Заказать третий номер








Просмотров: 1099
23 января 2015 года

Это похоже на какой-то бред.

Почему мне так хочется его понять?

Кто он был в моей жизни, кто?

Почему, вместо того, чтобы искать что-то родное, близкое в себе и в окружающих меня людях, я должен пытаться понять его?

Простите, я понимаю сейчас, что все, что я говорю, — это на полчаса времени, не более. Попытка осознать такое ничтожное событие в жизни не может длиться более чем полчаса.

Потерпите, всего полчаса…

Жил-был человек, которого никто не воспринимал. Не то чтобы его не любили — нет, просто он был для всех каким-то тихим, пустым, неоскорбительным явлением. Звали его Грязев. Ну, вы же знаете, как часто бывает, что в юности называют человека не по имени, а по фамилии, и при этом с оттенком уважения или пренебрежения. А «Грязев» был с оттенком… глины — да, бесформенной такой глины. В художественном училище, куда Грязев вместе с нами после девятого поступил на живописное отделение, по фамилии его стали называть сразу. Нет, имя его я помню: Саша. Бывает так, что имя помнишь, но не употребляешь.

Одевался Грязев как чухан — всегда в коротковатых «колхозных», заглаженных до жирного блеска, черно-коричневых штанах, дешевых ботинках, из которых виднелись носки, в какой-то тотально немодной рубашке. И это при отце — известном советском художнике со всякими почестями: выставками, премиями, госзаказами, стало быть, деньги в его семье водились. Со своей тонкой шеей, взъерошенными волосами, круглым маленьким подбородком, на котором торчали несколько волосин, вздернутым носом, черными глазами-пуговками и чуть картавым голосом, Грязев имел типичный вид калича, как называли мы тех, кто не умел шутить, дурачиться, стильно одеваться, снимать телок, пить, танцевать, интересно что-то рассказывать, курить план, драться — словом, жить.

Смешно еще было то, что Грязев поступил на живописное отделение, где учились одни суперактивные девки: ногастые и грудастые художницы, носившиеся шумной толпой и разрисовывавшие холсты так, словно выполняли скоростной бизнес-план. А Грязев неторопливо мешал на палитре и холсте земляного цвета краски, но делал это не вдумчиво, а словно бы в какой-то заторможенности. По крайней мере — так казалось со стороны.

Но его не обижали. Как-то в голову не приходило, такой он был странный и даже интересный в своей задумчивой заторможенности. А если точнее — не было в нем той тонкой человеческой струны, которую обычно хочется задеть, когда кого-то унижаешь.

Как-то я, Селен, Матвей и Хитрун собрались в нашем училищном туалете на втором этаже и забивали в папиросы план, который принес Матвей. Забили первую, пустили по кругу, пыхнули, стало легко и приятно.

Из туалета через окно был виден двор, в котором проводился урок физкультуры. Мы смотрели на бегающих по кругу девчонок, на их мелькающие в солнечных лучах ноги и дергающиеся под футболками груди, со смехом обсуждали, какая из них уже трахается, а какая еще нет. Матвей говорил, что драл половину из них, и показывал: разводил руками и закручивал воображаемые женские ноги вокруг головы — и мы смеялись и верили. А потом, когда мы опять забили и пустили по кругу вторую, Матвей ткнул пальцем в окно и крикнул:

— Прикиньте, Грязев!

Мы столпились у окна и стали смотреть. Разумеется, не будь мы под травой, то не пожирали бы глазами Грязева и не ржали бы как полоумные. Но что-то такое трава делает с человеком — вероятно, дает щелбаны его покоящейся в сосуде душе, грубо ее раскачивает, и поэтому с нами происходит что-то глубокое и одновременно безобразное.

— Глядите, глядите, да он дрочит!

—Та не, это он медитирует… Ха-ха-ха!

— Нет, пацаны, я амонал*, Грязев же на сфинкса похож, смотрите…

— Да на папу Карло, ты посмотри, вылитый Карло!

Грязев стоял возле спортивной площадки в своих коротких наглаженных брюках и в тупорылых ботинках, действительно похожих на башмаки папы Карло. Вздернув подбородок и деловито засунув руки в карманы, он смотрел на бегающих девчонок. Рядом с их сверкающими на солнце телами Грязев казался каким-то засушенным черным грибом.

Казалось, весь мир дышит, живет, мчится, бежит куда-то к чему-то новому и сильному, и только этот человечек с пузырящейся рубашкой и широкими не по размеру штанами замер в душном пространстве.

И тут что-то случилось со мной — наверное, начался какой-то особый приход, потому что я разом как-то просветлел. Будто разомкнулось что-то в груди и зажглось. Стало стыдно насмехаться над Грязевым, я замолчал. И так остро это новое свое состояние почувствовал, что голоса смеющихся друзей вокруг утихли — словно их накрыло одеялом, и я в этом новом сияющем мире вышел из туалета и стал спускаться на первый этаж. С каждым шагом я наливался светом. Людей в коридоре не было, я встретил какого-то вшивого, жалобно мяукающего котенка — взял этот комок и поцеловал прямо в нарывающий какой-то заразой лоб. Я не чувствовал отвращения, свет заливал меня.

Когда я вышел во двор училища, Грязев был все еще там. Он стоял, отвернувшись от спортивной площадки, на которой девчонки под руководством физрука с громкими визгами играли в волейбол. Лицо Грязева мне показалось каким-то хрустальным, казалось, оно вот-вот разобьется.

— Саша, Саша, — сказал я, — ну как ты, что?

Я улыбался, поливая его лучами выходящего из меня солнца.

— Я думаю, — Грязев пожал плечами.

— О чем?

Он посмотрел на меня, а потом куда-то вперед, мимо. Казалось, он заметил впереди что-то далекое и важное.

— Что-то я никак не пойму, — сказал наконец Грязев, — то ли мне срать, то ли е...ться хочется.

            Я не очень-то помню свою реакцию на эти слова. Ну, дайте кому-нибудь обкуриться и скажите ему вот так. Наверняка он зайдется от смеха. Но я точно помню, что не зашелся. Видимо, почувствовал, что Грязев сказал это не для того, чтобы подколоть или еще как. Он просто сказал. Для него это была реальная проблема выбора.

            А потом… Ну, какие-то грязно-цветные пятна света. Вспыхивающие холсты воспоминаний. Как-то я зашел к живописцам на курс спросить что-то из красок, кажется охру или кадмий желтый, которые у меня закончились. В аудитории находился один Грязев, он дописывал по памяти обнаженную натуру. Я подошел, спросил краски, он ответил, что у него есть только умбра, кадмий коричневый и краплак. И продолжал молча работать: отходил, присматривался и резко бросался на холст с кистью, словно мушкетер. Но почти каждый его мазок соответствовал его фамилии. Есть в живописи такое понятие — грязь. Это не серый, не черный цвет, это когда краски на холсте смешиваются в негармоничной пропорции и вместо прозрачного полутона или бархатной тени получается жухлая неприятная грязь. Тот человек на холсте, которого Грязев сейчас дописывал, показался мне похожим на живой труп. Настолько он был весь неживого мертвого цвета. Хотя внутри у него что-то едва заметно билось, пульсировало. Там жила какая-то скрытая, непонятная мне и непонятно кому нужная жизнь.

С похожей жизнью я встретился, когда познакомился с его отцом.

Весной отец Грязева пришел в наше училище по поводу открытия своей выставки. Папа Грязева оказался точно такой же, как сын: худой, в немодном, плохо сидящем коричневом костюме, в дешевых советских ботинках, с тонкой морщинистой шеей и козлиной бородкой.

Только на пятьдесят лет старше.

