Весь июль Георгий ходил и ныл:

– Побрей меня!

При этом мужчина нервно чесал грудь и взъерошивал на голове чёрную густую щетину.

Вера, его жена, спрашивала:

– Гош, кто тебя укусил?

– Да никто. Хочу как у Вадима. Знаешь, как здорово, когда волос нет! Не жарко, стричь  не надо, и к тому же – экономия шампуня…

Однажды вечером Георгий с загадочным видом подошёл к Вере, приобнял за талию, заглянул ей  в  глаза и в очередной раз попросил:

– Побрей, а?

– Ты когда последний раз лысый-то ходил? – не сдавалась жена. – В армии? Тебя на работе на смех поднимут…

– Давай стриги, или я Вадима попрошу.

Делать нечего – пришлось Вере доставать машинку.

– Ты уверен? – в последний раз спросила она.

– Уверен, – ответил Георгий.

Раздетый по пояс, мужчина сидел в прихожей перед зеркалом.

– Не вертись, – Вера сделала мужу замечание, когда стряхивала с машинки остатки волос, а Гоша повернулся к зеркалу боком.

– Ой, вот здесь прыщ задела, кровь потекла, – забеспокоилась Вера.   

– Ерунда, – ответил Гоша. – Теперь отшлифуй.

– Как? – переспросила неопытная парикмахерша.

– Пойдём в ванную, покажу.

И Гоша достал бритвенный станок.

Через десять минут бритый и отполированный Георгий внимательно разглядывал свою блестящую лысину в зеркале.

– Вот теперь нормально, – подытожил он.

На другой день Гоша вышел на кухню в круглых солнцезащитных очках, чёрной футболке и чёрных джинсах.

– Фу ты, напугал, – Вера, которая переворачивала блин на сковородке, вздрогнула. – Киллер настоящий! Или нет, больше на актёра похож…

Георгий подошёл к Вере, поцеловал.

– Сейчас диван привезут, освободи место в гостиной.

– Уже заказал? – заволновалась Вера. – А  Катя когда приедет?

– Думаю, после обеда. Всё, я погнал, разберётесь тут.

И Гоша ушёл. Вера сбегала в магазин, закупила на вечер продуктов. Встретила «газельку» с новым диваном, распорядилась, куда его поставить. Когда грузчики уехали,  села на мягкое сиденье дивана, на минуту задумалась. Три дня придётся пожить по правилам другой семьи, ну да ладно, не страшно, всё-таки не чужие – дочь и внук Георгия. Своих-то пока не было.

Катя приехала на чёрной «Тойоте». Худенькая, невысокая, она стояла на улице и не заходила в подъезд, ждала, пока проснётся Лёнька. Вера вышла её встречать; поцеловала, растерявшуюся, смущённую, взяла у неё сумки.

Через час двухлетний Ленька уже носился по гостиной из угла в угол. «Мама!» – кричал он и врезался сначала в маму, потом с криком: «Деда!» – в дедушку, а с воплем «Тётя!» – в тётю, бежал в спальню и падал на кровать. Он переворачивался на спину и несколько секунд лежал в прострации, глядя на белый потолок, потом сползал с кровати и снова бежал к взрослым, стукая проходящую мимо него собаку случайно найденной батарейкой. Та, огрызаясь, рыкала на Лёньку и лаяла, звонко и заливисто, что с ней бывало совсем редко – собака была  старая, миролюбивая. Тогда Катя громко ругалась на неё: «Джесси, нельзя, он же маленький! Марш на своё место!» – и закрывала за собакой  дверь.

Дедушка Георгий успел показать внуку свои инструменты и покачать в самодельном кресле-качалке.

– Пойдём мы погуляем, – решил дед и повёл внука гулять. Катя с Верой остались дома готовить ужин.

Вечернее ярко-оранжевое солнце грустно заглядывало в кухонное окно. Оно слепило глаза, и Вере пришлось задёргивать занавеску, закрывать красивый вид.

– Как тебе новая папина причёска? – шутливо спросила она Катю. – Надо же было додуматься! Жарко ему, видите - ли!

– Я, думаю, он скорее из-за химии так сделал, – Катя с дымящейся чашкой кофе проследовала из кухни в комнату, села в кресло перед телевизором, откинулась. И уже оттуда громко добавила: – Чтобы ни перед кем не оправдываться, если, не дай Бог, чего. Сама понимаешь – неприятно.

