Одиночество

- Мне всё равно, что там и как. Меня это не колышет. Я был на пароходе, я всем сказал, что это моя баба. Чтобы ни один слюнявый юнец не порывался в эту сторону, ни один старпёр не пырхался там, добиваясь её. Я ей предложение сделал, официальное. Просил не ходить в этот рейс, хватит уже! Весь мир посмотрела, отработала за двоих, а она в ответ только смеётся: «Я тебе надоем через месяц совместной жизни, давай ничего не будем менять, нам ведь и так хорошо». И снова в кадры пошла, за назначением. А мне что делать? Ждать? Я пять лет встречаю её на берегу, сколько можно ждать? Я детей от неё хочу, спать с ней в одной постели, кружку чая подавать, когда заболеет. Вот ты, как женщина, ты можешь мне объяснить: почему все бабы как бабы, мечтают замуж, потомство, гнездо своё, а этой нужны море, качка, пароходы?

Вокруг шумела вечеринка, наш отдел отмечал профессиональный праздник, в кафе в третий раз заказывали песню «Ты морячка, я моряк, ты рыбачка, я рыбак. Ты на суше, я на море — мы не встретимся никак». Под неё очень здорово отбивать ритм ногами, изображая энергичный танец.

Я плохо слышала сетования Алексея, потому что с изумлением смотрела на Хорошавину и её партнёра по танцу. Как меняет человека окружающая среда! Стоило Ленке надеть вместо строгой униформы ведомства блестящее платье, длину которого условно определяла бахрома, на уровне «верхний край бедра», как из скучной офисной сотрудницы она превратилась в порхающую по танцполу бабочку-волшебницу, за которой с присвистом увивался глубоко женатый, но порочно неверный супруге начальник отдела Сергей Петрович Коробко.

Все знали, что их связывают не только служебные взаимоотношения. Несмотря на то, что Лена тоже была замужем, за моряком дальнего плавания.

— Ну, что ты молчишь? — Алексей придвинул свой стул ещё ближе ко мне, пытаясь переключить внимание на себя. — Чего ей не хватает, скажи? Я пылинки с неё сдуваю, на руках ношу, в прямом смысле слова…

— Лёша, что ты завёлся? праздник, радость, песни, пляски. смотри, как народ расслабляется! Что ты прицепился ко мне со своей зазнобой? Нравится ей, наверное, бороздить просторы мирового океана.

— А я? — подвыпивший коллега хотел понять загадочную женскую логику через меня.

— Что — ты? Ты её тихая гавань, надёжный причал.

Тогда я ещё не знала, что это была последняя наша совместная вечеринка, иначе, наверное, не отнеслась бы к его вопросам так равнодушно, безразлично даже. Какой пустяк — не хочет замуж. Две моих подруги тоже замуж не хотят, обжёгшись на первых мужьях. У одной пил как не в себя, а у другой… Да лучше быть одной, чем двигать с дивана эту живую «недвижимость».

Когда в активе всего лишь тридцать прожитых лет, какие могут быть трагедии, особенно в отношениях с противоположным полом? Всё впереди! Всё ещё будет! Ещё и детей не поздно, успеете нарожать… Но жестокая правда жизни тихим змеем вползает в существующую реальность, и хотелось бы повернуть рулевое колесо судьбы в положение «Стоп машина. Полный назад!», а вот и нет, ничего не выйдет. Живите теперь уже так, как есть.

Мы знали, что первый брак Алексея распался, не дожив до совместных детей. Красивая студентка после защиты диплома махнула на прощанье рыжими локонами и ушла к другому мужчине, имеющему собственную отдельную квартиру. Непонятно было, зачем вообще выходила замуж за нашего парня. Хотя, как минимум, одна причина была. Златокудрая Татьяна из общежития университета, с верхней полки двухъярусной кровати в комнате на четверых перебралась в старинный дом с видом на белую ротонду, а через неё — на сияющий синевой морской залив.

В этом «доме с историей» матери Алексея принадлежала просторная, с высокими потолками, квартира. Комнат было две, но «вагончиком», с проходным залом. Тут либо свекровь мимо тебя в туалет ночью ходит, либо ты мимо неё. Такой расклад невестке через некоторое время надоел, и она отбыла на новое место жительства, по пути зайдя в загс для расторжения скоропостижного брака.