Грязев, как говорили, был его единственный поздний ребенок. Отец Грязева ушел на фронт в 41-м добровольцем, попал в плен и всю войну провел в фашистском концлагере. Он сам это нам рассказывал картавым бесстрастным голосом, когда открывал выставку в актовом зале. Выставка состояла из рисунков углем, которые отец Грязева нарисовал, когда сидел в концлагере. Немцы, оказывается, ему там разрешили рисовать. Но только таких же заключенных, как он сам. Если бы он изобразил хоть одного немецкого солдата-охранника, его бы сразу расстреляли.

— Рисуя людей, — рассказывал Грязев-отец, — я спасался таким образом от смерти, которая в концлагере присутствует рядом с тобой.

Каким-то чудом он сохранил эти рисунки. На пожелтевшей бумаге были изображены фигурки худых, одетых в робы людей, которые сидели, лежали, стояли, шли, поднимали что-то, несли. Темные худые человечки, чем-то похожие на самого художника и его сына. Такие маленькие Грязевы.

Снова в моей жизни Грязев появился, когда мне было уже двадцать два года. Я тогда только что отслужил армию, мы решили всей компанией поехать в Москву, посмотреть празднование тысячелетия крещения Руси. Было жарко, июнь. Многие из нас тогда уже начали увлекаться разными религиозными учениями: буддизмом, Кришной, христианством.

Грязев тоже отправился с нами. Говорят, что мы ехали с ним в одном поезде и в одном вагоне, но я его совершенно не помню. Всю дорогу мы пили, познакомились с двумя девчонками, которых обаял Селен. Что-то он им там втирал про позднего Пикассо, а Хитрун рассуждал про раннего Будду, и они обе ушки развесили. Позже Селен в Москве одну из них оприходовал.

Но вот когда уже ехали в Сергиев Посад, в электричке, Грязева я помню. Он сидел перед нами, ровный, прямой, все в той же отсталой одежде, с такими же редкими волосами на подбородке, из обновлений в нем только фотоаппарат «Зенит» на шее.

Интересно, кстати, служил ли он в армии?

Грязев, ты служил?

            В Сергиевом Посаде били колокола. Со всего мира съехалось множество церковных и светских персон. От обилия нарядных священников рябило в глазах. Вокруг щелкали фотокамеры, раздавались восторженные крики. Подчиняясь всеобщей праздничной и какой-то истеричной атмосфере, мы тоже снимали на свои мыльницы эти праздничные процессии. Зачем? Сейчас я иногда нахожу поблекшие черно-белые фотографии неизвестных мне монахов, священников — почему-то они остались в моей жизни.

А Грязев…

На него атмосфера праздника повлияла как-то сильнее, чем на нас. В него даже словно буквально вселилось какое-то неистовое существо. Я видел в толпе его беспокойное тревожное вытянутое лицо и выпученные глаза. Свесившись через бортик металлической ограды, едва не падая, Грязев беспрерывно щелкал своим «Зенитом». Происходящее напоминало кадры какого-то знаменитого кинофестиваля: по обе стороны толпится сдерживаемый ограждениями и милицией народ, а по дорожке чинно движутся ВИП-персоны. Несколько фотографов и телевизионщиков стояли возле дорожки за оградой; судя по табличкам на груди, это были аккредитованные журналисты. И вдруг я заметил, что Грязев со своим «Зенитом» на шее очутился рядом с этими журналистами — видимо перелез через ограду. Лицо Грязева озаряла тревожная радость причастности к чему-то космически важному. Подламывая ноги, он резко падал то на одно колено, то на другое, почти ложился на землю, вскакивал, отпрыгивал, менял позицию, вытягивая перед собой «Зенит», и снимал, снимал, снимал… Фотографы с возрастающим недоумением, а вскоре и с раздражением, поглядывали на него. Но Грязев неистово бросался под ноги идущим и щелкал, щелкал. Казалось, он сошел с ума. Один толстый монах в длинной черной рясе споткнулся о Грязева, полетел вперед и упал бы, если бы его не подхватили.

Возле Грязева почти сразу же возникли двое мужчин в одинаковых темных костюмах. Взяв Грязева под руки, они отвели его в сторону. Я видел, как у него проверяют документы, как открыли фотоаппарат и вытащили пленку. Лицо Грязева стало робким, тревожным. Таким лицо было у моего друга Пани, когда нас за школой поймали старшеклассники-хулиганы, а мне удалось вырваться, и я отбежал и смотрел со стороны, как Паню о чем-то допрашивают, а потом отбирают мелочь. Наконец высокий мужчина в костюме вытащил рацию, но видимо передумал, покривил лицо и спрятал ее в карман пиджака. Он развернул Грязева спиной к себе, приподнял его за воротник и повел перед собой, точно нашкодившее животное, при этом Грязев, почти отрываясь от поверхности земли, дергал руками и ногами. Держа Грязева одной рукой, человек в костюме отодвинул заграждение и несильно толкнул его в спину — Грязев влетел в толпу.

В той раскаленной от июньской жары Москве мы провели еще несколько дней.

И я снова не помнил Грязева, а помнил только себя, друзей, наши прогулки по Арбату, походы в Пушкинский музей и в Третьяковку, попытки попасть на концерт какой-то рок-группы. А однажды — это было уже через пять лет после поездки в Москву — ко мне домой пришел Матвей. Поболтали о том, о сем, о том, как продаются его работы, как мои дизайнерские успехи. И в конце он сказал:

— Грязева помнишь?

— Конечно, кто ж его не помнит.

— Он пропал.

— Как пропал?

— Так, пропал. Недавно я его мать встретил, у него ж отец умер, и он с матерью живет, так она говорит, что Грязев пропал. Уже два месяца, говорит, как его нет. Ни записки, ничего, просто ушел из дома и все.

— Н-да… — кивнул я.

Мы еще о чем-то поговорили. Кажется о том, что Грязев всегда был немного, что ли, не в себе. Говорят, он аутизмом болел в детстве. Как и его отец. Ну да, видимо это у них наследственное.

А потом — через несколько дней — Матвей мне позвонил и сказал:

— Слушай, Грязев умер.

— Да ты что!

— Его нашли на каком-то чердаке старого дома, на окраине. Он там это… повесился.

— Вот это да… Ну вот это да-а-а…

— Да, такие дела. И записку оставил на чердаке. Типа, что его никто не любил, и поэтому он это сделал. Я мать его встретил — ты же знаешь, моя мастерская рядом с мастерской отца грязевского. Она просила это… прийти помочь, вынести его из морга… ну там то, се… Говорит, что мы, вы, мол, друзья его, однокурсники.

— Подожди, так что же, больше некому? — сказал я.

— Что некому?

— Выносить.

— А, ну да… Не знаю, она говорит — да, некому…

— Два месяца прошло после его смерти?

— Ага. Слушай, я узнавал, там тело в морге в таком мешке в таких случаях хранят. Ну, надо просто его вынести…

Грязев — то, что от него осталось, слизкое, черное,— в этом мешке. И этот мешок надо выносить. Картинка возникла передо мной и не хотела гаснуть.

— Подожди, — сказал я с каким-то неприятным самому себе возмущением, — но ведь быть не может, чтобы никого из родственников или знакомых у них в семье не было, чтобы вынести!

— Ну да, — сказал Матвей, — я тоже так думаю. Но она сказала, что никого вроде…

Матвей замолчал, я тоже.

Я чувствовал, что он не настаивает. Да и никто вокруг не настаивал. Весь мир не настаивал. Я мог сейчас пойти и лечь в постель, накрыться одеялом и заснуть. Никто бы не настоял.

