никому не известен…

      В поэзии Артюхова замечательно редкое ныне качество – сострадание к ближнему, к бедному, к отверженному человеку. Без пафоса и голой публицистичности он умеет говорить горькие и важные вещи о том, что переживает сегодня Россия и те, кого по гоголевской традиции называют «маленьким человеком». Потому так органичны в его творчестве стихи, даже названия которых говорят сами за себя – «Святочный монолог питерского бомжа», «монолог городского воробья», «Разговоры, подслушанные на помойке», «Черные яблоки», «Из жизни женщины», «Ночь на зимнего Николу…», «Поезд №55» и, конечно же, нечаянно оказавшееся программным, прекрасное стихотворение «Разговор с часовщиком» (…). В этом стихотворении – суть поэтического характера Артюхова, где ироничный склад поэта так естественно сочетается с грустью и мудростью, с народной и книжной культурой. Неслучайно на профессиональный философский вопрос часовщика о причинах неисправности часов:

Что – контрамоцией  грешат?..

Стоят?.. Или в беспечности

неосмотрительно спешат

к руинам бесконечности?..

поэт отвечает как поэт и немножко клоун или городской сумасшедший, который и может быть сегодня последним истинным философом:

- Нет, - я сказал часовщику, - 

не то чтобы неточные,

а…

          утром не кричат «ку-ку»

часы мои

                 песочные…

     В этом странном, в чем-то похожем на юродство Николая Глазкова, разговоре посреди городской суеты  ХХ I века, открываются глубокие философские смыслы. В них исторический и современный Петербург, и лирика, и усталость от урбанизации, и вечность в сиюминутности, поскольку в часах Поэзии песок – отнюдь не сахарный, а перемешанный с солью и памятью времен песок с берегов многих рек – и Невы, и Москва-реки, и Днепра, и Каялы, и Волги, и Стикса… Иногда, правда, поэт (и это тоже в его характере!) для разнообразия сыпанет в эти песочные часики перца и тогда получается замечательное стихотворение, как например, «Кокушкин мост»:

У Садовой мост – Кокушкин.

Здесь бродил когда-то… Фет.

Думали, скажу, что – Пушкин?

Нет…

Дом Мицкевича Адама:

тут гуляет иногда

обаятельная… дама,

да.

Обожмёт свои перчатки,

кинет взгляд на горизонт

и раскроет над брусчаткой

зонт…

Здесь и я вбиваю точку

в диабезову скрижаль,

как обычно – в одиночку.

Жаль…

      Думаю, что с выходом этой книги одиночество Григорию Артюхову больше не грозит, отныне у него будет свой верный читатель, с которым его поэзия отправляется в долгое и увлекательное странствие. И не только по петербургским проспектам и площадям…

От редакции "Артбухты".  Эту статью Геннадий Красников написал в 2008 году для книги Григория Артюхова «Разговор с часовщиком». Через 2 года поэта не стало. Но хочется думать, что слова о том, что его поэзия «найдет своего верного читателя» и «отправится в долгое и увлекательное странствие», оказались пророческими. Санкт-Петербург, Севастополь, Москва – стихи Григория Артюхова повсюду найдут отклик в сердцах, ведь они и написаны от сердца…

Рис. Сергея Феденко

Ирина Митрофанова Москва

Дата : Пн ноября 14, 2011, 14:03:31 Спасибо за такую теплую статью, и рисунок к ней очень подходит.

Вход

Логин:
Пароль:
	Запомнить
	Забыли пароль? Регистрация на сайте

Это случается с каждым...

Введите почту чтобы восстановить пароль:
Чтоб выйти нажмите Отмена.