По крыше машины барабанил мелкий дождь. На белом свете была то ли среда, то ли четверг, Николай точно не помнил. Дни недели давно напоминали ему старую гармонь,  на которой  заунывную мелодию бесконечно играет неизвестный гармонист. От этого дни то сжимались, то слегка растягивались. Николай гармонь не любил. Звуки её казались визгливыми и отдавали фальшью, смутно напоминая мелодию его собственной жизни.  

       Закурив очередную сигарету, он стал привычно думать о том, чем занять свой вечер. Николай начинал думать об этом углублённо и с некоторой натугой, и даже воздух в салоне, пропитанный дымом и влагой, начинал густеть и утяжеляться, забивая ум и лёгкие плотной  пеленой.

       – «Кризис!» – горестно выдохнул он и раздраженно выщелкнул окурок в проезжавшую мимо «Газель»  с оптимистичной надписью на тенте: «Мы везём, и Вам повезёт!» Затем резко рванул поворотник вправо и начал медленно выбираться из тянущейся бесконечной железной змеёй вечерней пробки на съезд с магистрали. Дома его никто не ждал, жена гостила у родителей, и  Николай, неожиданно для себя, решил прокатиться за город. Цели и маршрута у него не было.  

       Вскоре последние окраинные дома в его городе сменились сначала проржавевшими гаражами, а затем вереницей серых унылых складов. Дорога петляла, ровный асфальт постепенно сменился ухабами. Промелькнули совсем уже разрушенные постройки, от которых остались только торчащие в вечернее небо остовы бетонных опор.      

        Проехав ещё немного, он остановился. Дорога почти потерялась среди разноцветья густой полевой растительности. Николай вышел из машины и огляделся. До хруста потянувшись, вдохнул пряную горечь мокрой травы и залюбовался, будто погрузился взглядом в мягкую белёсую дымку, разлитую по полю. Маленькие белые облачка, оброненные на землю недавним дождём, вытягивались к небу в попытке вернуться домой. Выглядело это так мило, что Николаю даже стало на какое-то время жалко себя. 

       Прокашлялся, не спеша огляделся. Взгляд его, рассеянно блуждая в цветущем и щебечущем разнообразии, вдруг зацепился за странное тёмное пятно чуть поодаль. Пятно шевелилось и как будто двигалось в сторону Николая. 

     - Бурёнка поди заплутала? – неожиданно по-деревенски выговорил он вслух …  

     Сердце предупредительно ёкнуло, однако после короткой борьбы, уступило место любопытству, и ноги сами понесли новоявленного пастуха в сторону затерявшейся коровы.

     Подойдя ближе, Николай остановился и закрыл глаза. Потом энергично потряс головой. Затем отвесил себе несколько звонких оплеух, до горящих щёк и звона в ушах. Затем снова закрыл и открыл глаза. Картинка не изменилась. 

     Это была не корова. Перед ним стоял конь. Нормальный, здоровый молодой конь, насколько было видно, мужского рода. Коричневый. Классического, можно сказать, цвета. Чистый и ухоженный, с аккуратно расчёсанной гривой. И… с длинным веретенообразным рогом, растущим прямо посередине конского лба. 

      – А я думал, что будет белочка или тараканы, а тут конь, – с тоской подумал Николай. 

      – И не пил особо, конец квартала всё-таки….. Вот за что мне ещё ума потеря?

     Конь глубоко и, казалось, понимающе вздохнул и пару раз переступил копытами.

     Тут в голове у Николая щёлкнуло. Словно взорвалась в голове небольшая, но яркая праздничная петарда, и оттого прежде недосягаемое вдруг стало понятно и доступно. Пазл сложился! 

     – Единорог!!! – радостно завопил он, и память услужливо вывалила все детские и взрослые воспоминания об этом волшебном существе. О том, что Единорог является проводником в волшебный и сказочный мир, где нет ни скуки, ни пустоты, ни печалей. И вся его прошлая мутная жизнь показалась лишь предстартовой площадкой перед самым невероятным путешествием в жизни. Все тяготы и мытарства теперь выглядели лишь испытаниями для героя, который с честью их выдержал. И вот он – его персональный Единорог стоит и бьёт копытом. Стоит ему только запрыгнуть на спину, обнять эту жилистую шею и, слегка сжав ногами бока, умчаться в пламенеющий закат, вспарывая ненавистную картонную реальность красивым витым рогом… Движимый необъяснимым порывом, Николай направился к единорогу и… стал пытаться оседлать спокойного зверя.

      От природы неспортивный и грузноватый, Николай и со стременами  попотел бы. Единорог же не имел ни узды, ни седла, ни стремени. Был горд и статен и, в отличие от верблюдов в Египте, передние ноги не подламывал. Николай, к исходу трёх часов упавший, наверное, пару сотен раз, всё еще не сдавался. Тяжело дыша, с красными глазами и фантастически грязный, он раз за разом штурмовал эту цитадель мечты. Единорог не возражал. Стоял, помахивая хвостом, с любопытством поглядывал на грязного начинающего ковбоя, но попыток помочь не делал. Николай же себе напоминал героя эпической драмы. После очередного падения, окончательно обессилев, он пролежал лицом в холодной мокрой траве, казалось, целую вечность, и, наконец, со стоном перевернулся на спину. Тело замёрзло и отчаянно болело. Очень хотелось курить, хотелось горячего ужина и прохладной водки, а ещё чего-то спокойного, вроде программы «Время».  Небо уже потемнело, украсилось мелкими звёздочками и смотрело на Николая огромным багровым глазом луны. Единорог по-прежнему спокойно пощипывал травку. Снизу он смотрелся как Эверест – невероятно красивый и совершенно недосягаемый. В какой-то момент он вдруг поднял голову и замер, и долго стоял так, неподвижно, упираясь сверкающим в лунном свете рогом прямо в Полярную звезду. Николай поднялся, отряхнул одежду и, пошатываясь, направился в сторону своей брошенной машины. По пути ни разу не обернулся. 

         Всю обратную дорогу с его лица не сходила лёгкая улыбка. То ли он уверовал, что Провидению на него не наплевать, и он особенный, а то ли просто вспоминал что-то приятное.