Во дворе дома, в хилых деревянных постройках, служивших ранее дровяником, хранился предмет гордости и молодецкой удали сына — мотоцикл «Кавасаки». Замок на сараюшке висел мощный, под стать охраняемому предмету, хотя саму дверь можно было легко вышибить ногой. Но никто не оспоривал авторитет выросшего в этом дворе Алексея. Он гонял здесь на велосипеде, бежал после школы к пирсу, на ходу разматывая удочку для ловли корюшки и наваги, был непререкаем по факту рождения в этом месте, и вряд ли бы кто покусился на его имущество. А чужие люди в эти дворы-очкуры и не заглядывали.

Признаться, Лёшка был не красив. Шея утопала в плечах, голова, всё время немного поданная вперёд, почти опиралась подбородком на грудь. Широкие скулы и маленькие светло-серые глаза, посаженные близко к носу, создавали некоторое сходство с нашими древними предками. Жидкие светлые волосы контрастировали с загорелым, обветренным лицом. Вообще-то, по корпоративным правилам нашей конторы, волосы должны быть коротко подстрижены, но Алексей носил их длинными, почти до плеч. Вместе с чёрной кожаной курткой-косухой, джинсами и ботинками типа «казаки» это придавало шарма общему облику.

Его бунтарский характер знало начальство и предпочитало дать некоторые послабления во внешнем облике, чтобы иметь козырь во время его «идеологически несдержанных» реплик на собраниях коллектива. Мол, что вы хотите? Это же неформал!

Фигура у него была коренастой, широкие плечи и короткие, слегка косолапые ноги создавали впечатление неуклюжего человека. Ещё — губы, тонкие, чаще всего сложённые в саркастическую ухмылку, они не располагали нового собеседника к приятному общению. А вот улыбка у него была хороша. Искренняя, от души, если она доставалась от сурового Лёхи кому-то как похвала, то снимала обманчивое ощущение неприятного человека и меняла первое впечатление в лучшую сторону раз и навсегда. Глаза его при этом светились добром и приятием собеседника. Обаяние и манера вести себя непринуждённо и доверительно с понравившимся ему человеком перекрывали скупость природы, не наделившей Алексея греческим носом или другими признаками классической красоты.

И уж тем более внешность не играла никакой роли в производственном процессе. Как специалист в своём деле он был незаменим в силу феноменального знания всех нюансов технологической цепочки. «Лучший упаковщик» — в шутку называли его сослуживцы за способность загрузить пароход так, чтобы ни щелочки, ни дырочки, ни одного зазора между грузами в трюме. При этом он умудрялся уложить контейнеры, ящики и мешки в чёткой последовательности и очерёдности выгрузки, без лишней перетасовки в промежуточных портах.

Как он сортировал виртуальные пятитонные контейнеры в трюмах на компьютере — можно было залюбоваться. Не каждый игрок в Тетрис с такой лихостью раскидает кубики по полю!

Командирский состав линейных судов считал его работу «высшим классом», потому что от правильной загрузки снабжения для северных районов страны зависит и безопасность движения, и время стоянки в портах, и премии за безаварийную и ударную работу. Так что во время визитов Алексея на пароходы его всегда встречали с почестями в кают-кампаниях и угощали деликатесами из «артелки» — продовольственного склада для экипажа.

Там-то он и познакомился с белокурой и длинноногой буфетчицей Инессой, подававшей обед для командного состава судна. Актриса Мэрилин Монро позавидовала бы её росту, а в остальном — похожи. Фотографию морячки, прислонившейся к леерам парохода на фоне синего безбрежья, наш коллега держал на рабочем столе, в рамке из плотного картона.

Собственная некрасивость его не смущала, он не считал себя неладно скроенным. Для него этот вопрос вообще не имел никакого значения. Он — мужик. У него крепкие руки и мощные плечи, накачанные годами тренировок в бассейне. Рост невысокий, ну так что ж? Он не собирался играть с барышнями в баскетбол. И в общем, молва ходила, что любая незамужняя девушка, только что поступившая на службу в нашу контору, неизменно попадала в его сети. К моменту знакомства с морской красавицей Лёшка жил в небольшой служебной квартире, выделенной ему руководством, а уж каким образом он уговаривал красоток посетить его альков — нам было неизвестно.

Жениться во второй раз он не торопился, мягко отводя соблазнённую «пассию» в сторону, как только на горизонте появлялась очередная «новенькая». И удивительно, но никто не скандалил, не называл Алексея распутником или обманщиком. Он со всеми мог договориться!

— Ты же знаешь, Катерина, — говорил он мне, замужней соседке по кабинету, — мой лозунг жизни: «сумей отказать человеку так, чтобы он ушёл от тебя довольным». А недовольных — расстрелять!

Это он так шутил.