— Слушай, Жень, честно говоря, мне очень не хочется идти, — сказал я. — Как-то я не люблю, знаешь… похороны. Если бы я умер, то никого не заставлял бы… там… меня выносить.

— Я тоже. Понимаю, Серега…

— Не может такого быть, чтобы прямо уж некому было выносить!

— Да, наверное. Ладно, Серый. Я узнаю, и, если что, перезвоню. Может и я не пойду. Ну, давай.

— Давай, Жень.

            Он пошел. И Хитрун, и Селен пошли, с неохотой, правда. Селен был самый талантливый из нас и самый ленивый, уж не знаю, как удалось его уговорить.

Правда, мешок с Грязевым никому выносить не пришлось. Все сделали работники морга, они упаковали тело в гроб, забили. Ни запаха, ни ощущения, что Грязев был внутри. Никто даже к гробу не прикоснулся, рассказывал мне Матвей.

«Так что зря ты не пошел», — помню, против своей воли с каким-то искренним сожалением подумал о себе я.

Но с Грязевым, тем не менее, я еще встретился.

Не совсем правда с ним — но мне как-то реально показалось, что с ним.

Вот как все было.

Через месяц с лишним я пришел в мастерскую Матвея, там были и Селен, и Хитрун. Мы сидели, курили, смотрели картины, о чем-то спорили. Селен предложил выпить, мы стали сбрасываться. В это время в дверь постучали, Матвей открыл, вошла мать Грязева: худая, высокая женщина с жидкими седыми волосами и в очках с толстыми стеклами. Она сказала, что сегодня сорок дней со дня смерти сына, и что она приглашает всех нас помянуть Грязева.

Мы пошли с ней. По дороге Матвей сказал мне негромко, что «какие там сорок дней, если Грязева нашли только через два месяца?», но что матери Грязева, мол, все равно, и надо ее конечно уважить.

Мы пришли — мастерская Грязевых находилась через дорогу.

Мать Грязева была совсем не похожа на сына и на его отца. В ней было что-то безумно острое и в то же время спокойное, аристократическое. На столе стояли тарелки с сыром, хлебом, открытые банки рыбных консервов. Мама Грязева принесла из кухни и поставила на стол бутылку вина.

— Вот, — улыбчиво сказала она. — У нас в семье не пили, но для таких случаев всегда были запасы.

Бутылка вина была пыльная, с выцветшей этикеткой. Вглядевшись в нее, я с удивлением узнал марку вина, которое мы пили еще в советское время, — «Солнцедар». Таких сейчас не выпускают. Селен открыл вино, налил всем. Мать Грязева попросила:

— Мне совсем немного. Спасибо.

— Ребята, вы все хоронили моего сына, — сказала она тихим простудным голосом, — спасибо, что вы сегодня здесь.       

— Ну, пусть земля ему будет пухом.

— Царствие небесное…

Не чокаясь, мы выпили.

Я едва не выплюнул: вино оказалось невероятно кислым — видимо, испортилось. С трудом проглотил эту жидкость, больше похожую на уксус. Краем глаза я заметил, что сильно поморщились все, кроме матери.

— Вы ешьте, ешьте, мальчики, — сказала она, пододвигая тарелки с едой.

— Саша любил искусство, так же как и его папа, — говорила она. — Знаете, в последний час перед смертью Саша рисовал, он взял с собой туда альбом, уголь, и рисовал, рисовал… Я вам сейчас этот альбом покажу.

Она говорила это, глядя куда-то выше нас, и выражение ее глаз было непонятным за стеклами очков.

— Вы наливайте, пожалуйста, еще. Только мне не надо. Хотя ладно, и мне еще немножко. Спасибо.

Мать Грязева выпила. Поставила стакан и посмотрела выше наших голов, словно видела там что-то.

— Слушай, может, за водкой нормальной сходим, залить бы надо, — шепнул мне Матвей.

Но уходить было неудобно. Мать Грязева достала из шкафа и стала нам показывать рисунки сына на альбомных листах, найденных после его смерти. На листах бумаги были нарисованы углем черные, жирные и худые, изломанные человечки. Словно чертенята, мучающиеся какой-то болью.

Селен все-таки ушел за выпивкой, мать Грязева пыталась дать ему денег, но он устоял. Она продолжала переворачивать страницы альбома и комментировать рисунки. Мы слушали. Потом Хитрун и Матвей встали и принялись рассматривать сложенные возле стен картины Грязева и его отца. А я сидел на стуле рядом с худой высокой мамой Грязева, смотрел, как она переворачивает альбомные листы, и слушал, что она говорит. В животе бурчало, хотелось в туалет. Селен почему-то долго не возвращался, хотя магазин был в этом же доме. Мать перевернула последнюю страницу альбома, которая оказалась грязная, в каких-то разводах, и в середине ее крупными детскими каракулями было углем написано:

«Здравствуй, Бог. А ты меня любишь?»

* амонал - сленг, в значении "очень сильно удивлен, поражен"

 


 
No template variable for tags was declared.
Галина Мальцева-Маркус

Москва
Комментарий
Дата : Вс января 25, 2015, 13:59:48

Так не хочется первой оставлять здесь комментарий - хотелось бы послушать других, кто что скажет. Но и промолчать, оставлять здесь пустоту - тоже как будто нельзя, словно этим еще раз оставишь этого Грязева наедине с его черными человечками и вопросом без ответа...
Без сомнений, это один из тех рассказов, которые потом никак не удается выбросить из головы. Через какое-то время он всё равно будет всплывать неожиданно, заставлять над собой думать. Узнаваемый - и в то же время всё такой же необъяснимый герой. Жалость к нему - с одной стороны, и понимание, почему не хочется быть рядом с ним и дружить. Словно человек изначально рожден одиноким, с тем, чтобы другие его отталкивали и при этом оставались невиноватыми.
Вопрос, поставленный в конце, сначала показался надуманным - этаким сильным авторским ходом. Но вот спустя какое-то время понимаешь, что это единственно возможный вопрос, ради которого была создана эта одинокая душа - ради вот этого обращения к Тому, кто, в отличие от людей, принимает каждого, всякого, любого... Ответ на этот вопрос может быть только один - "Да". Если этот ответ был бы другим - мир бы рухнул. По крайней мере, такой мир был бы не нужен.
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Вс января 25, 2015, 16:47:59

А я сталкивалась с подобным человеком. Совсем при других обстоятельствах естественно. То же было непонятно почему... И действительно создавалось впечатление, что не сфинкс как у Валерия, а то ли клон, то ли инопланетянин, будто вместо души какой-то аналог, заменитель. Конечно, что-то там внутри у него есть. Вот только что... Тут тема очень тонкая, неоднозначная. На мой взгляд, здесь показано через восприятия героя некое, даже не знаю, как сказать, может, скорбь об утрате человеком связи с Богом, который бы мог каким-то образом объяснить почему так. Потому что не на все вопросы можно найти ответы у людей... И эту скорбь неосознанно ощущает герой-рассказчик.
Любовь Гудкова

Москва
Комментарий
Дата : Вс января 25, 2015, 19:18:26

Человек нуждался в любви, но, похоже, не говорил об этом, не искал, не добивался. Судя по образу жизни и сам-то себя не очень любил. Но любимым быть хотел. Как в этой жизни все непросто, увы...
Марта Валлерс

Москва
Комментарий
Дата : Вт февраля 03, 2015, 20:14:05

Жанна Дарк ( не знаю, как с апострофом написать) в исполнении Инны Чуриковой говорит примерно следующее -"вы говорите, что человек низмен и гадок, но это низменное существо вдруг спасает младенца из-под копыт лошади и умирает с улыбкой на устах"... О чем я?

