Ленточка извивалась не потому, что вредная по характеру. Она неслась прохладными струями к невысоким холмам, натыкалась на спрессованный суглинок у подножия могучих сосен, снова убегала на равнину или в мелкий подлесок. Журчала на перепадах и плёсах, уходила в тину болотными омутами, где стояли окуни с ярко-красными плавниками и таинственные щуки, зубастые и стремительные.

         Река плавно входила в двухкилометровый по длине пруд с искусственной дамбой, плескалась о деревянные лавы, пробиралась, в недоумении, к мелкому стоку и тихим ручейком уползала прочь. Грустно Ленточке: на старом русле пасутся коровы и козы, поедая сочную осоку и гнущуюся на ветру тимофеевку. Сил у реки не оставалось, она умирала, непризнанная старой поймой, густо заросшей орешником и бузиной. До Волги она добиралась лишь весной, после сброса воды с плотины. А ошалевшая от водоворота рыба сползала в бочаги и ямы, ложилась жаберным боком в тину и засыпала. Её добивали колотушками местные мужики, пацаны собирали лёгкую добычу в джутовые китайские мешки.

         Санька не мог видеть этой картины, убегал в сосновый подлесок на правом высоком берегу реки, ложился на прошлогодние кустики брусники и плакал. Он всё ждал, когда же милиционеры прекратят это безобразие, рассказывал учительнице ботаники Капитолине Сергеевне, с которой дружил, о бедной речке. В четвёртом классе, где учился мальчик, не было такого предмета, но ботаничка вела школьный кружок юннатов, куда и записался он без чье-либо помощи. Но она лишь пожимала плечами, говорила, что водоём - поселковое достояние, его судьбу решает народный сход. "Может, такое очищение русла даже полезно рыбе... Естественный отбор", - любила она прибавить в конце успокоительной, как ей казалось, речи.

         Над учителем зло подшучивали старшеклассники, на переменах задавали дурацкие вопросы, типа: "Нашёл вчера тычинку у ромашки... Не скажите ли, где разыскать пестик?" Все ржали, а Капитолина Сергеевна, поправляя круглые нелепые очки, начинала добросовестно объяснять, что такое пестик и как его отыскивают у цветов.

         Санька даже как-то сказал старшему брату, восьмикласснику:

         - Валь, поговори с пацанами, чё они пристают к Капитолине? Придурки что ли? Не понимают, какая она законная ботаничка, всё знает про растения и природу, и вообще...

         - Это ты ей скажи, чтоб она понимала, когда говорят по правде, а когда издеваются! Дурочка какая-то!

         - Это вы все дураки! - ругался Санька, зная, что Валентин никогда не обидит младшего брата.

         За лето река по новой заливала пруд, опять плескалась рыбная молодь у берега. Осенью сброса не делали, давали рыбе подрасти, и чудо-жизнь на запруде продолжалась до следующей весны. Санька написал письмо в "Пионерскую правду", рассказал о делах, творящихся у них. В школу приехал шустрый молодой корреспондент из областной газеты, мальчишку вызвали в пионерскую комнату и в присутствии десятипудового, задыхающегося как рыба на берегу, директора школы Свердлова, по кличке Нарком, и комсомольского инструктора пообещали, что за кляузы его никогда не примут в пионеры.

         "Ну, и фиг с вами, - думал растерявшийся, а потом обидевшийся на всех Санька, - достану у рыбаков взрывчатку, взлетит на воздух, к едрёне фене, вся ваша плотина. А река восстановится и побежит дальше..."

***

         Санька мечтал о рыбацкой удочке, бамбуковой, с латунным разъёмником, а то и двумя. Но денег в семье не было: даже на школьные обеды приходилось брать из дома чёрный хлеб, намазанный маргарином или подсолнечным маслом, хотя почти все дети в классе ходили в буфет на котлету с макаронами. Мальчишка стал приглядываться к метровым по высоте упруго-ивовым корзинам, которые штабелями лежали на колхозном рынке. Можно бы спокойно стибрить их у вечно похмельных торговцев овощами, но ведь это - воровство. Он придумал другое: ходил между торговыми рядами, караулил опрокинувшиеся корзины, когда их не успевали подхватить с кузова машины или телеги. Быстро собирал огурцы, помидоры или картошку в плетёнку, отдавал её хозяину и спрашивал: "Нет ли свободной и непригодной корзины?" Отвечали одинаково: "Иди в хранилище, смотри сам, возьми, что надо".