И вот такой самодостаточный, крепкий, битый жизнью холостяк годами чуть за тридцать, влюбился в особу, для которой свободные отношения и романтика дальних странствий оказались дороже тёплого супружеского бока, очередного новогоднего оливье с шампанским, умиления над первыми словами детей, семейных походов в театр и других обычных, привычных, изрядно поднадоевших, но регулярных ритуалов оседлой жизни.

Висевшую в кабинете карту мира Алексей утыкал яркими флажками, отображающими маршрут судна, где в данный момент находилась его возлюбленная. Как только кнопки перемещались к порту приписки, он всё чаще подходил к окну кабинета, из которого были видны причалы порта. Как будто не запрашивал часом раньше сводку диспетчера, а ждал чуда «вдруг придёт раньше времени?» Хотя такое исключалось самим фактом движения линейных судов по строгому расписанию. Он шутил, раздавал комплименты женщинам, интересовался культурными мероприятиями на дни стоянки теплохода, хотя, конечно, понимал, что в эти два-три дня на берегу Инессе будет не до похода в театр. В увольнительную домой хотя бы на ночь — и то задача непростая.

Она приняла его ухаживания, но что в ней было рациональным — иметь временное пристанище на берегу, возможность сойти с палубы и ощутить твёрдую землю под ногами в виде обычного пола в квартире (потому что её родные места — во Владимирской области), а что эмоциональным — в виде чувств, любви или благодарности к мужчине, который её боготворил — неизвестно.

Никто из нашего отдела не видел Инессу вживую. Он называл её «моя девочка», хотя из контекста разговоров было ясно, что она морячка с немалым стажем, а значит, не так уж молода. Красивая. Стройная фигура, миловидное лицо — такие женщины не остаются без внимания поклонников. И мы подшучивали над Алексеем, намекая на мужской коллектив и длительность рейсов. На что он, пожав плечами, с усмешкой отвечал:

— Вы же знаете понятие «производственная необходимость?» Вас вот, к примеру, могут в праздничный день на дежурство воткнуть, в командировку с шефом отправить или на субботник в ближайший выходной записать, — вы же не бунтуете, а идёте. Идёте ведь? Ну, вот и всё.

Наверное, ревновал. Но, как настоящий мужчина, допускал это только гипотетически, в виде служебной обязанности, а не как предательство их отношений. К тому же новоприбывшие сотрудницы после работы всё так же шли к нему домой, и это, наверное, каким-то образом примиряло его с мыслью о возможной неверности его пассии.

Цветение черёмухи во дворе нашей конторы совпадало с ещё одним сезонным явлением: с весны и до поздней осени, по пятницам, Алексей приезжал на работу на мотоцикле. Модное слово «байкер» он на себя не примерял, да ему и не нужны были эти гонки в толпе. В короткий рабочий день он стартовал в очередном новом направлении, осваивая географию родного края. Похоже, природа звала его для проветривания головы от нервной работы.

Лёша заранее звонил в небольшие городки, узнавая, есть ли там гостиницы, чтобы переночевать. Но не краеведение его влекло, а трасса. Какой смысл держать мотоцикл в городе, где через каждые пятьсот метров воткнуты светофоры, и газуй — не газуй, а через машины не перепрыгнешь. Его влекла ровная и без помех длинная дорога. Там он топил спидометр за сотню, ловя ветер в паруса лёгкой куртки. Но безопасностью не пренебрегал: самый навороченный шлем, привезённый друзьями-моряками из Японии, был неотъемлемым атрибутом его индивидуальных ралли.

Исключение он делал только для тех выходных дней, когда его матушке нездоровилось. Сыновий долг он исполнял не по принуждению, а по душе. Мы знали, что Галина Матвеевна работала в вышестоящей организации и была таким же незаменимым сотрудником, как и сын, только по финансовой части. И не было в его разговорах сюсюканья, но он мог сказать за обедом в столовой:

— Я вчера вечером азу по-татарски сварганил, у мамы банка огурцов солёных была, мяса на рынке по дороге к ней взял. В глиняной кастрюле в духовке, знаете, как вкусно получается! Как будто с дымком, как в казане. Разогреет сама к обеду, а на работу её доктор вчера не отпустил.

Или спросит вдруг у нас:

— Девчонки, а чем стёкла после зимней грязи очистить? Мне-то в моей конуре и так сойдёт, а маме в её квартире моря не видно. По старинке, газеткой натирать?

И мы понимали, что такой сын — не у каждой матери.

Про отца мы не спрашивали...

Имея добродушный характер и свойскую общительность, он не стеснялся обращаться к нам и по другим поводам.