Вера на автомате продолжала мелко резать в салат капусту, крошить чеснок.

– В смысле? – медленно повернулась она к Кате. – Перед кем оправдываться? Что неприятно?

– Ну, если вдруг волосы начнут вылезать.

Вера с выбившейся из-под косынки прядью стояла перед Катей. В опущенной руке она сжимала нож.

– Катя, я что-то не понимаю. Какая химия? Что ты говоришь?

Гошина дочь поставила чашку с блюдцем на стол. Выпрямилась:

– А разве он тебе не сказал?

– Нет, – Вера медленно положила нож рядом с чашкой Кати.

– Прям детский сад какой-то, – возмутилась та и пронзила Веру серьёзным взглядом. Карие глаза молодой женщины были в этот момент необыкновенно круглыми.

– Ну да, он химиотерапию делал недавно и постригся, я думаю, тоже из-за этого.

– Зачем?

Катя в ответ резко спросила:

– Вер, ты что, маленькая?

И продолжила:

– Тебе уже тридцать лет! Зачем стригутся? Зачем делают химиотерапию? Значит… рак. У него рак, ты что, не понимаешь?

Сердце  Веры похолодело.                

– Он мне ничего не сказал…

– Здрасьте! Как вы тут вообще живёте? А что тогда он тебе говорил, почему уезжал, где был?

Вера стояла перед Катей словно ученица перед учителем. Едва слышно пролепетала:

– Он говорил, что на обследование ездил. Спина у него болела.

– Ну да, ездил, а потом – что? Сколько раз ездил?

– Три или четыре – не помню точно. Но он сразу возвращался. Спрашиваю – что-то определили? А он только смеётся в ответ, говорит – врачи в затруднении, первый раз такой случай. Одни анализы у этих врачей на уме. Даже не знают, как подступиться к его проблеме…

– Ага. Мне он тоже сначала так говорил, пока я правду из него клещами не вытянула. Один сеанс у него был. Скоро второй. А ты, оказывается, и не в курсе. – Катя приподнялась и настороженно посмотрела в окно. – Значит, не зря я сюда из Москвы притащилась.

Она  встала с кресла, закрутила русые  волосы в комель.

– Только ему не говори, пожалуйста, про наш разговор. Скажи…  сама догадалась.

Вера в своём цветастом халатике вдруг заметалась по комнате:

– Где мой телефон?

Она проверила все столы и полки, посмотрела на кухне, в прихожей.

– Ну вот, потеряла, – обречённо сказала она. И стала искать тапочки, разговаривая сама с собой: –Только что в них была, где они теперь?

Она рассеянно смотрела на пол, и ей казалось, что там, внизу, ничего нет…

Катя подозрительно взглянула на мачеху.

– Опять я где-то телефон свой оставила, – повторила Вера и сняла с головы косынку. – Пойду, в ванной посмотрю.

Наспех застегнув ветровку, Вера выскочила на улицу. Тёмно-синяя туча нависла над пятиэтажкой. Вера сбежала с крыльца и свернула направо.

…Она быстро шла по асфальтовой дороге между домами, и не сразу заметила, что под её ногами что-то хрустит. Рассеянно глянув вниз, Вера увидела, что дорога усеяна мелкими камешками и битыми стёклами. Вера двинулась дальше по обочине.

 Все это время она видела не дорогу, а крутой песчаный обрыв над Волгой, закат в розовом мареве, просвечивающий сквозь листву берёз. Видела со стороны, как Георгий ловит рыбу на пляже, а сама она гуляет по берегу и любуется рекой; и как потом они собирают «чёртовы камешки»; как набивают полпакета, забыв про удочку, и она уплывает. Вере снова казалось, что этот вечер длится долго-долго, целую вечность, и так будет всегда….«Как же так? Неужели они не смогут больше поехать в Арефино? И наступит такое время, что его не будет рядом? Неужели я буду жить одна в этой большой квартире?»

Вера поднималась в горку, шла, опустив голову: «Но почему я сразу думаю о смерти? Люди лечатся и выздоравливают!»

Лицо и волосы намокли от дождя. Она накинула на голову  капюшон и едва успела шагнуть с обочины в сырую траву – в полуметре от неё притормозила легковушка. Боковое стекло плавно опустилось, и седой нерусский мужчина вежливо спросил Веру: 

– Вас подвезти?