         Но хороших корзин не давали, хотя из двух-трёх развалюх можно было сварганить вполне приличную. Санька ставил недалеко от берега плетёнку и начинал шастать по осоке, стучать ногами по кочкам. Вопреки законам природы, рыба, с испугу, скатывалась по течению, попадая прямо в корзину. Конечно, небольшая, пескарь да плотвичка, иногда мелкий налим да шальной окушок. Но на уху и даже, в удачный день, на жарёху хватало.

         Мама, работавшая уборщицей в две смены, была рада любому приработку: прокормить четверых детей - непростая задача. Отец умер вскоре после войны, инвалид первой группы так и не оклемался от ран. Она уходила на рассвете, возвращалась в сумерках, усталая, осунувшаяся, несла в руках 2-3 жестяных ведра, в которых лежала мешковина. Санька сбегал от друзей, ото всех игр и развлечений, шёл встречать маму. Она любила его больше всего на свете: он - младший, послевоенный, самый дорогой и желанный. Мальчик просил маму закрыть глаза, заводил в жилую комнату двухэтажного барака, тут же подтаскивал к ногам медный таз с рыбой. Она в сотый раз удивлённо вскрикивала, брала голову Саньки за виски и, целуя глаза, приговаривала:

         - Ты наш кормилец... Ты мой самый главный мужчина. Даже почистить рыбку успел. Щас я в муку её, через двадцать минут будем кушать... Да какая крупная, да рекой пахнет, Боже мой, какое счастье, что ты у меня есть!

         Санька готов всё отдать за такие счастливые минуты: он крутился вьюнком у ног мамы, резал ломтями чёрный хлеб, наливал в кружки молоко, мыл огурцы, которые сёстры успевали собрать с импровизированного огородика возле дома. Потом нёсся на улицу и кричал:

         - Нина, Люда, Валька - ужинать! Мама пришла...

***

         Двухколёсная тачка бежит легко, поклажа невелика - корзина с раскрывающимися стенками. Санька чувствует, сегодня может произойти чудо: должен кто-то крупный попасть в снасть. Он спускается с холма с пологой стороны, лавируя между бронзовыми столетними соснами, подъезжает к осоке, раздевается, рвёт траву, чтобы замаскировать одежду и тележку. Корзину не стал закреплял на дне реки, подложил её к кувшинкам и поплыл, бултыхая ногами и руками. Ивовые прутья неспешно погружаются в воду, длинные стебли цветов раскачивают их на течении. Разворот, мощный нырок, голова мальчика уже у входа в корзину: так и есть, кто-то сильный бьётся о дно снасти. Санька поднимает плетёные края и направляется к берегу. "Как здорово, что под ногами песок, не тина, - думает он, - корзина намокла, вот выскользнет из рук, уплывёт по течению, прощай тогда рыбка."

         Выбирается на пологий берег, отходит на пять - шесть шагов от воды и опрокидывает корзину на траву. Тишина, нет признаков жизни. Тогда мальчишка поднимает днище и начинает его потряхивать. В траву вываливается здоровенный уж коричнево - бурого цвета, на голове - жабры, по туловищу, сверху - вниз, идут желтоватые полоски, хвост как у всех рыб, только скруглённый. "Наверное, вьюн, видел таких, но небольших... А этот уж слишком. Чё я с ним делать-то буду? - Санька смотрит на рыбину в полной растерянности, - домой-то не дотащишь... Оглушить? Нет, жалко, не могу. Тогда надо отпустить? Но ведь это моя рыба, это же я сам поймал. Надо маме показать, брату, сёстрам. Они никогда не видели такого большого."

         Мальчишка быстро принимает решение: в корзину закладывает траву, которую нарвал для маскировки одежды, обильно смачивает дно водой, кладёт туда рыбину, сверху снова набрасывает осоки. Он видел, как рыбаки заворачивали щурят в крапиву и лопухи, чтобы свежими принести их домой. И, не медля ни секунды, на ходу застёгивая штаны, мчится домой, благо, идти не так далеко.