— Такое дело, подружки дорогие, помогите советом! Девочка моя через две недели приходит. Стоянка будет длинной, потому что пароход на девиацию и профилактический осмотр встанет. А я в это время хочу Инну на концерт сводить. Но у неё все туфли на низком каблуке, не праздничные. Вы скажите мне: это сильно тяжело — на высоких каблуках по городу ходить?

— Лёш, ну куда ей высокий каблук, ты же говорил, что она и так выше тебя! — мы втроём, зацикленные на параметрах и условностях, почти одновременно выдали своё мнение.

— И что? Ей нельзя выглядеть как леди? Я её в прошлый приход в магазин водил, в богатый, она себе платье вечернее выбрала, вдруг, говорит, замуж за тебя соберусь, а тут уже и готово приданое! Да заставишь её жениться, как же, — грустно усмехнулся Алексей. И продолжил:

— Вот обувь сразу не смогла подобрать, платье красное, и туфли она тоже искала красные. Не нашли тогда, стоянка короткая. А вчера иду после работы, смотрю, в витрине стоят такие, как она хотела, остроносые, лодочкой, что ли, только вот каблук — она не говорила, сильно высокий нужен, шпилька или как вы их там называете? Что мне делать-то? И с размером, как угадать?

— Дома у тебя есть её обувь? — задали мы ему простецкий вопрос. Какие могут быть секреты между сослуживцами, которые проводят вместе треть суток, что больше, чем с близкими родственниками иногда, не считая времени для сна?

— Да, конечно, она ведь у меня живёт на перестое! — Лёшка так старался подчеркнуть её принадлежность к себе, что не замечал двусмысленности морских терминов.

Он вообще любил такие остренькие каламбуры, и мог, не смущаясь присутствия дам, сказать:

— Такая хохма! На всю диспетчерскую, по громкой связи со всеми судами в порту, ну, ребята, ну, дают: «Богатырь», оттяни «Партизанку!» — И ржал сам, открыто и искренне, комментируя неудачную швартовую операцию буксира и плашкоута.

Мы посоветовали ему посмотреть на внутренней подкладке туфель её размер, или на подошве, если сохранились цифры. А для пущей верности взять с собой парочку разных моделей её обуви в магазин, пусть продавцы с этим разбираются.

И он купил! На следующий же день сходил во время обеденного перерыва в обувной, принёс коробку. Торжественно выставил «лодочки» на рабочий стол, чтобы мы девчоночьим взглядом оценили покупку, отчего в кабинете запахло новой кожей и стало как-то празднично и нарядно.

Среди серой офисной мебели, чёрно-белого дресс-кода, среди принтеров и мониторов, телефонов и стеллажей с бумагами стояли лаковые красные туфельки, на высоком остром каблучке, с сияющей перламутром бежевой подкладкой внутри. Как гимн совсем другой жизни — в которой есть место празднику, походу в загс или на концерт, где мужчина заботится о красоте женщины и не комплексует по поводу невысокого собственного роста, где ждут с моря женщину, а чаще ведь бывает наоборот…

Оставалось совсем немного времени до очередного Дня моряков и всех, кто связан с океаном производственным процессом. Алексей надеялся, что в этот раз совпадёт так, что Инесса придёт из рейса, судно встанет к причалу недели на две, а он сможет взять её с собой на нашу традиционную вечеринку в кафе и представить нам как будущую жену.

Ему хотелось застолбить это право, чтобы мы были свидетелями его чувств и серьёзных намерений. А что по этому поводу думала сама Инесса, мы так и не узнали никогда.

Ближайшие выходные Лёха собирался посвятить Кравцовским водопадам. Дорога не длинная, пару часов туда, пару обратно. И там ещё немного времени нужно, чтобы погулять среди только что распустившихся в мае эндемиков, среди наполненных недавними дождями природных чаш под каскадом спускающихся с сопок водопадов, подышать свежей, оттаявшей, наконец, землёй.

Маршрут на субботний день не выглядел напряжённым и дальним. Сказать, что Лёха был романтиком? Да нет, откуда. Обычный городской парень, окончивший суровый мужской вуз, в меру циничный, но при этом хорошо воспитанный.

— И не говорите мне, что багульник занесён в Красную книгу! Я сам это знаю, — он не оправдывался, а, скорее, утверждал своё право на ежегодный букет рододендрона на день рождения своей матери. — Видели бы вы, как весенний пал сжирает этот кустарник целыми гектарами. Так что от моей браконьерской деятельности тайга не сильно пострадает.