О гуманизме литературы. О человеколюбии. Об умении писателя не только смаковать распад и гниение, но и возвышать душу человеческую....

Автор, несомненно, человек не бездарный - это уже видно по грамотно выстроенной концепции рассказа ( не каждому это по плечу). И , кроме двуплановости сюжета, прослеживаются подводные течения ( достаточно ясные). Но -увы! - рассказ грубо конъюнктурный. Автор прекрасно знает - КАК и ЧТО надо писать, чтобы НРАВИТЬСЯ, чтобы заметили, чтобы оказаться в обойме.

Основная тема - ЧЕЛОВЕК ГАДОК. Безнадежно гадок. Главный герой - Грязев -гадок с небольшим оправданием - фразой в конце о Боге.

Гадок ЛГ, от лица которого ведется повествование - ну это целый букет всяких гадостей - например, доброе чувство, пробуждаемое только травкой, скабрезное отношение к женщинам - "он ее оприходовал" и т.д. Собственно в этом повествовании от первого лица - нет ничего похожего на эмоции выше, чем отвращение, омерзение. Ни жалости, ни сострадания. Анализ диковинного насекомого под микроскопом, смакование грязи.. Основная тема - "Я также гадок но мерзостью победителя , а не гадостью и никчемностью лузера по жизни..."

Автор прекрасно понимает ( уверена!), что им давно уже освоены лекала успеха в литературной деятельности - очень они в ходу. Вспомните, фильм "Левиафан".
Последняя правка: февраля 04, 2015, 21:31:27 пользователем Наталья Баева  
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Вт февраля 03, 2015, 20:32:36

Странно. Вспоминаю свою юность. У меня брат двоюродный близкий по возрасту. В пятнадцать-семнадцать лет он со своими друзьями говорили о девушках примерно в таких же выражениях, меня они не стеснялись, поскольку я была своя в доску:). Это не помешало большинству из этих юношей-балбесов-выпендрежников, повзрослев, стать вполне приличными, порядочными людьми. Мне кажется, это типично, такой показной цинизм для определенного возрастного периода. И парень-рассказчик скорее типичен для своего возраста и своей среды, чем гадок. А Грязев, кто-то со мной, может, и не согласится, я просто имею представление о том, что такое аутизм. Он действительно аутист. Но все-таки психика и душа - это не одно и тоже. И Бог его, конечно же, любит. И то, что этот легкомысленный герой всё время возвращается мыслями к этой ситуации тоже, наверное, говорит о том, что не пустой он человек...
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Вт февраля 03, 2015, 22:12:40

Кстати, Марта, наверное, огорошу. Просто иногда хочется вернуться к началу. Вот на заре "Артбухты" был опубликован рассказ Павла Косова "Слезы". Вот он: http://artbuhta.ru/index953.html Думаю, главная героиня вызовет большую симпатию, чем этот легкомысленный балбес Валерия Былинского. Но, на мой субъективный взгляд, эти рассказы созвучны. И тот, и другой о росте души. Да, совершенно разные люди. Да, разные ситуации. Но и там, и там смерть человека который герою/героине по большому счету никто... Очень советую всем прочитать эти рассказы один за другим и сравнить свои ощущения.
Марта Валлерс

Москва
Комментарий
Дата : Вт февраля 03, 2015, 22:55:06

Дело в том, что это не "легкомысленный балбес". И роста души ( как бы ни хотелось) там нет. Вот что удивительно. А есть наблюдение со стороны - с каким-то смакованием - неприятного образчика человеческой особи. Ведь автор легко обрисовывает своего героя одной фразой -"..то ли мне срать, то ли е...ться хочется."

И в конце - удивление - как? вот этот осклизлый кусок грязи - еще и претендует на любовь Бога?


Я не буду анализировать этот рассказ - мне он, честно говоря, неприятен. Нет, не из-за сюжета, не из-за стилистики - там все вполне профессионально. Там просто нет души. Как пирог, испеченный по заданному рецепту.
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Вт февраля 03, 2015, 23:42:15

Марта, а вы его уже проанализировали:), хоть и не хотели. Повторюсь: очень рекомендую после этого само разрушительного анализа:), прочитать "Слезы" Павла Косова:).
Марта Валлерс

Москва
Комментарий
Дата : Ср февраля 04, 2015, 13:36:41

Нет, до анализа еще далеко)) рассказ Павла Косова вряд ли можно ставить рядом)) там - действительно становление души - вопреки всему, мещанскому мирку, обычности быта и т.д. Девушка-официантка - неожиданно для себя и окружающих - получает душевную травму. Болезненную и непонятную. Для нее. И для всех. ну что тут такого - случайный посетитель, случайный наезд. Но для нее - потрясение. Потому что через ниточку ничего не значащих слов - они соприкоснулись душами. И основной акцент - болезнь души, рост души. Это - не чернуха.

Кстати, ничего нового - это метод неореализма - смаковать чернушные стороны жизни и своих героев. Обыкновенная практика - таких рассказов - море. ЛГ - аутисты, бомжи, дебилы, эпилептики. наблюдение над ними - сюжет с вкраплениями похоти, асоциала и т.д. Такие рассказы неизменно пользуются успехом у либеральных толстых журналов - автор попадает всегда в десятку.
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Ср февраля 04, 2015, 15:53:01

Насчет десятки не знаю, всё может быть:). Мне здесь что нравится-то. Я тут недавно общалась с одним приятным человеком, которого по его профессиональной деятельности судьба столкнула с музыкантами. Так вот, что он мне сказал: "Ир, я то думал они какие-то особенные, с богатым внутренним миром, а с ними разговаривать невозможно, рассуждения о жизни - это какой-то примитив на грани дебилизма, а как в руки инструмент возьмут - это чудо. И как такой товарищ с двумя извилинами может так потрясающе играть или даже сочинять музыку". Тоже можно, наверное, сказать и о художниках. Конечно, и среди них встречаются глубокие, чуткие, сострадательные и т.д. и т.п. Но встречаются и такие, как показаны эти ребята. Они - обычные в плане душевных качеств, не сволочи последние, но и не ангелы. При этом, среди них может оказаться действительно очень одаренный живописец, но не факт, что он еще и окажется хорошим человеком.

А почему о росте души. Да потому что эти ребята на том отрезке жизни, на котором они показаны, живут не задумываясь, у них по большому счету всё хорошо: в художественное училище берут далеко не всех, да и вообще, молодость, здоровье, внешность достаточно привлекательная для противоположного пола скорее всего. Они еще не столкнулись ни с чем серьезным. Да и они ж над Грязевым не издеваются, он для них странный какой-то,непонятный, нерадостный, а не объект для насмешек. То, что они над ним ржут обкурившись - да стоял бы на том месте кто-то другой, они бы и в другом нашли что-то смешное и ржали бы точно также только по другому поводу.
То что Грязев говорит про свою проблему выбора... Так у него в эмоциональном плане какая-то психическая задержка, а ума-то там столько же, как и у героя-рассказчика и набор выражений примерно тот же, когда он все-таки высказывается.
И еще: и для героя-рассказчика, и для его приятелей художественное училище - это комфортная среда, смею предположить, что они там не только девчонок обсуждают и обкуриваются, а еще и занимаются тем, что им нравится и что у них хорошо получается. До каких-то там кризисов творчества и мировоззрения им еще очень далеко, у них еще и мировоззрение-то толком не сформировалось, так дурь одна да беззаботность, стараются брать от жизни всё по возможности, и какой там Грязев, ну Грязев и Грязев, что о нем думать-то, дался он больно, как дополнение к общей картине беззаботной студенческой жизни сойдет. А это его самоубийство, оно как бы ставит точку беззаботности и пофигизма, что эта легкость бытия закончилась, да этот удар, вроде бы, к герою-рассказчику не относится никак, но у него, похоже, все удары впереди. Поэтому ему и хочется понять почему. Он не пошел на похороны, поскольку не хотелось соприкасаться со смертью, не хотелось омрачать эту свою безмятежность. Но эта безмятежность всё равно омрачена будет рано или поздно, и всё причитающееся каждый получит, и никуда от этого не денешься. Вот такое чувство у меня этот рассказ оставил. А в рассказе Павла Косова боль от того, что соприкосновение душ произошло, а душа, с которой героиня соприкоснулась, так быстро ушла. В этом же рассказе этого соприкосновения, наоборот, не произошло,и душа тоже ушла - и то, что ты эту никак не почувствовал-не понял хотя и был дурацкий обкуренный порыв - как потеря чего-то несбывшегося...Наверное, поэтому эти два рассказа для меня как-то гармонично дополнили друг друга. Пожалуй, я всё сказала. Пусть дальше ругают-хвалят, я со стороны буду смотреть:).
Последняя правка: февраля 04, 2015, 21:32:37 пользователем Наталья Баева  
Галина Мальцева-Маркус

