***

Ровно в пять это дерево

станет трубой,

тыква – крысой

и бочкой от кваса – карета,

ровно в пять хлынет дождь

и закончится лето,

разводя и взрывая

мосты за собой.

***              

Представь, он не умеет плавать!

Ничуть, ни капли, ни на грош!

Вот так всегда – о самом главном

совсем случайно узнаёшь!

А то – плечистее атланта,

румян, как вешняя заря,

притом читает Ницше, Канта

и братьев Гримм – без словаря.

Слова, улыбки, фразы, жесты –

ах, гений чистой красоты!

Что за уродство – совершенство

без ахиллесовой пяты…

Где нет дыры – откуда ветер ?

Где дыма нет – там нет огня !

Тот, кто умеет всё на свете –

неинтересен для меня.

А я ж хотела – дерзко, шумно,

и рассмеяться невпопад,

сказала бы – «какой ты умный,

а почему не депутат?»

Нет, всё значительно милее.

Хоть он и прёт на самый верх,

при этом – плавать не умеет,

а значит – тоже человек. 

***

Чем сердце успокоится? Дорогой

неблизкою?

 Прощением обиды?

Слезами? Чьей-то отповедью строгой?

(Паратова? Онегина?) Английским

уходом? (хлопнув дверью)

Мокрым снегом?

Обиженными дерзкими стихами?

Кромешной злобой от земли до неба?

Я пробовала. Только не стихает.

Окаменею, чтобы не раскиснуть.

Сейчас – нельзя. Живи в железной маске,

бумажный рыцарь (червь?) Из этой сказки

два выхода,

но я никак не втиснусь

в прокрустовое ложе компромисса.

Окаменею. Завтра будет завтра.

Мне ж только и всего – любви и мира.

А время –

неплохой транквилизатор.

***

Мой милый кактус, так мала земля,

что мы с тобой сошлись в одной квартире,

столь непохожие.

Я помню, как ты начинал с нуля,

горошиной дрожал в ночном эфире,

такой скукоженный.

Хозяин твой и мил и знаменит,

но он тебя совсем не поливает

рукою грешною.

Твой цепкий ум наверняка хранит –

две крепких скво никак не уживались

в одном скворешнике.

Змея на камне, и корабль в воде

следа не оставляют, как и слёзы

на подоконнике.

Я спрашивала знающих людей,

а где ответы на мои вопросы?

Лишь ты, зелёненький.

***

Я видала Тура Хейердала-

к нам в Азов однажды приезжал,

тёплый свет оранжевых кораллов

на лице обветренном лежал,

день и ночь копали неустанно -

говорят, здесь жили короли,

к викингам потом из устья Таны

первые правители пришли,

да не кто-нибудь - а лично Один, -

на Дону, на левом берегу,

прямо тут, где заросли пионов –

много лет давал отпор врагу.

Там нашли три скандинавских пряжки

для плаща – музею передал.

…А потом назвали миф натяжкой,

потому что умер Хейердал,

некому прочесть ландшафт трёхмерный,

золотые змейки быстрых рек,

нет ни в ком такого дара веры,

погрустнел сегодня человек.

Галапагосы

Неси, пустая голова,

туда, где скалы-великаны

и черепахи-острова,

рождённые из недр вулкана,

где бирюзовая вода

размоет нити Ариадны,

гуляют славные стада

невиданных и ненаглядных,

где раздувает красный шар

самец-фрегат любви навстречу,

голуболапых олушат

кальмары учат делать свечку,

в прибоях радуги игра –

захватит дух, подбросит кверху…

Да, это черепаший рай,

и в нём не место человеку,

но я недолго. Заживёт

на шее поцелуй медузы,

отпустит в безмятежье вод

та судорога (или муза) –

и справлюсь о пути назад

у желтопузой игуаны,

она и проведёт в закат

по красным отмелям песчаным.

***

Пять вечера. Локальная свобода

и, кажется, весна. Кислей лимона

косит светило из-за крыш хрущёвок.

Сегодня отдохни на мне, природа.

Мир оказался густонаселённым –

гляди, нехарактерный для Ростова

прохожий непохожий чернокожий

по витамину Д скучает тоже.

Языческий призыв «Весне дорогу!»

бессилен, хоть дороги все открыты.

Что ж я пишу темнее Гераклита?

Троллейбус мой ползёт – и слава Богу.

Будь проще – завещал великий Дарвин.

Мы снова под собой страны не чуем –

такая уж страна. И не врачуют

на длинных ножках хищные тюльпаны –

пространство деформируют бездарно,

и даже дождь не смоет грязь с экрана.

Как хорошо, что есть ещё мобильник,

немногословный, но любвеобильный.

А то бы день рассыпался, наверно,

во всю шизофрению постмодерна.

Короткое дыхание свободы –

но в гоблинском корявом переводе… 

***

Это кто ж это в зеркале?

Видимо, буду богатой,

толстой, злой, деловитой-

хоть в сплетницы, хоть в депутаты,

хоть на рынок с метлой –

и на ней же ночами носиться,

окончательно взрослая,

ведьмой – уж если не птицей,

обращайтесь с вопросами –

буду учить молодёжь,

все смолчат деликатно –

и я не узнаю, где ложь,

упиваясь собой,

буду шествовать чинная, важная,

и своею судьбой драматической потчевать каждого,

с полной чашей взойду – не распробую вашего чая,

и в лесах, и в горах, и в стихах откровенно скучая,

монументом себе, на таких же сограждан похожей.

Блин, приснится же… Бью зеркала, упаси меня, боже.

***

Они не знают зеркал.

Их отраженье – полёт.

На волглых пролежнях скал

небесной манны склюёт -

и вновь вольна и легка,

что в ней? - всего ничего.

От сильных мира сего -

к счастливым мира сего.