ПАМЯТИ ВАСИЛИЯ ЛАНОВОГО

Его голос звучал молодо и бодро, вкрадчиво и обволакивая, железно и мягко: казалось, тысячи модуляций включал в себя, объединённых образом великолепного мастера – блестящего Василия Ланового.

Актёр – во многом голос, и насколько невозможно было  перепутать актёрскую манеру, неповторимость индивидуального почерка Ланового ни с какой другой, настолько же сразу узнавался его голос.

Его поэтический театр был щедр, и раздаривал себя, как ливень, увлажняя почву душ слушателей и зрителей, давая им возможности дополнительного роста, представляя несколько по-новому - Пушкина ли, Давида Самойлова, Исаака Бабеля…

…яростный Павка Корчагин ныне подвергается осмеянию: мол, высшая форма жизни – это для себя, исключительно ради собственного достатка и благополучия, а тут – огонь и взрыв ради дела всеобщности.

Мусорное время навязывает гнилые прерогативы: люди, выраставшие на образе стали, закалявшейся в сумме тягот, были правильней ориентированы; и Павка - в исполнении Ланового – убеждал: вот подлинность жизни: не стяжательство, но самоотдача.

Как элегантен, безмерно обаятелен был он в «Офицерах», сколько поколений заворожённо глядели на экран, мечтая походить на такого, столь мощно несущего мужское начало, героя!

Конечно, Василий Лановой был прежде всего театральным актёром; и очерк любой роли делался им жёстко: так рисуют тушью; и каждый жест был отточен, как строка мастера-поэта, и снова голос, голос его – разнообразный, насыщенный – звучал великолепно: играя и коря, соблазняя и убеждая…

Не важно – эпизод ли исполнял актёр, или принца Калафа: всё было подчинено единой задаче: создания такого образа, чтобы зрители росли душами.

Не в этом ли цель актёрства?

Лановой раздарил себя: и для поколений зрителей он был одним из главных в актёрском пантеоне, теперь практически совсем поредевшим; и время тут не имеет значения.

Почти как смерть.