Москва
Комментарий
Дата : Ср февраля 04, 2015, 16:51:56

у меня есть свой личный критерий, как отличить чернуху от того самого, настоящего - со светом в конце туннеля... Никому этот критерий не навязываю, конечно, просто поделюсь. Критерий этот "по плодам". Ну, то есть, что касается лит.произведения - то сужу по своим ощущениям от прочтения, что мне хочется делать, когда я закрываю книжку. Так вот, результатом прочтения этой вещи стала - жалость, сострадание и желание подойти и понять кого-то, кто со стороны кажется неприятным. Думаю, это не худший результат. А по мне - так самый лучший. После чернухи же хочется просто плеваться и жалеть о потерянном времени, или - если сильно написано - головой биться об стенку и на всех орать (воплощать необязательно))))))
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Ср февраля 04, 2015, 20:33:49

От анонима, который на сайт так написать постеснялся, так сказать, независимая экспертиза: а по мне, герой как герой - обычный человек. Какой он должен быть? Молодой парень, вместо времяпровождения, учебы, девушек, должен ходить подтирать сопли за типом, который не решил, чего больше хочет - срать или е-ся?
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Ср февраля 04, 2015, 20:36:04

Жалко его - но дружить с ним никто не будет, он сам отталкивает людей. - не докопировалось в прошлый раз
Наталья Баева

Москва
Комментарий
Дата : Ср февраля 04, 2015, 21:26:08

А у меня главный герой не вызвал жалости. И дело тут, мне кажется, не в том, что его никто не любил, а в том, что он сам не в состоянии никого любить. А предсмертная записка и сам поступок ухода - это похоже на всплеск жалости к себе, которую герой в себе носил всегда, но вот, настала кульминация. Он чувствовал, что не способен меняться, а зачем живет, тоже не мог понять. Вроде бы вдохновился большим праздником, но - в качестве регистратора: вместо живого чувства причастности, человек решил всё зафиксировать, присвоить, чтобы никуда это от него не убежало. А что можно так вот уловить? Не содержание ведь, а только форму. Поэтому "бодливой коровке" тут же надавали "по рогам". Он не понял, расстроился...
Рассказ о том, как плохо мертвой душе среди живых. И намеки есть на то, почему эта душа мертва. Самоубийство в этом случае даже не важно, он все равно бы умер, он просто это чувствовал. И ведь наверняка человек ощущал себя умнее, духовнее других. Ответ в духе "не знаю, чего мне больше хочется..." о чем говорит? О том, что он презирает людей. И папа - художник, да не простой, а с такой историей за плечами. Что он чувствовал, когда рисовал в концлагере людей, "спасаясь"? Возможно, вот это: что он выше и лучше них, он умеет рисовать, ему позволили, и он выживет благодаря этому. И так всю войну, представляете? Чувство превосходства закрыло для человека и его потомков возможность любить. И разве это касается только таких, крайних форм проявления? Это ведь модель, которую нам подсказали. Подозреваю, что подсказала сама жизнь, т.к. рассказ очень естественный, написанный как на духу. Да, роста души у героя не случилось. Хотя... как ни странно, может, этот его последний шаг как раз свидетельствует об обратном. Не устраивает человек сам себя в таком состоянии. Уже неплохо. Но в юности он, конечно, не чувствовал себя "лузером", как и рассказчик - "победителем". Он был "на коне")
Валерий Былинский

Санкт-Петербург
Комментарий
Дата : Ср февраля 04, 2015, 21:42:12

Всем привет! Любопытно было про "Черных человечков" почитать, спасибо. Кстати, Марта в чем-то - а может и во многом - права. Потому что главный герой (рассказчик) в самом деле не особо приятный чел, безвольный, не ответственный, не очень смелый, слишком благодушно любящий себя и все то вокруг, что ему в данный момент кажется благородным и лично ему прекрасным. К таким нередко интуитивно испытываешь антипатию. Даже если и сам такой - все равно некое раздражение можешь испытать (как в зеркале). Но что делать? Литература, на мой взгляд, как и любое искусство, помимо наличия в том, что пишется, таланта, не должно врать (тут не стоит путать с реализмом, правдивостью и т.д.) Можно ведь написать совершенно фантастический рассказ, но если в нем будет намеренное искажение правды в сторону, скажем, придания лучших черт герою, которому было девятнадцать с высоты своего опыта и многих лет жизни - то все может развалиться и начать фальшивить. Я писал так, как чувствовал, какими мы были тогда - во многом внешне поверхностными, безоблачными эпикурейцами, не знающими многих настоящих проблем и тем более, не знающими настоящего горя. Но... стали ли мы (я о себе, конечно и некоторых своих знакомых) лучше с возрастом? Не знаю. Может, стали даже хуже. Пожалуй, я даже уверен - что хуже. Грязнее. И очищать эту грязь становится все сложнее, потому что появилась двойная жизнь, лицемерие, в лучшем случае - самообман. Чистых людей не бывает. Даже настоящие святые молились до самой смерти, чтобы избавиться от главного греха - гордыни. Но чистота-то у каждого - всегда есть. Немного ее - но есть она. Об этом кстати, и весь Достоевский, у героев которого - у всех! - имеются эти качели добра и зла, даже у Алеши и Сони они есть. Я думаю, что сердцевина в человеке, осколочек чего-то настоящего - всегда есть. И достойная задача писателя, мне кажется: честно, без пафоса, без самолюбования и без оглядки на то, что скажет окружение - эти осколки хоть как-то очищать и показывать. Мне самому этот рассказ не очень нравится. Прежде всего тем, что реального в нем - многовато, больше 50 %, и от этого тяжело. У Грязева был реальный прототип, говорил и жил он примерно так же и умер так же. Только не рисовал он там на чердаке никаких "черных человечков", а написал, как мне сказали, в предсмертной записке "меня никто не любит".
Марта Валлерс

Москва
Комментарий
Дата : Ср февраля 04, 2015, 23:13:13

"Я думаю, что сердцевина в человеке, осколочек чего-то настоящего - всегда есть. И достойная задача писателя, мне кажется: честно, без пафоса, без самолюбования и без оглядки на то, что скажет окружение - эти осколки хоть как-то очищать и показывать."
-------------------
Кто может сказать лучше автора о своем произведении??? вопрос риторический..

О писателях -рупорах гуманизма и высекателей искр души - тоже все запутано. Мне кажется, чем сквернее характер - тем выше талантливость)) Толстой и Достоевский отличались редкой сварливостью и амбициозностью, следовательно поднялись по писательской шкале на самый верх.)))