И дал газу своему мощному японскому монстру…

В понедельник Алексей на работу не вышел.

Он не болел никогда и ничем. Здоровый, накачанный, даже мысль о простуде вызывала у него иронию.

— Инфлюэнца? У нас опять в отделе инфлюэнца? — так он шутил, не обнаружив с утра на рабочем месте кого-нибудь из заболевших сослуживцев.

Мы не решались звонить с вопросами его матери — зачем тревожить пожилую женщину? Галина Матвеевна родила единственного сына уже после тридцати и сейчас пребывала в пенсионном возрасте, хотя и продолжала работать.

Ближе к обеду в наш кабинет зашёл Сергей Петрович и сухо объявил:

— Алексей в больнице. На встречную полосу вылетел армейский грузовик, и в общем, нашему сотруднику сильно не повезло. Сейчас он в реанимации, все операции сделаны, теперь дело только за его крепким молодым организмом. Будем надеяться, что всё образуется.

Мы, все четверо обитателей кабинета, как по команде посмотрели на пустой стул у стола Лёхи. Какой-то холод повеял от того места. Вроде всё на месте — компьютер, бумаги, чёрная подставка для карандашей и ручек, перекидной календарь-ежедневник, застывший, правда, на пятничном листке. А что-то не так…

Через три дня Алексея перевели из реанимации в общую палату, и он сам позвонил нам в контору из ординаторской. Позвал к телефону Пашку, молодого инженера по технике безопасности, временно поселившегося в нашем кабинете.

— Скажи девчонкам из отдела, чтобы не приходили. Не хочу, чтобы видели меня в трубках, бинтах и гипсе. Оклемаюсь, сам с шампанским приду.

— Ты там не помрёшь случайно? — услышали мы ответную фразу Павла и тут же шикнули на него за бестактность. — Да я шучу, шучу, куда ты денешься, выкарабкаешься! До телефона дополз, значит, всё в порядке будет!

До телефона он дополз. Но не выкарабкался. Шпионская пуля — тромб, образовавшийся в результате операций, оторвался и перекрыл жизненно важные пути.

Галина Матвеевна на похороны прийти не смогла. Боль и отчаяние уложили её с запредельным давлением под контроль врачей. Зато на поминки пришли Лена Хорошавина и наш начальник Коробко. Они сидели за длинным, покрытым десятиметровой клеёнкой, общим столом, щебетали что-то друг другу на ухо с весёлыми лицами, в перерывах диалога нанизывая кутью на вилки, выбирая из риса изюминки побольше и нетерпеливо ёрзая на казенных пластиковых стульях общепитовской столовой.

Их не касалась история любви между морем и берегом. У них была своя история, земная.

В том же месяце служебную квартиру Алексея перераспределили в пользу молодого специалиста. Паша попросил нас с девчонками помочь убраться в освободившейся таким трагичным образом квартире.

Скудный инвентарь, который и мебелью-то не назовёшь, усугубил наше и без того нерадостное настроение. Широкий топчан с неубранной постелью, на стене напротив — телевизор. В небольшой кухне на столе стояла маленькая газовая плитка с пустой сковородой. Холодильник был выключен, но пропадать в нём было нечему — он тоже был пуст. Из кухни, разделённой с комнатой не дверью, а просто открытым проёмом, вела пристроенная вдоль стены самодельная конструкция с полками и нишей, служившей платяным шкафом.

Паша взял на себя обязанность прибить карниз для штор, отсутствующий в этом жилище вовсе, для чего отправился в ближайший хозяйственный магазин. А мы с девчонками распределили обязанности на три сегмента наведения порядка и чистоты — ванна, кухня, комната. Вещи Алексея мы решили собрать в большую сумку, чтобы передать матери, когда она выйдет из больницы. Может быть они как память будут ей дороги.

— Девчонки! — окликнула нас из комнаты Ленка. — А вы заметили, что в квартире нет никаких следов пребывания женщины? Ни домашнего халатика, ни помады, ни журнала дамского…

— И в ванной — ни крема, ни лака, ни резиночки для волос, — добавила Света, ещё одна наша сотрудница.

— И туфель нету. Ни старых, ни новых. Красных, лаковых, тех самых, тоже нету, — подвела я черту.

Мы как-то по-другому взглянули на окружающие вещи, как будто ища опровержения нашим словам. Как будто сейчас, при более тщательном осмотре, под кухонным столом, или наверху, на антресолях, или, может быть, под кроватью, найдутся те самые лодочки, которые так вкусно пахли кожей и так ярко сияли на офисном столе тогда.

Когда Лёшка был жив.