         К вечеру полдома побывало у него в комнате, где в большом жестяном корыте разместилась чудо - рыба: змея - не змея, уж - не уж, все решили, что это - вьюн. Мама всплеснула руками, испугалась, запричитала:

         - Сынок, да зачем ты принёс-то её, да как ты умудрился живую-то дотащить? Что теперь делать-то с ней будем? Я даже не знаю, как готовить такую рыбину... И убивать-то жалко, прямо царь-рыба.

         - А чё такого? Щас я её по башке скалкой пару раз тресну и будет, как миленькая... - сказал старший брат.

         - Нет, Валя, жалко, - остановила мать сына, надо вернуть её в реку...

         - Ма, ты чё говоришь-то? Ну, другому достанется рыбаку, он быстро уху или жарёху из неё сварганит! - не унимался старший брат.

         - Придумала! - вскрикнула Нина, старшая сестра, - ма, помнишь, на железнодорожном вокзале мы смотрели аквариум, просто гигантский, в центре зала стоит... Давайте отдадим рыбину туда.

         - Точно, дочка, только как довезти её, это ж тридцать минут на трамвае ехать, через весь посёлок тащить?

         - Так у нас десятилитровая бутыль есть, даже с широким горлышком, загоним вьюна туда, немножко водички, поставим в мешок и айда, хоть на поезде вези! - все по достоинству оценили разумную речь брата.

         Стали готовить операцию - "Перевозка". На следующий день мама, как всегда, оказалась самой занятой, сестры ехать на вокзал категорически отказались, пришлось собираться в путь-дорогу братьям. Санька не смог выловить рыбину из корыта, брат накинул ей на спину мешок и только тогда сумел схватить её. В горлышко бутыли она проскользнула без проблем, свилась на дне кольцом, получилось почти два оборота. В трамвае Валентин держал мешок на коленях, стенку бутыли упёр в спинку соседнего сиденья. Доехали без приключений.

         В дверях вокзала их остановила женщина в шинели, видимо, дежурная:

         - Куда это направляетесь без взрослых, голубчики? Это не детский кинотеатр, это вокзал, с поездами, опасностями...

         - Мне уже шестнадцать! - здорово приврал Валентин.

         - И что, мать вас одних на поезд отпустила? - не унималась дежурная.

         - Да нет, тёть, - затараторил Санька, - у нас в мешке большая рыбина для вашего аквариума, вьюн называется... Разрешите нам выпустить её туда, жалко ведь, помрёт без воды.

         - Это начальника надо спросить. Вы постойте здесь, я щас вернусь, - и она быстро пошла к двойным дверям на противоположной стороне зала.

         - Чё ты вылез, дурачок, щас выгонят нас, чё будем делать с твоей рыбой? Пойдём, пока тётки нет, выпустим вьюна в аквариум и бежать... - старший брат начинает злиться.

         - Не достанем до воды, стул или скамейка нужна, вон он, какой высокий... - младший осторожничает, тянет время.

         - Топайте ко мне! - буквально заорала с полдороги дежурная по залу, останавливаясь у шестигранного аквариума на полный куб, не меньше, чистой воды, - стул захватите, не дотянемся...

         Санька схватил стул, стоящий возле входных дверей, брат первым пошёл к аквариуму, неся мешок на плече. Они влезли на узкий карниз, обрамляющий искусственный водоём. Валентин вынул бутыль из мешка, наклонил горлышко, вода быстро стекла, но вьюн и не думал выбираться из посудины, лежал на свободном пространстве, также свившись в два кольца.

         - Ни хрена себе, - сказал старший из братьев, - чё делать-то будем, как достать-то его?

         - Придётся бутыль окунуть в воду, прямо там перевернуть и поднимать кверху, чтобы он, гад, не смог отвертеться... - чувствовалось, что ситуация стала доставать и юнната. Он уселся на стенку аквариума, начал закатывать рукава лёгкой куртки. А брат молча погрузил бутыль в воду, забулькало, пузыри пошли кверху да так энергично, что всплыли все водоросли по краю аквариума, - во, гад, не хочет на свободу...