А если серьезно - стихи и проза - это лакмусовая бумажка, автопортрет. Даже если автор всерьез думает, что пишет выдуманное, или сильно шифрует или наоборот, слишком реален. Увы, это как детектор лжи - ничего не скроешь. Написал - и ты как на ладони.

Помните стихи Васильевой, пассии Сердюкова? Холеная красавица, любительница антиквариата, живописи. И... несколько стихов ( ну будем так называть) - и все ... образ распался - дура-мещанка, надутая лягушка, мыльный пузырь..

Сфальшивить в своем написанном тексте - невозможно. Иногда человека знаешь в реале и вдруг читаешь его тексты - и понимаешь, что не знал, не видел - вот ты какой оказывается, северный олень))

О чем это я? как ни странно - о душе... о сумеречном состоянии души, когда сам это видишь и сам понимаешь... А Валерий - конечно, мастер слова..
Галина Мальцева-Маркус

Москва
Комментарий
Дата : Ср февраля 04, 2015, 23:19:21

да, это верно... Вот недавно прочла - а у кого, не помню, и цитата не точная. Но суть в том, что опубликовать книгу - это все равно что на другой день выйти на улицу голым. Обнажается всё, даже если не хочешь.
Ингвар Коротков

Санкт-Петербург
Комментарий
Дата : Пт февраля 06, 2015, 00:25:56

Я не литкритик. Я ощущатель. Поэтому такие вот странные - ощущения...


Я вот чего тут удумал… Кто и как воспринимает рассказ, роман и пр. …? СУБЪЕКТИВНО. Почти всегда. Вы встречались с ОБЪЕКТИВНОЙ критикой? Когда и где? Объективная критика – почившая в Бозе утопия. Объективный критик – практически недостижимый идеал. Редкость во все времена, а уж ныне… Как проанализирует этот и любой другой рассказ слесарь-сантехник из г. Осташков и министр каких-то страшно важных дел из Москвы? Хотя, скорее всего, ни тот, ни другой не читают ничего. (Бывают, случаются умопомрачительные исключения – вот Лавров стихи, однако, пишет…).Недлинно говоря, я вот чего увидел в этом рассказе – ОЧЕНЬ СУБЪЕКТИВНОЕ мнение, зависящее У ВСЕХ от состояния здоровья, возраста, настроения, «унутряного» мира, внешнего облика, ума, интеллекта, особенностей пищеварения, отношения к алкоголю, животным, лицам противуположного пола и очень разных национальностей, бюджета денежных средств, приоритетов в музыке, живописи, и… и…(далее следует перечень на 27 листах убористым почерком, я его здесь приводить не стану)…
Итак – это никакая не чернуха. Это – отсутствие любви. То, из-за чего давно и безнадежно этот мир валится в эту…Как её… А, вот же – пропасть. Грязев… Намеренно такая фамилия – грязная, мерзкая. А он – не мерзок. Он – несчастное существо, лишённое любви и не умеющее любить. Как и все те, кто его окружали брезгливо. Для которых вместо ЛЮБИТЬ есть слова «оприходовать», «потрахаться»… и т.д. (Пердон, как говорят друзья-испанцы))) ). ЛЮБИТЬ – это трудно. Порой невыносимо трудно – особенно подобных Грязеву субъектов. Но в том-то и смысл всего сущего – «Палюби миня такоооооой…Палюби миня такоооооой… Палюби миня такоооой – какая яааа – йээээсссть…))). Не, протииииивно. Ни хоооочим….
И никакого аутизма. Смешно бы было, когда бы не было так… Он из всех остальных героев этого рассказа – самый честный, самый чистый, не пожелавший жить в мёртвой пустоте безлюбья и ушедший в другую страшную мёртвую пустоту. А остальные – что ж, остальные остались – жить, курить, пить и «трахаться». Чем для большинства этих и большинства, населяющего этот мир – повзрослевших, посерьезневших, ставших «солидными» и бескрайне уныло-похожими была – и стала – ЛЮБОВЬ? Она и была, и осталась – «любофффффь». Механическая физиология. Редкое, привычное трение телами в кровати. С обрыдшей давно «половинкой». А ЛЮБОВЬ – это… Это… (Далее следует философский трактат на 2976-ти страницах убористым почерком, приводить который я здесь не стану).
Не знаю, имел ли что-нибудь подобное автор ввиду, когда писал рассказ. Боюсь, вряд ли. Так что снова прошу пардон за крайне субъективное, но единственно возможное для каждого мнение. И желаю ВСЕМ ЛЮБВИ, которая этот мир – увы – вряд ли спасёт уже. Слишком мало времени осталось. Но это не повод, чтобы к ней – не стремиться.
Наталья Баева

Москва
Комментарий
Дата : Пт февраля 06, 2015, 16:06:42

Мы часто за любовь принимаем ясно выраженное чувство, а ведь подлинная любовь не имеет окраски, цвета и запаха. Это потом она может обрасти эмоцией, которую мы любовью и называем. А бывает и так, что эту эмоцию правильней было бы назвать привязанностью... но это целая тема на энном количестве страниц убористым почерком) Я к чему это. Тут нет любви как эмоции - разве что та, первая и единственная попытка подойти к персонажу под воздействием травки. И дело тут, кстати, не в травке, она просто растормозила нормальное живое желание проявить человеческое участие. Но само пристальное вглядывание в эту фигуру - разве это не любовь? По моим ощущениям, рассказ, конечно, о любви. Но не в идеалистичном смысле слова. А чистота главного героя - она только в том и выражена, что он уходит из мира. Не потому что мир грязнее, а потому что, наоборот, чище. "Мир" ведь кем представлен в рассказе? Ребятами-балагурами, студентами со своими плоскими шутками. Можно ли делать вывод, что они не способны любить и что любовь для них то и значит, что и как они о ней говорят? Мужчины часто в своих компаниях говорят о женщинах с некой презрительной нотой - так они просто друг перед дружкой бахвалятся... В общем, не вижу я никак - ни "чистого существа" в лице Грязева, ни грязного - в лице "мира". А вот что касается пожелания Ингвара стремиться к любви - целиком и полностью поддерживаю. Только ведь любовь без правды - невозможна. А правду еще понять нужно и принять...
Марта Валлерс

Москва
Комментарий
Дата : Пт февраля 06, 2015, 21:23:11

"А бывает и так, что эту эмоцию правильней было бы назвать привязанностью..." Не думаю, Наташа))) скорее это привязанность дворового Бобика к своей будке))

Любовь автора - это любовь к его героям, которая отсвечивает в каждой букве, в каждой фразе.. Это настоящее Я писателя. Очень и очень редкое. И там не важно, какой сюжет и какой герой - он этой любовью возвышается. Я, кстати, вспомнила такой же "чернушный" рассказ Ингвара "Юрик-пахарь". Ну ничем не лучше персонаж , чем Грязев..Мало того, много хуже - спившийся на нет деревенский распахиватель огородов. И вот парадокс - одного ( Грязева) писатель изучает как диковинно-отвратительное насекомое, вплоть до места обитания.. А второго - Юрика - не осуждают и не рассматривают - он такой как есть. Но он вызывает почему-то не отвращение и не омерзение, а наоборот..

