Обыденное

Неделя выдалась ленивой и скупой,
протяжной, словно песнь болотной птицы;
часы тик-такали, скрипели половицы,
стучали клавиши…  ну, шевелись, тупой!

На паутинках узелков не счесть -
модельки новостных чересполосиц,
а паучка назвали сенокосец.
За что такое прозвище? Бог весть…

Вода из крана капала в стакан,
бубнил тихонько пресловутый ящик…
Пусть растворимый, пусть не настоящий,
но все же что-то…

…в Чили ураган…

Последние сто жизней мне везло.
Жужжала муха, билась о стекло,
перегорела лампочка в подъезде…
Опять всю жизнь мы прожили не вместе.

Хрупкое озеро 

Хрупкое озеро. Если идти по льду
Можно (хруп-хруп)  варьировать на ходу.
Красота ситуации, солнца, отрытого дня (хруп-хруп),
не позволяет (хруп- хруп) расслабиться (хруп – хруп – хруп).

Шаг – это повесть. Белая повесть зим,
лиц мерцающих, лиц, превращённых в дым,
лиц, целительных, царственных, целостных взглядов лиц,
ну и, естественно, бурых,  тяжёлых,  каменных,  без глазниц.

Хруп! 
Лепота! Маловерие не к добру.
Надо бы... Что-то бы ... Как-то бы...
У- ру - ру!
Есть кто-нибудь? 
Живой, заводной, хмельной?

Нет никого на белом холсте зимой.
Нет ничего на белом холсте зимой.
Нет никогда на белом холсте зимой.

Невозвратное

Я налью тебе водки, чтобы лицом к лицу.
Не увидав лица, плату отдать гребцу.
Благо, не дорого. То, что под языком
Очень скоро становится крошечной «точкой ком».
Нет, не грусти, не плачь, не забывай заводить часы,
Не говори: «Ей бы понравилось» - Это хуже любой слезы,
Берегись вакханок, воронок...  ну что там ещё? - засад.
И уж конечно, не стоит с надеждой смотреть назад. 

Если у каждого камня своя судьба,
То у людей тем более. Скорлупа
Хрустнет однажды жалобно под пятой...
Лучше уж так - красивой и молодой.

Мой настоящий. Прости. Пусть всё порастёт быльём,
Травой-муравой, бересклетом, багульником, ковылём…

Всё быстротечно, а стало быть, невозвратно;
Невероятно легко забывается путь обратно.

Индейское лето

Это время у нас называют бабьим,
Бабы – они как глина, под стать природе,
Мягкие как земля и ни дать ни взять, им
Вовсе не хочется думать о недороде.
Им бы в тепло, им бы видеть на небе звезды,
Хороводы водить и водить мужиков кругами,
И круги на воде, и вода на стекле, и вёсны,
Налегают на вёсла, хороня золу с очагами.

Каменея в степях, становясь тяжелы, как глыбы,
Ожидая, пока дождем не вобьёт по шею... 
Вы смогли бы так же,

Смогли бы,

Вы бы -
Острием иглы отчаянно рыть траншею,
Несуразность поз прикрывать одеждой,
Соловеть от грёз, прикрывая веки,
Застывать в мороз, называясь снежной,
Убегать ручьями в моря и реки?

Острием, отчаянно, оголтело...

Распороть бы небо, да сшить бы платье.…

Улетело, облако, улетело,
Не поймать мне белое, не поймать мне.

Две тысячи

Тысячи лет знакомы, прячемся друг за друга,
кто кого придумал уже не ясно,
да и не важно. Так, квадратура круга,
магия чисел, слов, скорость звука
и прочие радости ежечасно
давят на грудь. Освещая путь...
Но напрасно.

Жизнь есть жизнь. Дом-работа-ужин,
телевизор, диван, кружка пива...
Или нет, не так,
все намного хуже -
Собирайся, поехали, живо, живо!
Свежий ветер,
вокзал, чемодан, окно...
Как куда?  Не всё ли оно равно?
Правильно. Всё равно.

Помнишь яблочко? Плод, говорят, железный.
Папа строг, да теперь чего уж там.... Нам.
Если трезво, если совсем уж трезво,
Поделили. Напополам.

Баю-бай,
Появился — спасай!

Тысячи лет сомнений, тащим свои вериги,
Если ты есть, то меня - нет.
И - напротив. Это - отрывок. Из книги.
Из будущей книги,
а это - начало: «Тысячи лет...»
Нет, -
«Две тысячи лет...»

В зимнем городе

В зимнем городе снег
разделил нас на чёрных и белых,
на пушистых и голых,
немых и восторженно-смелых,
на гриппозно-морозных,
на лыжно-коньковых и квёлых,
спиртуозно-весёлых 
и так -  беспричинно-весёлых,
беззаботно-скользящих,
смеющихся, плачущих, спящих,
барабанно-стучащих, 
хрустящих,
зубами скрипящих,
тех, кто падает,
мёрзнет,
взлетает и вьётся,
и бьётся...   
«Огонька не найдётся?» ...   
Конечно, найдётся. Найдётся.

Матерчатый

Матушкин, матушкин, матерчатый,
цветастый, копеечный,
благоухающий
вяжущим млечным соком,
оком недремлющим сдобренный,
оком строгим и плачущим,
оком свет источающим,
всевидящим, всепрощающим...

О, память, временем смятая,
в матовый шарик скатанная!
Где-то в тёмном кармашке, на донышке,
вместе со стёклышком, зёрнышком, камешком,
серым катышком.

Пляшут Матрёшки,
(рюшки, гармошки),

Хлеб - крошки,
хлеб – крошки...

     ________
В каждом матовом шарике
прячется маленький мальчик,
красным сердцем рисующий солнце: 
- Мама, это – тебе!