Сегодня, 15 октября, мы отмечаем 95-летие со дня рождения Леонида Матвеевича Аринштейна – писателя, литературоведа, пушкиниста, исследователя эпохи Николая Первого. Фронтовика. Помню, про себя он как-то говорил: «Я – милитарист». А про Николая I – что классическое понимание его отношений с Пушкиным не имеет ничего общего с действительностью… «Артбухте» посчастливилось публиковать фронтовые воспоминания Леонида Матвеевича в своем альманахе. Год назад он от нас ушел. Но для нас он  - один из самых живых людей на этой Земле, и его юбилей мы хотели бы отметить публикацией одного его развернутого интервью, которое он дал 11 лет назад Ивану Толстому…

Ни Сталина, ни ура, ни “твою мать”: Война и внутренняя свобода Леонида Аринштейна.

Иван Толстой:

Со мною в студии – писатель, филолог и фронтовик Леонид Матвеевич Аринштейн. О своей жизни Леонид Матвеевич будет рассказывать сам, а вот несколько слов о том, что осталось за рамками разговора, сказать необходимо. Уже пять изданий выдержала книга Аринштейна “Непричесанная биография Пушкина”, которую многие наши слушатели наверняка видели. Это рассказы и исследования из пушкинской жизни, толкующие и проясняющие многие темные страницы биографии поэта. Свобода и незашоренность, с которыми книга написана, делают ее одной из самых интересах в современной пушкинистике. Но до написания “Непричесанной биографии” Леониду Аринштейну предстояло прожить собственную, как мы сейчас убедимся, весьма непричесанную.
Давайте по порядку. Леонид Матвеевич, начнем с детства, с родителей, с окружения и становления.


Леонид Аринштейн: Я родился в городе Ростов-на-Дону, в семье, что называлось, мелкобуржуазной, в общем, в интеллигентной семье. Мать у меня была музыкантша, училась на юридическом, потом ее выгнали как дочь эксплуататорского класса, а потом она кончила Медицинский институт. Отец еще до революции поступил на медицинский факультет, успел кончить один или два курса, это было в Екатеринославе, ныне - Днепропетровск. Он был занят махновскими войсками, и он ушел с махновцами. Во время войны он был махновцем, фельдшером, поскольку у него было медицинское образование. Естественно, он это потом скрывал, хотя мне много раз рассказывал забавные вещи. Заболел тифом, оказался в госпитале в районе Харькова. И все.
Потом он окончил, после революции и гражданской войны, медицинское образование, попал в Ростов, встретился с моей мамой, они поженились. Это было в 1924 году. В 1925 уже я родился. Мама была из очень преуспевающей еврейской семьи, папа был из прибалтийских немцев или шведов, они по-разному себя называли, лютеране. Мама была из очень интеллигентной еврейской семьи, она кончила гимназию, дед был видным купцом, который торговал в России, в основном, готовым платьем, которое он закупал в Германии и в Польше.
Во время гражданской войны вся семья была очень ангажирована деникинским окружением и Деникиным. Брат моей бабушки был чуть ли не министром у Деникина, ее родной брат был в Белой армии, он был расстрелян большевиками при захвате Ростова. Поэтому в семье было очень скептическое отношение ко всему тому, что произошло потом. Отец никогда не был партийным и всегда очень отрицательно, причем достаточно открыто, со своими друзьями и со мной, разговаривал на всякие такие темы. Поэтому я воспитался в таком окружении неприятия того, что происходит в стране, и с надеждой, что это рано или поздно кончится. Такая вот внутренняя эмиграция была.

Иван Толстой: Леонид Матвеевич, простите, что перебиваю, хотел уточнить: ведь очень многие, подавляющее число людей боялись в семьях говорить на всякие политические темы и от младшего поколения таили обычную, ежедневную политическую правду. Ваш отец был абсолютным исключением? Как вот сейчас, с высоты прожитых лет вам кажется?

Леонид Аринштейн: Я думаю, что в конце 20-х и начале 30-х годов, когда проходило мое детство, таких людей, которые уж слишком боялись, было гораздо меньше, чем после 34-го и 37-го года. Я знаю, что многие его друзья, совершенно разные люди, медицинское окружение, и не только медицинское, такая ростовская интеллигенция, не бог весть какая интеллигенция, но достаточно интеллигентные люди, они не очень таились, и юг страны, тем более, что Ростов был долгое время своеобразной столицей Белого движения, таким оплотом старого режима, как-то там еще не привыкли всего бояться и разговаривали достаточно открыто. Там, правда, и репрессий было больше, но это уже было позже, когда мы уехали в Ашхабад. Когда отец почувствовал наплыв этих репрессий, он принял предложение своего московского друга, профессора Романа Яковлевича Малыкина, который, кстати, был нейрохирургом довольно известным, чуть ли не учеником Поленова, и мы перебрались в Ашхабад. Это был 34-й год. Поэтому в дальнейшем мое детство проходило в Ашхабаде. Там все было совершенно по-другому...

Читать далее...