Поэтому, можно сколько угодно анализировать персонажи, рассматривать героев, но - основное - это автор. В любом своем рассказе он пишет - СЕБЯ. Поэтому и прозрачен для всех остальных))
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Пт февраля 06, 2015, 21:44:26

Марта, я не в плане адвокатства автору, ему это не особо надо:). Я просто сама понять хочу: Откуда вы взяли, что Грязев тут объект изучения?:). Ну где это видно из текста. Я в упор не вижу:). То, что герой-рассказчик говорит вначале: он просто рассказывает о впечатлении, которое этот Грязев производил на него и остальных студентов. Да он их вообще не особо волновал. Впечатление - физиологическая неприязнь-недоумение и гораздо больше здесь как раз недоумения. Если бы автор в конце попытался сделать какой-то анализ, типа "вот и живут среди нас такие Грязевы безжизненные и, наверное, плохо им от себя самих, и то, что Наталья сказала: плохо мертвому сердцу среди живых. Вот здесь было б уместно указать автору на то, что мол, кто ты есть, Иван Иваныч, чтоб ярлыки людям навешивать, в свое сердце-то повнимательнее всмотрись и увидишь, что и сам-то может ничем не лучше:). А здесь в конце просто непосредственный вопрос с широко открытыми глазами, растерянность какая-то, которую можно перевести так: "Я не понимаю почему? Я вообще ничего не понимаю..."
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Пт февраля 06, 2015, 21:53:18

Да и не мог он полюбить Грязева, как-то не получилось, даже когда с "обкура" пробило на тему:"Все люди - братья", не вышло братства. Ну, не вышло. Не виноват он в этом. К тому же, его мучает, что он не смог его понять. Понять в таком контексте, вовсе не значит, изучить как насекомое, а чисто по- человечески понять, почувствовать, что он был за человек и почему вот так, кто в этом виноват и виноват ли вообще, стоит ли упрекать себя, есть ли в чем упрекать - рефлексия такая, кстати, очень художническая:).
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Пт февраля 06, 2015, 22:39:53

Кстати, о порядочности-непорядочности писателей. К рассказу это относится весьма косвенно, но тем не менее, это качество есть практически в каждом, кто литературным творчеством занимается, вопрос в степени и выборе средств. Ну, не может писатель знать всё и про всех, не десять жизней прожил, а для творчества необходимо знать, как можно больше. И что они делают: разводят людей на исповеди, как рыбу ловят, могут изобразить сочувствие, если это надо для поставленной художественной задачи. Да даже может, и задачи-то конкретной еще нет, просто вот сейчас в этом самом разговоре чувствуют, что, как говорится, клев пошел. Меня один раз так развели, я то по молодости и неопытности думала, что со мной, понимаете ли дружить хотят, что небезразлична, а оказалось, просто интересна, такой рыбы еще в аквариуме художника не плавало. Мне сначала обидно стало, мол, я душу, понимаешь, раскрыла, а оказалось, что меня просто изучали и в целом человека-то не сильно волнуют мои радости-печали. Нет, персонажем меня не сделали, видно, более еще интересные рыбы в невод художника заплыли. Ну, попереживала я маленько, а потом думаю: ну и ладно, подумаешь проинтервьюировали, это всего лишь слова, не нужна и не нужна,и ты мне тоже не очень, любительница экспериментов. Но однако какая-то досада в душе на эту весьма талантливую даму осталась, и, может, это подсознательно, но не она меня, а я её вывела персонажем. Думала, обидится, оскорбится. Куда там, она кайф ловила мазахистский, когда узнала себя в героине, ей очень понравилось. Сказала, что её еще никто так потрясающе не прикладывал. Вот и пойми этих художников-писателей:, маньяки несчастные. Ну, это несколько экстремальный пример.Более скромные просто всё время присматриваются и прислушиваются ко всему, что в данный момент кажется интересным, загадочным, в чем возможно кроется тайна, чудо или, наоборот, гадость какая-то, которую так хочется узнать и понять это вечное "почему". И возможно, в какой-то мере это ощущение присутствует в герое-рассказчике - не разгадал тайну и уже никто не объяснит, но это из серии подсознательного, он, вряд ли, сам это понимает. Авторская любовь к своим персонажам - это одно, любовь к живым людям - другое. Люди для писателя часто просто человеческий материал, звучит ужасно, но это так, и у лучших писателей - это так. Это потом уже на основе этого материала они создают героев, которых либо любят, либо ненавидя. А здесь всё очень непосредственно, открытый вопрос, который остался для ЛГ и, наверное, для автора без ответа.
Галина Мальцева-Маркус

Москва
Комментарий
Дата : Пт февраля 06, 2015, 23:58:51

наверное, скажу крамольную вещь - но мне можно, лит.образованием "не испорчена". А почему герой не может вызывать омерзение? почему обязательно надо всех понимать - если в жизни есть такие люди, которых не хочется и не возможно понять. Это же относится и к герою, от которого ведется повествование. Не имею в виду этот рассказ - здесь ни тот, ни другой омерзения не вызвали. Понимаю, что автор должен проникнуть в любую шкуру и прочувствовать героя, не давая оценок. Но делает-то он (автор) это для того, чтобы оценку смог дать читатель. И если герой должен вызывать омерзение и вызвал его - значит, цель автора достигнута. При этом можно описывать всё глазами героя и "понимать" его изнутри. На свете существуют омерзительные люди. Конечно, грань добра и зла проходит через каждого из нас, но отрицать, что в ком-то зло побеждает, невозможно, иначе всем дорога только в рай. Что касается героя этого рассказа - наверное, повторяюсь уже, но мне кажется, вся суть рассказа в последней фразе. Тот, кого не любит никто - а такое возможно, положим, был задуман именно для того, чтобы показать чистую любовь к нему Бога - и вопрос задан неспроста. Бог его любит. Потому что нелюбимых у Него нет. То, что невозможно человеку, возможно Ему.
Галина Мальцева-Маркус

Москва
Комментарий
Дата : Пт февраля 06, 2015, 23:59:51

и не столько оставленность людьми, сколько... Иов проглядывает из героя, но вот только он, увы, решил, похоже, задачу в отрицательную сторону. Так и не нашел, Наташа права, любви в себе - и поэтому не почувствовал, что его любят.
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Сб февраля 07, 2015, 00:24:02

Галь, вот то, что ты говоришь совершенно справедливо, если чисто по-человечески. Но крест настоящего художника именно и состоит в том, что в нем изначально заложено это стремление понять всех и вся - "во всем мне хочется дойти до самой суть", "до самой сути" и не меньше. А в данной ситуации - это невозможно, поэтому талант счастья не приносит, а только это стремление к пожизненному долблению в "истину" и в частном, и в общем, чтобы в конце понять, что с Богом тебе не сравниться никогда, и успокоиться. Даже не то, чтобы понять, понимаешь ты это и так, если с ума не сошел еще, а, скорее, просто чувствуешь, что сделал всё, что мог, дальше всё, человеку это неподвластно. Вот эту ограниченность человеческих душевных возможностей и ощущает рассказчик, мне так кажется. Персонаж Грязева я обсуждать не берусь, я не знаю на самом деле, как и рассказчик. На мой взгляд, он действительно болен, понять и полюбить психического больного психически нормальному человеку невозможно, если только вместе с ним с ума сойти за компанию. Найти какое-то объяснение этому, выдвинуть гипотезу... Но это будет только гипотеза - может так, а может, и совсем не так. Сложно.
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Сб февраля 07, 2015, 00:59:32

Если долго с ним общаться, постоянно быть рядом, в конце концов, ты, возможно, и начнешь понимать, только это ни к чему хорошему не приведет, спасти даже из-за альтруистических соображений и чувств ты не сможешь, ну, только если ты профессию психиатра себе ни избрал. А хорошие психиатры реально любят своих пациентов, и таких Грязевых тоже. Если демонстрировать ему на личном примере, что такое теплота, чуткость и прочее, нее, ну, наверное немного продвинуться можно, как-то адаптировать его, чтобы хоть какие-то простейшие эмоциональные движки пробудить. С художниками я, конечно, переборщила в предыдущем комменте,этот вопрос "Почему?", на который нет ответа может любому человеку в голову залететь, просто в художнике изначально сил больше, чтобы этим "Почему?" мучиться, призвание у него такое. И я думаю, что главное из этих "почему", не "почему он так жил и так умер" (это еще можно как-то объяснит) а "Зачем он родился?". Этот ответ действительно только у Бога.
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Сб февраля 07, 2015, 01:12:33

