- Шторм. До утра парома не будет.

Эти слова означали – Борису надо смириться, что он застрял здесь без малого на сутки. Влезть в автобус, вернуться на нём в Керчь, а там – выйти, чтобы слоняться по городу.

На раскалённых улицах – духота.  Гроза, стремительная и желанная, бродила где-то за горизонтом.

«Ну, какой ещё шторм в такую погоду?..» В любой нормальной, привычной к материковым порядкам, голове такое укладывается с трудом. Определив направление, он скоро вышел к набережной. Море било о берега под безоблачным небом и долеталобрызгами, холодными и освежающими.

Поодаль белые яхты и серо-коричневые катера сбились у причала, как куры на невидимом насесте. А совсем рядом огромный, будто всплывшее морское чудовище, нагруженный корабль, медленно и грандиозно менял курс, готовясь пришвартоваться. Несколько минут, заворожённый зрелищем как в детстве, Борис не мог оторвать от корабля взгляда.

Наконец, кипящие волны были побеждены – исполин, покачиваясь, на самом малом ходу двинулся прямо.

***

- …если, оказавшись здесь, идти не торопясь, и оглядывать дома, читать вывески, вдыхать причудливую смесь запахов города и моря и сворачивать с новых на старые улицы, то город начнёт вам приоткрываться, - На тесном перекрёстке Борис догнал экскурсию и ненадолго задержался среди группы людей, внимавших приятному поставленному голосу: - И тогда под маской промзоны, стратегического порта и транспортного узла различается сначала недавняя история, отчаянная и героическая. Вы, конечно, уже слышали об Аджимушкайских каменоломнях, об их стасемидесятидневной обороне. О бессмертных героях Эльтигенского десанта. В честь тех и других названы улицы нашего города. До этого – времена чужих властвований, когда город и окрестности были одними из самых дальних окраин Крымского ханства и его покровительницы Блистательной Оттоманской Порты[1]. Мы проезжали сюда мимо Босфорского переулка. Ещё раньше был период запустения и упадка – он не слишком хорошо отражён, да и незачем. А перед ним, до всего этого – далёкая эпоха расцвета столицы могучего царства[2], бросившего вызов величайшей империи древности. Если бы война тогда завершилась по-другому, то и Центр мира, то самое место, куда ведут все дороги, могло быть не где-то в Риме, а прямо ЗДЕСЬ – в Пантикапее! – обладатель приятного голоса приподнялся на какую-то невидимую из-за спин ступеньку и оказался пухлым с заметной залысиной гидом. Он сделал паузу и пристально оглядел своих подопечных, как будто решая, стоит ли ещё взвинтить пафос своей речи или же рассказать подходящий случаю анекдот. 

Борис отразил долгий подозрительный взгляд соседки в пятнистой панамке, цепко прижавшей сумочку к животу, и заставил себя двинуться дальше.

- А там – знаменитая лестница без малого в полтысячи ступеней, - продолжал за спиной гид. - Мы на неё ещё поднимемся! – В ответ донёсся восторженный и горестный гул. 

***

Борис остановился под навесом с вывеской «ВИНО НА РОЗЛИВ». Сразу отвернулся от фруктов и бутербродов – в животе и так уже урчало от голода – а взял только стакан каберне. «Денег-то в обрез. Ночевать придётся сидя на переправе. Или на скамейке под платаном. Или… Или?..»

Огляделся. Через дорогу старинный дом среди большого сада. Красная черепица над белой стеной. Такие крыши ему здесь не встречались.

- Кто там живёт? – спросил смуглого парнишку-продавца. Тот выглянул из-под навеса и наморщил лоб, припоминая.

- Самуил, - ответил, наконец. - Да, точно. Караим. Так его зовут.

Борис кивнул, опрокинул в себя последний глоток и двинулся в сторону дома. Даже не спросил, что за странная фамилия – Караим?

***

Тёмный Угол выгнал старика Самуила на крыльцо.

Самуил прошептал молитву, глядя на заросший переплетёнными кустами юг, и сразу отправился к выходу, держа в поле зрения стену, чтобы опереться, если устанет. Теперь вот сидел на скамейке по колено в тени – так что ступни пекло солнце – и никак не решался вернуться.

Фасад его дома выходит на одну улицу, сад – на другую. А Самуил – самый старый на них обеих. И как же долго у него никак не получается умереть. Это последняя его забота. В ящике стола под лампой лежит особая тетрадка с потрёпанными углами, где записано, кого звать на похороны. Раз в полгода он сверяется и уточняет: все ли приглашённые живы сами, в уме ли они и точно ли в силах приехать? Порой приходится вычёркивать и думать дальше.

Жаль, что уже нет Симы. Хорошо, что есть Майя, её сестра. Она обо всём позаботится и ничего не упустит. Зря только он ей ТАК сказал в тот раз. Но это, понятно, стариковское. И она, кажется, отошла от обиды. Но, всё равно, зря…

Читать далее...