         - Сань, ты не суетись, щас я его способом утруски выкину! - Валька начал поднимать бутыль кверху, рыбина волей-неволей поползла к горлышку. Не прошло и минуты - вьюн очутился на песчаном дне. Не дёргается, не суетится, прилёг на песок и тихо шевелит жабрами, - вот так-то лучше, - сказал старший брат, передал бутыль дежурной, хотел спугнуть рыбину. Не рассчитал, получился обман из-за толщи воды: рука утонула до подмышек и опоры о дно не получила. Он правой частью туловища завалился в аквариум, голова едва торчала над водой. Санька начал спасать брата, с головой ушёл под воду. Рядом с бассейном собралась толпа, все смеялись в голос и до слёз. Братья, помогая друг другу, выбрались на узкую площадку аквариума, с них ручьями бежала вода. В зале ожидания перестали продавать билеты: все очереди пассажиров перетекли к бассейну. Громче всех смеялась дежурная в шинели...

         - Пойдёмте ко мне в дежурку, отожмётесь, обсохните чуток да чаем напою, чтоб не простыли, - сказала женщина и пошла в междверное пространство центрального входа, - червей да ручейников - сами носите, хотя бы раз в неделю. Мы-то кормим своих манкой да крошкой мотыля. А он, правда, не сожрёт мелочь пузатую?

         - Осоку да червяков любит вьюн, точно как карп, - ответил Санька, отжимая на ходу куртяжку, - только водопроводная вода для него во вред будет, конечно...

         - Ну, уж, извини, другой у нас нет. Да там, в аквариуме, водорослей полно, травы, опять же, всякой, так что привыкнет... А ты, малой, натуралист что ли, о вьюне-то всё знаешь? - женщина с улыбкой смотрела на Саньку, передала бутыль Валентину и стала помогать отжимать куртку. И всё это происходило по дороге в дежурку.

         Пацанам во дворе дома братья сказали:

         - Не забывайте навещать вьюна, когда будете на вокзале.

***

         Весна пролетела в горе и страданиях. Санька даже не видел сброса воды на запруде: сливали её ночами, дозировано. А посёлок ждал конца заседаний народного суда. Судили преступную группу, похитившую продукцию текстильного комбината в особо крупных размерах. Валентин попался, как соучастник, стоявший на "атасе" при переброске мануфактуры через забор предприятия. Как он очутился в банде, оставалось загадкой: к ним в секцию приходил бывший футболист, отсидевший в тюрьме за драку с убийством. Вот он, видимо, желая быстро разбогатеть, сколотил группу, куда и Вальку затащили...

         Мама слегла, она не могла даже на суде присутствовать: аритмия сердца. Санька помнит, как в конце зимы приезжал к ним в барак какой-то адвокат по фамилии Гельман: в шубе, боярской шапке, с золотыми часами на цепочке. Он прямо сказал маме:

         - Шура, пойми меня правильно: я госзащитник, это формальность... Могу вытащить твоего сына на условный срок, знаю доподлинно, что он ни при чём, его, дурачка, малолетку, использовали. Но надо найти пять тысяч рэ... Это цена вопроса. Ищи!

         Вот тогда и слегла мама: вся большая комната в бараке, поделённая на две половины фанерной перегородкой и встроенной кухонкой 2х2 метра не стоила столько ни с мебелью, ни с одеждой. Она ходила на приём к директору комбината, учителя просили у суда за Валентина, хорошего ученика и перспективного футболиста. Ничего не помогло: ему дали три года спецколонии для малолетних преступников, говорили, что этапируют куда-то в Мордовию.

         Санька метался по посёлку, слушал мужиков у пивнушки, искал тех, кто бы смог организовать брату побег из СИЗО. Школьная подруга Танька, племянница вора в законе, привела его домой, познакомила с дядей. Тот выслушал сбивчивый рассказ мальчишки, помолчал, походил по комнате, сказал:

         - Понимаешь, вьюнок, несерьёзно всё это... Какой побег, если по поимке тебе дадут больше, чем ты получил. Надо хорошо сидеть: половину срока скастят, домой вернёшься молодым и честным человеком... Понял, о чём я гутарю? А вот проводить брата на зону надо. Я передам тебе через Танюшку, когда это будет, сходите с мамой на вокзал, попрощайтесь по-человечески...