Совсем дикая мысль: может, он родился для того, чтобы ощутить смерть. Он ведь и рисовал всё время фактически смерть. Он всю свою земную жизнь чувствовал смерть,жил в "состоянии смерти"- возможно, это тоже такое испытание - жить с отжившей душой, и в конце он избавился не от жизни, а как раз от смерти, и только после земной жизни он обретет живую душу, потому что Бог его несомненно любит. На этой утешающей ноте и закончу.
Наталья Баева

Москва
Комментарий
Дата : Сб февраля 07, 2015, 15:18:50

Ну, почему дикая? Именно это я и хотела сказать в своем первом посте, но тут Ира более кратко и емко сформулировала. Если мысль пришла не одному человеку, а хотя бы двоим, значит, уже не дикая))

Нет, Марта, я не о том) Проверить легко - где любовь, где привязанность. Если человек боится потерять предмет любви и реагирует болезненно и агрессивно на потерю - значит, это "любовь" дворового Бобика к будке)Т.е. привязанность. Противоположность этому чувству - ненависть. Противоположности чувству любви в природе не существует. Существует только недостаток этого чувства, из-за которого мы часто и понять друг друга не можем, да и не только друг друга, а просто не понимаем, как нам себя вести. Просто не нужно путать эти понятия, поскольку любовь гораздо более ускользающая от нашего внешнего зрения штука, чем нам кажется. Вот Никита Михалков, сколько его помню, столько он и говорит (совершенно правильно), что нужно любить своего героя, не надо творить, если ты не полюбил и т.д. И он искренне считает, что любит своих героев. Но посмотреть его фильмы позднего периода - где там любовь? Всё головой сделано. Всё, как надо. Для ума есть пища - в том смысле, что прекрасно видно не только, ЧТО он хотел сказать, но и КАК он это делает. И даже радуешься, что ты так здорово всё можешь видеть, ложное чувство сопричастности приходит, но - неживое оно. Воля автора всё подавляет, не остается там даже зазора для вдохновения, воли Свыше, задыхаешься в этом. Вот этот воздух я и называю любовью. А если его нет - нет и любви. Любовью нельзя задушить, но можно задушить своими представлениями о любви. А представлений больше там, где больше разговоров об этом. Так что лучше я теперь помолчу)
Наталья Баева

Москва
Комментарий
Дата : Сб февраля 07, 2015, 15:24:33

Нет, добавлю все-таки, возвращаясь к рассказу. Пафос-то в чем? Это недоумение, почему человек отказался от любви, когда ему пошли навстречу, а потом умер от ее отсутствия? Тут нет приговора, нет осуждения, тут открытый вопрос... А уж какие чувства у кого вызовет герой - это и правда, как Ингвар пишет, вопрос "состояния здоровья, возраста, настроения, «унутряного» мира, внешнего облика, ума, интеллекта, особенностей пищеварения, отношения к алкоголю, животным, лицам противуположного пола и очень разных национальностей, бюджета денежных средств, приоритетов в музыке, живописи, и… и…")))
Галина Мальцева-Маркус

Москва
Комментарий
Дата : Сб февраля 07, 2015, 15:26:02

Ир, художник, конечно, должен понять всех и вся, проникнуть и писать изнутри, я не про то. А про то, что герой в результате все равно может получиться омерзительным, причем чем глубже художник влезет в его шкуру - тем может отрицательнее (если так можно выразиться) получиться персонаж. Ведь, как известно, самую примитивную и низкую психологию описать труднее всего. Но это не про этот рассказ, конечно, а просто по теме.
Марта Валлерс

Москва
Комментарий
Дата : Сб февраля 07, 2015, 16:49:30

Наверно, правы все)) зато дискуссия хорошая получилась.
Об омерзительности героев. Да, несомненно. Иудушка Головлев, Плюшкин и т.д. Или депрессушная Людмила Петрушевская ( моя любимая писательница). Читаю взахлёб - но после этого сутки в негативе, не выкарабкаться.. Может быть, идет на подсознании уже неприятие чернухи, депрессивной литературы.. Может быть. А скорее, нормальный бунт обычного человека - хватит установки на "человек мерзок и гадок". Потому что это - тупиковый путь. Но. пока будет востребованность такой литературы - она будет ТАКОЙ. Писатели ( и я их понимаю где-то) хотят быть востребованными. А это - самый простой путь, ходовой рецепт.
Галина Мальцева-Маркус

Москва
Комментарий
Дата : Вс февраля 08, 2015, 12:07:33

Марта, не могу не согласиться с самым важным - любая "чернуха" без света в конце туннеля - у меня тоже вызывает отторжение. Ведь произведение - это такой сгусток реальной жизни, и, если в космическом масштабе нам сверху этот свет дается - как известно, надежда умирает последней - то какое право имеем мы, жалкие подражатели Творца, не следовать Ему и в этом? Вырывать только часть из "правды", забывая об истине. Простите за пафос, но я так действительно чувствую...
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Вс февраля 08, 2015, 13:00:24

Галь, вот тоже не знаю. На мой взгляд, этот рассказ, может, поэтому и у автора не самый любимый как раз не "чернушен", а слишком реалистичен. Кстати, в прозе Валерия Былинского как раз довольно часто встречаются некие "персонажи из мира идеального", гриновские такие, которые явно лучше по своим душевным качествам, чем их прототипы, да и скорее всего, и прототипов-то у этих персонажей нет, просто автору хотелось бы, чтобы такие люди его окружали. Если честно, да и я сама тоже довольно часто так делаю, пишу не так, как есть, а так как должно было быть по-моему ощущению, чтобы, тоже выражаясь пафосно, мир светлее стал :). А писать один в один или очень приближенно к какой-то конкретной ситуации, конкретному человеку, если еще и в ситуации самой приятного мало, это морально тяжело, хочется хоть чуть-чуть, на йоту возвысить. Кстати, Валера это и сделал, переделав реальную предсмертную записку, и этим как раз возвысил и ситуацию, и персонажа настолько, насколько это вообще в этом случае было возможно, если бы больше, это прозвучало бы неправдоподобно, или тогда уж надо выходить за пределы жанра, как ты, Галь, сделала в своей "Синей кнопке" :).
Галина Мальцева-Маркус

Москва
Комментарий
Дата : Вс февраля 08, 2015, 14:00:38

Ир, а я сразу сказала - что это рассказ, на мой взгляд, не чернуха) просто уже отошла от самого рассказа в дискуссии. Не чернуха благодаря именно записке и концовке.
Надеюсь, что в "Кнопке" я следовала своему же убеждению, что надежду можно найти и за пределом реализма, что не означает ее нереальности и фантастичности.
Ирина Митрофанова

Москва
Комментарий
Дата : Вс февраля 08, 2015, 14:13:06

Да я поняла, Галь, это я в поддержку твоих же доводов :). Да и вообще, чернуха как раз пишется по клише, акцентируется намеренно на какой-нибудь сцене насилия с излишне детальными подробностями и разных гадостях и постыдствах, которые составляют суть быта персонажей, так чтоб читателя выворачивать начало. В этом рассказе ничего подобного нет.

Вход

 
 
  Забыли пароль?
Регистрация на сайте