Вера замотала головой: «Не надо».

Она ещё глубже шагнула в траву, вдруг запнулась и чуть не упала. И тут запела знакомая мелодия. Вера нащупала в заднем кармане джинсов мобильник.

– Привет, – спокойный, родной голос мужа прозвучал как будто с другой планеты. – Ты где у нас?

– Я? – Вера удивилась и огляделась по сторонам, только сейчас заметив приземистые деревянные дома неподалёку. Это ведь окраина города. – Я – у садов. – Она  выбралась из травы на песчаную дорогу. Машины уже не было видно.

–  Что ты там забыла? – усмехнулся Георгий. – Хлеба  купила? Я сейчас подъеду за тобой…

Вера развернулась и пошла в обратную сторону. У дороги ей попался небольшой магазинчик. Она в нерешительности остановилась у крыльца, вдруг вспомнив, что денег у неё с собой нет.

Когда на противоположной стороне притормозила машина с голубыми фарами, Вера перебежала дорогу, открыла дверцу и упала в знакомое кресло.

Георгий поцеловал Веру и осторожно провёл ладонью по её щеке.

– Ты вся мокрая! Почему зонт не взяла?

– Гоша, мне Катя всё рассказала, – выдохнула Вера.

– Что – всё? – глаза мужа смотрели внимательно.

– И почему ты постригся, и поч…. Почему ты мне ничего не сказал про химиотерапию?

Георгий откинулся к спинке сиденья и взялся за руль, потом выключил зажигание.

– А что было говорить, Вера? Я сам узнал недавно. Врачи толком ничего не сказали, анализы сдавать заставляли. Вот и ты знаешь теперь. Вер, что-то изменилось?

Она молчала, глядя в пустоту. Потом опустила голову и заплакала.

– Вер, – он взял её за руки и сжал в своих тёплых сухих ладонях. – Замёрзла совсем…

В сумерках Гоша видел Верины глаза, влажные, отражающие холодный свет фонаря.

– Больно было? – вдруг спросила Вера.

– Что? – не понял сначала Гоша. – А, ты про это… Нее, не больно, – ответил он и отпустил Верины руки. – Давление только на другой день подскочило, и целый день ещё тошнило в придачу.

– Бедненький. Эту химию ещё надо делать?

– Надо. Вот, поеду снова. Со своей паникёршей.

– Я – плохая жена, – убеждённо прошептала Вера, – потому что ничего не знаю и не выпытываю у тебя.

Она снова опустила голову.

– Брось, – ответил Гоша. – Ты – хорошая. Лучше мне не надо. Поехали домой.

Он стал искать сбоку своего сидения пристёжку.

Когда они зашли в квартиру, там было тихо. Только Джесси, лежащая на подстилке в прихожей, радостно застучала хвостом о пол.

Вера наклонилась, чтобы снять кроссовки, и тут к её ногам упали два блестящих блистера – упаковки из-под таблеток. Одна упаковка оказалась пустой.

Вера осторожно подняла блистеры и выпрямилась.

– Гош, что это?

– Таблетки, – Гоша незадачливо похлопал себя по карманам, заглянул в борсетку и протянул руку. – Случайно выпали, отдай. –

Он с равнодушным видом забрал упаковку и прошёл в комнату.

Насколько Вера помнила, эти таблетки были самыми сильными из анальгетиков.

Через час на кухне пахло жареным мясом и луком, висел голубоватый дым. Георгий  держал в руках и рассматривал бутыль с вином.

– Будем? – спросил он Веру, и, не дожидаясь ответа, начал откупоривать бутылку.

Катя размешивала салат.

– Гош, у нас бокалов нет, – напомнила Вера.

– Давай стаканы!

– Гош, может, мне всё-таки поехать с вами?

              – Ну, перестань! – махнул рукой Гоша. – Как с маленьким. Зачем со мной ехать, сопровождать ещё?

Он нахмурился, потёр свою блестящую лысину, а потом  неожиданно улыбнулся.

– Вера, я же – не безнадёжный, раз назначают лечение. Не переживай ты так.

Георгий взял свой стакан с вином и провозгласил:

– Ну, поднимайте бокалы! За вас, красавицы мои! За тебя, Катюх! За тебя, Вер!

Тихо зазвенело стекло. Гоша отпил немного вина и с затаённой глубокой нежностью посмотрел на жену.