         К четырём зарешёченным вагонам, стоящим на запасных путях, подъехали шесть или семь чёрных воронков. Территорию железнодорожных путей оцепили военные с овчарками. Собаки бросались друг на друга, лаяли, стоял такой гвалт, что уши закладывало на расстоянии. А ближе чем на полсотни метров родственников не пускали к спецвагонам. Санька приехал с сёстрами, маму положили в больницу, она совсем расклеилась. Он оставил толпу, пробрался к последнему вагону с тыльной стороны, где дежурило всего четверо солдат с карабинами и, что главное, без собак.

         - Малой, ты чё суетишься под ногами? - спросил старший наряда, сержант, - провожаешь кого?

         - Брата, старшего, малолетку, три года дали, сволочи, ни за что... - Санька заплакал непроизвольно, сам по себе, слёз не вытирал, стыдно, чай, на людях-то реветь.

         - Идём к тамбуру, малолеток в последнем вагоне повезут... Но стой рядом со мной, собаки загрызут, если побежишь.

         Начальник конвоя всё поменял: первыми стали выгружать несовершеннолетних преступников, погнали их живым ручейком в головной вагон. Санька стоял, вглядываясь в серые фуфайки мальчишек, бегущих по одному. Крики, команды, мат, лай собак, рёв и стоны родственников - всё смешалось на площадке в сотню квадратных метров.

         - Мама, не грусти, я не виноват... - кричит какой-то лопоухий пацан - преступник, скинув шапку и размахивая ею в воздухе.

         - Сынок, носки тёплые надень, я передала конвою, там и папиросы...

         - Щас я те устрою папиросы, мать-перемать! - орёт офицер, держа в руке наган на шнурке.

         Валька худющий, вытянувшийся на полголовы, знал: мама болеет, даже на суде не была, ему некого высматривать в толпе, школьников на отправку не пускают. Он наклонил голову к земле, руки засунул в карманы и потрусил к первому вагону. Сёстры закричали:

         - Валя, дорогой, это мы, мы здесь!

         Он развернулся к толпе, посмотрел, сестёр не увидел, но всё же крикнул:

         - Как мама? Санька где? Держитесь, и я - выдержу!

         Задние в ручейке подтолкнули его к двери, он подпрыгнул на подножку, исчез в вагоне. "Вот и всё, увезут, не увижу больше..." - думал Санька. Слёзы неудержимо бежали по щекам. Достал платок, стал сморкаться в белую тряпочку с подрубленными концами... И вдруг закричал так громко и отчаянно, что сержант вздрогнул, прижал его голову к груди. Снял шапку, гладил ладонью по волосам мальчика, приговаривал тихо:

         - Ну, што ты, пацан, успокойся... Не смертельно же... Да и срок небольшой. Нам сказали, они расконвоированными будут. Жить можно...

         Вырвавшись из рук военного, Санька побежал через железнодорожные пути к вокзалу. Больше не мог оставаться здесь, понимал, что сердце выпрыгнет из груди, что он умрёт от горя. На перроне никого не было, у поездов - перерыв, люди сидели на скамейках, толпились у касс. Он ворвался через двойные двери в просторный зал, быстро пошёл к аквариуму. В свете ярких ламп на люстрах, свисающих с потолка, мальчик увидел своего питомца. Вьюн медленно кружил по самому дну, шевеля жабрами и раскачивая из стороны в сторону хвостом. Мальчик сложил ладошки на карнизе аквариума, не отрываясь, смотрел на рыбину. Вьюн прибавил скорости, поднялся от песка, поплыл ещё быстрее, кружил почти по поверхности воды. Нырял на глубину, тут же свечой взмывал вверх, разгоняя соседей.

         - Помни нас, вьюнок, - прошептал Санька, - живи долго, дождись Вальку.

         Домой поехал один, не стал дожидаться сестёр. Надеялся, что успеет попасть к маме в больницу: там его знал весь медперсонал...